Смогут ли помириться Россия и Украина в ближайшем будущем
Конечно, Океания всегда воевала с Остазией, но представить себе Россию и Украину навсегда разделенными стеной ненависти невозможно даже сейчас, когда в России приговорена к 22 годам колонии украинка Савченко, а на Украине убит адвокат россиян Александрова и Ерофеева Грабовский. Третья военная весна - не лучшее время, чтобы думать и говорить об этом, но соседство, теснота связей, общее прошлое и культурная близость - этот запас прочности до сих пор позволяет надеяться на то, что через недолгое время отношения между нашими странами и народами станут если не дружескими, то, по крайней мере, нормальными. История знает множество случаев примирения самых лютых врагов.
Если брать нашу историю - позднесталинский СССР враждовал с Югославией, но смерть Сталина практически немедленно перевела империю Иосипа Броз Тито в разряд почти братских стран, а к концу столетия Сербия стала чуть ли не единственной страной в мире, которую в России называли братской не только из дипломатических соображений. В российско-китайских отношениях в наше время уже невозможно разглядеть следы вооруженного противостояния на острове Даманском меньше полувека назад, а ведь еще живо поколение, всерьез готовившееся к советско-китайской войне. Время, причем время довольно непродолжительное, способно стереть любые международные противоречия, и то, что сегодня кажется неразрешимым, завтра станет обыденностью. Пока до этого далеко, но пофантазировать ведь нам никто не мешает, правда же?
У современных украинских публицистов очень распространен навязчивый образ немецкого канцлера Вилли Брандта, стоящего на коленях у памятника жертвам Варшавского гетто. Так выглядит наше будущее примирение, если смотреть с другой стороны российско-украинской границы - будущий российский президент приезжает в Киев, подписывает акт приема-передачи Крымского полуострова, а потом подходит к памятнику Небесной сотни или героям АТО, встает на колени и кается за все, что сделала Украине путинская Россия. Такие образы, кстати - лишнее доказательство тому, что наше братство даже сейчас сильнее, чем может показаться. Универсальный культ Второй мировой войны в обеих странах имеет общее советское происхождение, он намертво врос в массовое сознание и сверх меры активно эксплуатируется при объяснении текущих политических событий. Враг всегда фашист, «мы» - всегда его жертвы и одновременно победители. Образ Брандта на коленях - он оттуда же, откуда и «бандеровцы» в наших теленовостях, и травма, вызывающая к жизни эти образы - она одинаковая что у россиян, что у украинцев.
Российская Федерация - огромная трудноуправляемая страна со слабыми, неэффективными и коррумпированными государственными институтами, которые когда-нибудь придется даже не реформировать, а воссоздавать заново. Доставшееся России материальное и нематериальное наследство СССР - бывшая союзная собственность, включая зарубежную, место в ООН, ядерное оружие, - заставило россиян всерьез относиться к своей стране как к прямой наследнице Советского Союза, но в действительности все гораздо сложнее. СССР не был равноправным альянсом 15 республик, у каждой республики (или у каждой группы республик - прибалтийских, закавказских, среднеазиатских) были какие-то свои эксклюзивные черты, и РСФСР, несмотря на свою огромность, была безусловной бедной родственницей остальных - без собственной компартии, академии наук, гостелерадио, вообще без всего. Советскую Россию на картах СССР честнее было бы обозначать словосочетанием «все остальное». Она и в административно-территориальном смысле сложилась из тех регионов, которые не получалось отнести к другим республикам - путинский миф о «Новороссии» (и родственный ему более давний лимоновский миф о «южной Сибири», то есть о Казахстане, за попытку вторжения в который Лимонова когда-то посадили в тюрьму) и возник из того, что неотличимые ни по составу населения, ни по структуре экономики, ни по историческому прошлому от наших черноземных областей регионы восточной Украины при проведении внутрисоветских границ стали частью УССР - и да, особенно показательным с этой точки зрения был Крым, отчужденный у РСФСР сильно позже межреспубликанского размежевания и потому воспринимавшийся как случайная потеря из-за прихоти Хрущева. Когда в 1991 году эту недореспублику объявили «правопреемницей СССР» - это ведь тоже была катастрофа, только не геополитическая, а скорее психологическая. И население крупнейшего обломка СССР, и его власть зажили с чувством, что они не обломок, а по-прежнему полноценная империя, способная в какой-то перспективе и на исторический реванш.
Травма бывшей УССР имела совсем другую природу. Крупнейшая из «полноценных» советских республик была такой же лоскутной, как и РСФСР, в которую одновременно входили среднерусские области, кавказские республики и что-то совсем экзотическое вроде Тувы или Калининграда; УССР в своих границах объединяла и старинные российские губернии, и бывшие территории Польши, Румынии, Чехословакии, Венгрии, никогда в досоветской истории не входившие в одно государство с Киевом и Харьковом. При этом (в отличие, скажем, от советского Казахстана, никогда не изображавшего из себя республику казахов) еще со времен довоенной «украинизации» никаких игр в многонациональность и лоскутное одеяло УССР себе не позволяла - это была именно республика украинцев, не видевшая вообще никаких культурных или человеческих различий между Одессой и Львовом, Донецком и Тернополем. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что многолетние советские руководители Хрущев и Брежнев, в общей сложности правившие Советским Союзом 28 лет, приехали в Москву с Украины, и к концу брежневского правления «днепропетровский клан» руководил всей большой страной, что не могло не отразиться на положении УССР внутри Союза. По отношению к хрущевско-брежневскому Кремлю Украина была метрополией, но этот парадокс вообще никак не был учтен при создании постсоветской украинской национальной мифологии, которая дала бывшей УССР самоощущение как минимум Польши - страны, оказавшейся в самом центре общеевропейских противоречий, веками боровшейся за собственную государственность, пережившей не один раздел и войну на уничтожение.
То есть мы видим, что в конфликте, вошедшем в активную фазу в 2014 году, друг другу противостоят РСФСР с самоощущением Российской Империи и УССР с самоощущением Польши. Лучшим способом помириться было бы взаимное аннулирование этих самоощущений, но в реальности стоит исходить из того, что украинская сторона после майдана и войны еще сильнее укрепится в том, что она - страна не Хрущева и Брежнева, а жертв голодомора, бойцов УПА и героев АТО, перед которыми любой человек из Москвы должен, как Брандт перед варшавянами, встать на колени (а даже если и встанет, то все равно не простят). Поэтому, скорее всего, послепутинской России придется выкручиваться самой и понять прежде всего про себя что-то, что не было понято ни в 1991 году, ни позже.
Прежде всего, никакого права на моральное и историческое наследование имперскому прошлому у сегодняшней России нет. РСФСР, реальной наследницей которой стала РФ, никогда не имела полноценной государственности, никогда не была родиной для русских за своими границами, никогда не могла обеспечить собственному населению ничего сверх тех объедков, которые давал этой республике союзный центр, эксплуатировавший ее человеческие и природные богатства, и не позволивший ей (в отличие от любой другой советской республики) иметь даже собственную национальную интеллигенцию. Как бы непривычно это ни звучало сейчас, но рано или поздно России придется пройти десоветизацию и научиться говорить «мы» не о смершевцах и конвойных Гулага, а о тех, чьи кости сгнили в Беломорканале или вмерзли в грунт на Колыме; не о маршалах-мясниках, а о непогребенных солдатах Мясного бора и Ржева. Самоидентификация, поиск себя в исторической и культурной системе координат - это то, что прошла Украина и до сих пор не прошла наша страна. Постсоветская Россия, вместо того чтобы заниматься собственным национальным и государственным строительством, вообразила, что у нее в этом смысле все в порядке, и за 25 лет пришла к полному моральному банкротству, самым наглядным символом которого стало полноценное Сомали, выстроенное силами РФ на обломках Донбасса. Это - то, что действительно придется возвращать Украине, помогая ей восстановить государственность и инфраструктуру на испорченных «русским миром» территориях и не ожидая никакой благодарности взамен. Отдельный долг, который достанется любой послепутинской власти в России - это те жители Донбасса, которые были готовы стать лояльными россиянами и лишили себя возможности вернуться на Украину вместе с территориями. Этих людей Россия будет обязана принять у себя, обеспечив их всем - работой, учебой, жильем, - чего они решились в результате «новороссийской» авантюры.
Важно понимать, что Крыма это касаться не должно. Крым, очевидно, так и останется местом приложения противоречий между РСФСР и УССР, и властям будущей России в любом случае придется искать какое-то другое будущее для полуострова вместо фантастического и направленного против крымчан «возвращения» на украинских условиях. Классик в этом смысле абсолютно прав - Крым не бутерброд. Власть, которая будет не в состоянии его удержать, очень скоро обнаружит, что она вообще не нужна России.
Вопрос покаяния, пресловутые колени Брандта - этой темы в российско-украинских отношениях будущего тоже просто не должно быть. Локальные войны между соседними странами - история человечества знает их больше, чем глобальных катастроф масштаба Второй мировой войны. Нынешние сербы и хорваты, может быть, и не братаются, но и глотки друг другу не режут - мы с украинцами больше похожи на них, чем на немцев и евреев или поляков, и вести себя нам придется точно так же - не взваливая на себя лишнюю вину, заново учиться соседствовать, торговать, путешествовать и понимать друг друга. Государственная и историческая мудрость, которая потребуется будущей российской власти при выстраивании отношений с Украиной, будет состоять в том, чтобы найти альтернативу модели «платить и каяться», которая, и это тоже важно понимать уже сейчас, ничего хорошего России не принесет. И не только России. Это стоит понимать и украинцам - мир и добрососедство для них возможен только с той Россией, которая будет лишена не только имперских амбиций, но и незаслуженной имперской вины.
http://vk.com/note15799010_11805623
Если брать нашу историю - позднесталинский СССР враждовал с Югославией, но смерть Сталина практически немедленно перевела империю Иосипа Броз Тито в разряд почти братских стран, а к концу столетия Сербия стала чуть ли не единственной страной в мире, которую в России называли братской не только из дипломатических соображений. В российско-китайских отношениях в наше время уже невозможно разглядеть следы вооруженного противостояния на острове Даманском меньше полувека назад, а ведь еще живо поколение, всерьез готовившееся к советско-китайской войне. Время, причем время довольно непродолжительное, способно стереть любые международные противоречия, и то, что сегодня кажется неразрешимым, завтра станет обыденностью. Пока до этого далеко, но пофантазировать ведь нам никто не мешает, правда же?
У современных украинских публицистов очень распространен навязчивый образ немецкого канцлера Вилли Брандта, стоящего на коленях у памятника жертвам Варшавского гетто. Так выглядит наше будущее примирение, если смотреть с другой стороны российско-украинской границы - будущий российский президент приезжает в Киев, подписывает акт приема-передачи Крымского полуострова, а потом подходит к памятнику Небесной сотни или героям АТО, встает на колени и кается за все, что сделала Украине путинская Россия. Такие образы, кстати - лишнее доказательство тому, что наше братство даже сейчас сильнее, чем может показаться. Универсальный культ Второй мировой войны в обеих странах имеет общее советское происхождение, он намертво врос в массовое сознание и сверх меры активно эксплуатируется при объяснении текущих политических событий. Враг всегда фашист, «мы» - всегда его жертвы и одновременно победители. Образ Брандта на коленях - он оттуда же, откуда и «бандеровцы» в наших теленовостях, и травма, вызывающая к жизни эти образы - она одинаковая что у россиян, что у украинцев.
Российская Федерация - огромная трудноуправляемая страна со слабыми, неэффективными и коррумпированными государственными институтами, которые когда-нибудь придется даже не реформировать, а воссоздавать заново. Доставшееся России материальное и нематериальное наследство СССР - бывшая союзная собственность, включая зарубежную, место в ООН, ядерное оружие, - заставило россиян всерьез относиться к своей стране как к прямой наследнице Советского Союза, но в действительности все гораздо сложнее. СССР не был равноправным альянсом 15 республик, у каждой республики (или у каждой группы республик - прибалтийских, закавказских, среднеазиатских) были какие-то свои эксклюзивные черты, и РСФСР, несмотря на свою огромность, была безусловной бедной родственницей остальных - без собственной компартии, академии наук, гостелерадио, вообще без всего. Советскую Россию на картах СССР честнее было бы обозначать словосочетанием «все остальное». Она и в административно-территориальном смысле сложилась из тех регионов, которые не получалось отнести к другим республикам - путинский миф о «Новороссии» (и родственный ему более давний лимоновский миф о «южной Сибири», то есть о Казахстане, за попытку вторжения в который Лимонова когда-то посадили в тюрьму) и возник из того, что неотличимые ни по составу населения, ни по структуре экономики, ни по историческому прошлому от наших черноземных областей регионы восточной Украины при проведении внутрисоветских границ стали частью УССР - и да, особенно показательным с этой точки зрения был Крым, отчужденный у РСФСР сильно позже межреспубликанского размежевания и потому воспринимавшийся как случайная потеря из-за прихоти Хрущева. Когда в 1991 году эту недореспублику объявили «правопреемницей СССР» - это ведь тоже была катастрофа, только не геополитическая, а скорее психологическая. И население крупнейшего обломка СССР, и его власть зажили с чувством, что они не обломок, а по-прежнему полноценная империя, способная в какой-то перспективе и на исторический реванш.
Травма бывшей УССР имела совсем другую природу. Крупнейшая из «полноценных» советских республик была такой же лоскутной, как и РСФСР, в которую одновременно входили среднерусские области, кавказские республики и что-то совсем экзотическое вроде Тувы или Калининграда; УССР в своих границах объединяла и старинные российские губернии, и бывшие территории Польши, Румынии, Чехословакии, Венгрии, никогда в досоветской истории не входившие в одно государство с Киевом и Харьковом. При этом (в отличие, скажем, от советского Казахстана, никогда не изображавшего из себя республику казахов) еще со времен довоенной «украинизации» никаких игр в многонациональность и лоскутное одеяло УССР себе не позволяла - это была именно республика украинцев, не видевшая вообще никаких культурных или человеческих различий между Одессой и Львовом, Донецком и Тернополем. Нельзя сбрасывать со счетов и то, что многолетние советские руководители Хрущев и Брежнев, в общей сложности правившие Советским Союзом 28 лет, приехали в Москву с Украины, и к концу брежневского правления «днепропетровский клан» руководил всей большой страной, что не могло не отразиться на положении УССР внутри Союза. По отношению к хрущевско-брежневскому Кремлю Украина была метрополией, но этот парадокс вообще никак не был учтен при создании постсоветской украинской национальной мифологии, которая дала бывшей УССР самоощущение как минимум Польши - страны, оказавшейся в самом центре общеевропейских противоречий, веками боровшейся за собственную государственность, пережившей не один раздел и войну на уничтожение.
То есть мы видим, что в конфликте, вошедшем в активную фазу в 2014 году, друг другу противостоят РСФСР с самоощущением Российской Империи и УССР с самоощущением Польши. Лучшим способом помириться было бы взаимное аннулирование этих самоощущений, но в реальности стоит исходить из того, что украинская сторона после майдана и войны еще сильнее укрепится в том, что она - страна не Хрущева и Брежнева, а жертв голодомора, бойцов УПА и героев АТО, перед которыми любой человек из Москвы должен, как Брандт перед варшавянами, встать на колени (а даже если и встанет, то все равно не простят). Поэтому, скорее всего, послепутинской России придется выкручиваться самой и понять прежде всего про себя что-то, что не было понято ни в 1991 году, ни позже.
Прежде всего, никакого права на моральное и историческое наследование имперскому прошлому у сегодняшней России нет. РСФСР, реальной наследницей которой стала РФ, никогда не имела полноценной государственности, никогда не была родиной для русских за своими границами, никогда не могла обеспечить собственному населению ничего сверх тех объедков, которые давал этой республике союзный центр, эксплуатировавший ее человеческие и природные богатства, и не позволивший ей (в отличие от любой другой советской республики) иметь даже собственную национальную интеллигенцию. Как бы непривычно это ни звучало сейчас, но рано или поздно России придется пройти десоветизацию и научиться говорить «мы» не о смершевцах и конвойных Гулага, а о тех, чьи кости сгнили в Беломорканале или вмерзли в грунт на Колыме; не о маршалах-мясниках, а о непогребенных солдатах Мясного бора и Ржева. Самоидентификация, поиск себя в исторической и культурной системе координат - это то, что прошла Украина и до сих пор не прошла наша страна. Постсоветская Россия, вместо того чтобы заниматься собственным национальным и государственным строительством, вообразила, что у нее в этом смысле все в порядке, и за 25 лет пришла к полному моральному банкротству, самым наглядным символом которого стало полноценное Сомали, выстроенное силами РФ на обломках Донбасса. Это - то, что действительно придется возвращать Украине, помогая ей восстановить государственность и инфраструктуру на испорченных «русским миром» территориях и не ожидая никакой благодарности взамен. Отдельный долг, который достанется любой послепутинской власти в России - это те жители Донбасса, которые были готовы стать лояльными россиянами и лишили себя возможности вернуться на Украину вместе с территориями. Этих людей Россия будет обязана принять у себя, обеспечив их всем - работой, учебой, жильем, - чего они решились в результате «новороссийской» авантюры.
Важно понимать, что Крыма это касаться не должно. Крым, очевидно, так и останется местом приложения противоречий между РСФСР и УССР, и властям будущей России в любом случае придется искать какое-то другое будущее для полуострова вместо фантастического и направленного против крымчан «возвращения» на украинских условиях. Классик в этом смысле абсолютно прав - Крым не бутерброд. Власть, которая будет не в состоянии его удержать, очень скоро обнаружит, что она вообще не нужна России.
Вопрос покаяния, пресловутые колени Брандта - этой темы в российско-украинских отношениях будущего тоже просто не должно быть. Локальные войны между соседними странами - история человечества знает их больше, чем глобальных катастроф масштаба Второй мировой войны. Нынешние сербы и хорваты, может быть, и не братаются, но и глотки друг другу не режут - мы с украинцами больше похожи на них, чем на немцев и евреев или поляков, и вести себя нам придется точно так же - не взваливая на себя лишнюю вину, заново учиться соседствовать, торговать, путешествовать и понимать друг друга. Государственная и историческая мудрость, которая потребуется будущей российской власти при выстраивании отношений с Украиной, будет состоять в том, чтобы найти альтернативу модели «платить и каяться», которая, и это тоже важно понимать уже сейчас, ничего хорошего России не принесет. И не только России. Это стоит понимать и украинцам - мир и добрососедство для них возможен только с той Россией, которая будет лишена не только имперских амбиций, но и незаслуженной имперской вины.
http://vk.com/note15799010_11805623