Однажды давным давно ( продолжение)
VII
В каменоломне было тихо, темно и прохладно. Чем дальше, тем тише и прохладнее. В общем-то, всё как и в прошлый раз. Большие мальчишки говорили, что в пещерах всегда так - и зимой, и летом. Особенно если поглубже залезть. Но глубоко лезть Ваня не собирался, он хотел только выручить свой танчик и своих солдатиков.
Куртку он надел сразу, чтобы не простыть опять, а вот свечку палить не стал. С горящей свечой в тесном лазе потом неудобно будет, а так быстро проскользнул, раз - и всё. А потом будет большой и относительно светлый грот. Тот самый, где они с босоногим мальчиком крепость строили и в солдатиков играли.
Протиснулся Ваня через щель в завале. Ощупью, в несколько шагов пересёк каменный карман, или, как он ещё его про себя называл, «гномий грот», и сразу же двинулся дальше, в большой. Ну так вот, полез он, стало быть, дальше в пещеру. Прилез, а там темнота глаз выколи, и нет уже никакого призрачного света. Порылся Ваня в сумке, достал спички со свечкой. Чиркал, чиркал, весь чиркалёк истыкал, а те только искрят да ломаются. Еле-еле управился с ними в темноте.
«Ну, - думает, - домой приду, надо будет свет в туалете выключить да потренироваться».
Зажёг он наконец свечу, смотрит вокруг, а нет ничего, ни танчика, ни солдатиков. Даже крепости, той, что они строили из камушков, и то нет. Водит он свечой по кругу, водит. Ну, думает, ушёл домой мальчишка, крепость разломал, камушки разбросал, ушёл и всё с собой забрал. Ладно, думает он, ну забрал так забрал. Забрал, значит, и делать тут больше ничего. И только повернулся было, чтобы назад пробираться, как вдруг слышит, будто бы где-то недалеко, у него за спиной, кто-то в темноте камушком о камушек постукивает. Тихо так тихо, едва слышно. Сначала раздельно так: тук, тут, тук. А потом часто и дробно: тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук. И снова, через паузу, раздельно: тук, тук, тук…
«Безымянный! - мелькнула мысль. - В солдатиков играет».
И только Ваня так подумал, как сразу и застыл в оцепенении. Сидит со свечой, парафин на руку капает, а он даже пошевелиться не может. А тут вдруг ещё и сквозняком откуда-то потянуло, да и задуло свечу. А как у него свеча та погасла, мальчишка от страха совсем обмер, так, что даже дышать перестал и сглотнуть боится, и всё внутри у него словно оборвалось и будто даже сердце остановилось.
Сидит Ваня в темноте, тишина вокруг, даже жилка в виске не бьётся - и только слышит он, как у него за спиной где-то тихо-тихо камушки перестукивают. Сначала так неторопливо и раздельно: тук, тук, тук, а потом часто и дробно: тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук. И снова через паузу раздельно: тук, тук, тук… Страшно-то как стало! С одной стороны, может быть, и ничего вроде, но, с другой стороны, может быть, это братик Эвы Двуликой его в подземелье так заманивает. С одной стороны, они с ним вроде как вместе уже играли, и всё обошлось, но, с другой стороны, а может быть, это нынче сестра ему так наказала, мол:
- Приведи-ка ко мне мальчика Ваню, - а потом утробно так и жутко: - У-у-у! - и снова: - Приведи-и-и мне его! Мне нужна его кро-о-овь!
Ну, вот вправду, откуда кто знает, чем они тут с сестрой все эти годы занимались? Питались чем? Может быть, кровью маленьких потерявшихся мальчиков?! Нет, сам-то Безымянный вроде как парнишка хороший. В смысле неплохой такой парень. А вот с сестрой его непонятно.
- Тук, тук, тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук, - снова вдруг послышалось из глубины подземелья.
И тут Ванечку как осенило. Да так осенило, как подбросило. Да ведь это же морзянка! Ну, точно, морзянка это! Азбука Морзе, код такой. Старинный морской телеграф. Да в этом простейшем коде до сих пор некоторые радиостанции работают - сообщения передают. И тут снова послышалось: тук, тук, тук. А потом: тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук…
- Три коротких, три длинных… - перевёл для себя Ваня - А дальше, дальше там что?
И, словно отвечая на его вопрос, в тишине вновь послышалось: тук, тук, тук.
- Три коротких? Три точки, три тире, три точки? - снова перевёл он для себя. Так это же…
Ваня чуть не задохнулся, прислушиваясь! Да не ошибся ли он? Не обознался ли? Ведь это же… СOС! Сигнал бедствия у моряков и полярников, сигнал бедствия на языке азбуки Морзе! Нет-нет, Ваня не настолько хорошо знал азбуку Морзе, чтобы передавать или принимать на ней сообщения, но этот сигнал он знал прекрасно. Этот сигнал знают все путешественники и моряки. Кто-то в пещере выстукивал буквы эс, о, эс, кто-то просил о помощи, кто-то подавал сигнал бедствия. И тут Ваня вспомнил: а ведь верно! И в прошлый раз, перед тем как они крепость строили и в солдатиков играли, он слышал точно такой же стук!
«Это тогда что же получается? - стал он рассуждать дальше. - Получается, что Безымянный, младший брат Эвы Двуликой, взывает о помощи?» Но они же сидели с ним рядом, они вместе играли, почему же он тогда сразу не попросил его об этом?
«Тут кроется какая-то тайна, - подумал Ваня. - А может быть, это был не он? В смысле не брат Эвы. В смысле, может быть, это не он отстукивал морзянкой сигнал СОС? А может быть, просто так совпало, может быть, в тот момент, когда они встретились с Безымянным, сигнал бедствия подавал кто-то другой? А если не он, то тогда кто?»
В любом случае здесь ответа на этот вопрос нет. И если он хочет знать, в чём тут дело, надо идти дальше, и тогда, может быть, он даже сможет помочь терпящим бедствие. Мальчишка опять достал спички, зажёг свечку и медленно двинулся вглубь каменоломни.
VIII
Шёл Ваня не торопясь, аккуратно, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Под ногами было полно камней. Они перекатываясь шуршали, хрумко грумкали друг о дружку в такт его шагам и заглушали своим грумким хрумканьем таинственную морзянку. Шаг за шагом, метр за метром грот постепенно сужался. А может быть, это был и не грот вовсе, а начало некой штольни или даже некого большого и таинственного тоннеля.
Вдруг впереди во мраке промелькнула еле различимая белая тень, и следом послышался лёгкий шорох. Да не тот шорох, который был от его шагов, а какой-то другой, отдельный.
Шшшх-шрхх.
Ване даже показалось, что он услышал, как где-то тихо и глухо упал камень. Опять-таки не от его шагов, а просто так, сам по себе.
Тук - и всё.
Он на мгновение замер в напряжении, озираясь и прислушиваясь. Нет. Ничего. Показалось. Всё тихо.
- Ладно, - начал себя уговаривать мальчик. - Только загляну, что там, а дальше не полезу, не пойду. И так уже смелый. Есть солдатики? Есть. Забираю и домой. А нет, всё равно домой. И дальше ни шагу. А то опять поздно вернусь, и что тогда я скажу маме?
- Нехорошо будет, - продолжал рассуждать он. - Я же ей обещал. А так приду, ботинки помою, брюки почищу - и всё нормально. А врать не буду. Если всё нормально, то она и не спросит. Зачем тогда врать? А вот если я опоздаю, то тогда ври не ври, она всё увидит, да ещё и посмотрит на меня так, с укоризной, и скажет: «Нет тебе больше веры!» И что тогда?
Ваня задумался, пытаясь себе представить, что же ещё тогда, но больше ничего особенного представить себе не мог. Только этот долгий-долгий мамин взгляд - и всё. Ну что ему будет? Что? Да по большому счёту ничего. Ничего ему не будет. Самое страшное наказание - это угол возле книжного шкафа. И что? Ну, стыдно ему там будет - и всё. Просто стыдно. Но это будет ужасно.
Вот так, обуреваемый грустными мыслями и тяжёлыми предчувствиями, опустив глаза, медленно-медленно...
«Шёл он, полон тяжёлых раздумий,
С грустью вглядываясь в темноту,
Мимо вяленых-пареных мумий,
Неулыбчивый, как Виннету».
Виннету этот ещё откуда-то приплёлся. Нет, стихи у него тоже не складывались, не получались. Вообще-то Ванька не считал себя поэтом. Все писали, и он писал. Точнее, не писал, необходимость записывать убивала в нём всё желание творить, а просто выдумывал рифмы.
«Шёл, не вглядываясь в темноту
С грустью, полон тяжёлых раздумий,
Мимо пареных, как Виннету,
Но улыбчивых вяленых мумий».
Ванька вертел слова и так, и этак, представлял себе перемотанных бинтами злых вяленых человечков, менял строки местами и всё шёл и шёл, глядя на неулыбчивый язычок пламени, который, как Виннету в перьях, плясал, камлая перед ним в темноте.
- Камлая… Это ещё откуда-то взялось… - бормотал на ходу Ваня. - Камлая - это вроде как колдуя, - вспоминал он значение тоже невесть откуда взявшегося красивого и таинственного слова.
«Виннету, наверное, с собой привёл, - подумал Ваня, - слова, они такие. Сначала одно придёт, а потом другие за собой тащит. И надо тебе, не надо, а они уже пришли, толпятся вокруг, и делай с ними теперь что хочешь».
Много света свеча не давала, и по большому счёту он шёл ощупью, медленно ведя рукою по холодной стене. То от нечего делать разглядывая бесформенные булыганы у себя под ногами, а то свои пальцы, скользящие по шершавому серому камню. Мумий Ваня почему-то не боялся. У него почему-то была чёткая уверенность, что мумий здесь быть не должно. Не тот климат им, что ли? Опять-таки у него же в руке Виннету! Храбрый воин! Хао! И пока Виннету пляшет у него на ладони, никто в мире к нему даже не прикоснётся!
IX
- Ты ли это, братец мой неназванный, Неназванный-Безымянный?! - неожиданно услышал он у себя за спиной вкрадчивый и нежный женский голос.
Ваня вздрогнул, резко обернулся и прямо перед собой увидел невесть откуда тут взявшуюся красивую молодую женщину. Даже нет, скорее ещё девушку. Пламя свечи освещало только её лицо, а фигура говорившей постепенно скрадывалась темнотой и словно растворялась внизу во мраке.
- Как же я давно тебя ищу! - прошептала она и одним неуловимым движением, бесшумно, почти вплотную приблизилась к нему.
Иван, шаркнув камнями, непроизвольно отпрянул на шаг назад, но не испугался, а наоборот, скорее даже залюбовался ею. Да и как ею было не залюбоваться? Ведь она была очень, даже очень красивой. Юной и красивой. Да что там, она была прекрасной! Хотя нет, нет-нет, она, конечно, не была такой же красивой, как его мама, но тоже очень и даже очень-очень.
- Брат, братишка, - ещё раз прошептала она, вновь бесшумно пододвигаясь ближе, - как же долго я тебя искала…
Голос у неё был низкий и грудной. Он даже как-то не вязался с её внешностью, но тоже был очень и очень приятный. Она протянула к нему руки и, приблизив своё лицо к его лицу, нежно, даже не коснувшись, обняла его за плечи.
- Идём домой, - продолжила она, - пойдём, нас уже даже стены заждались.
С этими словами таинственная красавица сделала ещё какое-то неуловимое движение, свеча у Ваньки в руке вновь погасла, а девушка, всё так же не касаясь, подхватила мальчишку на руки и куда-то понесла в темноте, продолжая быстрым шёпотом причитать у него прямо над самым ухом:
- Братец ты мой любимый, братец Безымянный. Безымянный-Неназванный. Где же ты пропадал?! - шептала она - Как же я давно тебя ищщщу! Как же долго я тебя искала!..
Иван не видел и не чувствовал её, не слышал и не чувствовал её шагов, а слышал только её беспокойный шёпот и ощущал её стремительный бег, примерно так же, как ощущают, наверное, падение в пропасть. И в этот самый момент ему стало вдруг по-настоящему страшно. Оцепенение сменилось смертельным ужасом, и он закричал, срывая голос, что было сил:
- Я не твой братец! Отпусти меня! Ведьма! Ведьма! Я не твой братец, я Ванечка!
Но Эва - а это, как вы уже догадались, была именно она - словно и не слыша его, всё продолжала шептать и шептать и куда-то неслась в темноте с Ванечкой на руках.
- Отпусти! - закричал он ещё раз и в этот момент почувствовал резкий удар в лицо.
Очнулся Ванечка уже лёжа на земле. Лоб у него болел и, противно пощипывая, саднил. Он непроизвольно пощупал его рукой, рану сразу защипало ещё сильнее, и Ваня тут же отдёрнул руку. Тогда он сел в темноте, облокотился спиной о стену и пошарил руками вокруг. Неожиданно его пальцы наткнулись на выроненный им огарок свечи.
- Повезло так повезло, - подумал он про себя, достал из кармана спички и на этот раз быстро снова зажёг свечу.
- Ты зажигаешь свет, - вновь услышал он знакомый женский голос у себя за спиной. Обернулся и опять увидел её, на этот раз словно выныривающую из стены. И когда она проплывала мимо, оказалось, что на затылке у неё ещё одно точно такое же лицо и она говорит с ним двумя лицами сразу.
- Ты не проходишь сквозь стены, - продолжала она задумчиво. - У тебя течёт кровь, - потом немного помолчала, покусывая губы, и подытожила, покачивая головой: - Ты не мой брат. Если бы ты был моим братиком, я бы пронесла тебя сквозь любую преграду, и ты бы даже не коснулся её, а ты не мой брат, ты обманщик.
С этими словами она протянула свою руку с растопыренной пятернёй и вновь не касаясь схватила его за плечо.
- Сначала ты обманул свою маму, - сказал призрак, наклоняясь к нему и постепенно приближая свои глаза к его глазам, - а теперь ты захотел обмануть и меня, - шептал он всё тише и тише, продолжая своё движение так, словно желал войти в широко распахнутые от ужаса глаза мальчика.
- А ведь не брат ты, не брат мне, не брат… - ещё раз задумчиво констатировала Эва, после чего, резко отпрянув в сторону, стала меняться в лице.
«Боже мой, что же делать? - в отчаянье подумал Ваня. - Неужели всё? Неужели это всё? Сейчас засыплет - и поминай как звали!»
«Братик, как же его звали? - попытался он вспомнить. - Как же было его имя? Мама говорила? Мама ведь наверняка говорила!»
- Неназванный! Безымянный! - закричал он в отчаянии.
- Нет, это не его имя, - с грустным спокойствием сказала старуха, и огромные, как тараканы, густые слёзы неожиданно побежали из её глаз. - Его звали как-то иначе. Как-то ведь его звали… - продолжала она горестно рассуждать вслух.
- А ты хотел меня обмануть! - вдруг опять встрепенулась она. - Чему только тебя учили дома и в школе? Ай-яй-яй, как же тебе не стыдно? Ты хотел обмануть бедную старую женщину?!
- Я не хотел! - в отчаянии закричал Ваня.
- Ах, не хотел?! - заорала она на него страшным голосом. - А кто тогда хотел?!
И от этого её крика всё вокруг заходило ходуном, стены каменоломни задрожали, и посыпались первые камни.
«Неужели всё? - снова подумал Ваня. - Неужели всё?»
И словно ещё на что-то надеясь, скрещивая пальцы, украдкой потянул левую руку себе за спину. Но она заметила этот его жест и только грустно улыбнулась в ответ.
- Не выйдет, - хрипло прошептала она. - Не дома, не выйдет.
И в этот момент послышалось лёгкое шлёпанье босых детских ног, и в темноте прохода промелькнула белая рубашонка. Эва резко обернулась и тут же, забыв обо всём, бросилась за ней следом.
X
«Как он только ноги на камнях не ранит? - устало подумал Иван. - Впрочем, это уже не важно, спасибо тебе, спасибо тебе, Безымянный… Брат».
Облокотившись спиной о стену тоннеля, Ванька сидел на камнях поперёк прохода. Рядом с ним на земле подрагивал тусклый огонёк свечи.
«Сейчас она догорит, - рассуждал про себя мальчик, - и станет совсем темно».
Он вдруг почувствовал, что очень устал и делать ему совсем ничего не хочется. А хочется вот так вот сидеть, вытянув ноги, и смотреть, как догорает свеча. Он поднял первый попавшийся подходящий камень и принялся им царапать на стене послание: «Тому, кто меня найдёт…», но потом передумал писать долгое завещание и ограничился хрестоматийно кратким: «Здесь был Ваня».
«Не дома. Не выйдет», - вспомнил он последние слова Эвы.
- Ладно, надо идти, - сказал он себе. - Надо выходить из этих катакомб. Надо вставать и идти.
Ваня вдруг понял, что всё то, что до сих пор с ним происходило, было ещё не так уж страшно. Всё, что случилось с ним, скорее напоминало какую-то игру вроде казаков-разбойников, а действительно страшное начинается именно сейчас. Он либо выйдет и спасётся, либо останется здесь навсегда. Ваня мысленно так и сказал, как будто говорил о ком-то другом: «Останется здесь навсегда». Он не хотел думать слово «смерть», тем более применительно к себе. Он понимал, что с людьми так бывает, но только не с ним, он же не такой, с ним этого случиться не должно. По крайней мере сейчас. Потому что сейчас он встанет и пойдёт. Вопрос вот только, куда он пойдёт? Потому что у него есть как минимум два пути. Либо налево, либо направо. Главное сейчас - сделать правильный выбор и правильно распределить свои силы. Да, силы! Нужно ещё раз всё хорошенько обдумать, определить, в какой стороне выход, и, как говорят, подзаправиться перед дальней дорогой. Благо есть чем. Ванька порылся в сумке, достал из неё четвертинку чёрного, задул свечу, чтобы та зря не горела, и принялся в темноте всухомятку жевать хлеб. Пить ему, конечно, тоже хотелось, но он сказал себе, что по пути ему обязательно встретится подземное озеро с целебной и студёной водой, и тогда уж он непременно напьётся.
«Итак, в какую сторону? - думал он. - Налево или направо?»
Где-то он слышал или читал, что под землёй пламя свечи всегда колеблется, указывая на выход из пещеры. На самом деле это была одна из причин, по которой он взял с собой из дома именно свечку, а не фонарик. Но свеча до сих пор, как назло, горела ровно и даже не вздрагивала. Ну, если не считать сквозняка, которым её задуло в самом начале.
«Предательница», - сердито подумал Ваня.
Придётся положиться на авось. Ладно, в конце концов, выбрать между налево или направо - это гораздо проще, чем, как в сказках, выбирать одну из трёх дорог.
- А кстати, если учитывать ещё и ту дорогу, по которой герой приехал, - рассуждал Ваня, - то Витязь на распутье выбирал даже не из трёх дорог, а из четырёх. Следовательно, Ванька по-всякому был в выигрыше.
- Ну, так что? Налево или направо? - спросил он себя ещё раз. - Как там было в сказках? Налево пойдёшь - сам пропадёшь, направо пойдёшь - коня потеряешь.
«Коня у меня нет, - подумал Иван, подражая своему сказочному тёзке, - стало быть, пойду-ка я направо».
Вот так вот незатейливо и просто иногда в жизни решаются самые серьёзные вопросы. Доел Ваня свой хлеб, отряхнул руки, встал, положил ладонь на стену и сделал на пробу несколько шагов. Чтобы зря не жечь свечку, он принял решение, что будет идти в темноте, держась рукой за одну из стен. Во-первых, особо смотреть всё равно было не на что, а свеча только слепила глаза и двигаться по-любому приходилось ощупью. А во-вторых, чтобы не заблудиться в лабиринте, так и так надо всегда держаться одной из стен. Вот когда будет необходимо что-нибудь посмотреть, он зажжёт свечу и посмотрит, а так нечего зазря свет палить! Он сделал ещё несколько шагов в темноте и понял, что нормально, как говорится, потянет. Не быстро конечно, но двигаться можно. Аккуратно, внимательно, потихонечку, маленькими шажками…
XI
- Ахтунг! Хендэ хох! - внезапно раздалось из темноты, и в глаза ему ударил свет фонаря.
«Это по-каковски? - мысленно озадачился Ваня. - Это не по-русски».
- Кто это?! - непроизвольно прикрывая глаза рукой, тихо спросил он вслух и сам поразился собственному спокойствию. Да и ладно. Надо сказать, за сегодня с ним приключилось столько неожиданностей, что он от них уже даже не вздрагивал.
Это куда же его занесло? Напротив стоял какой-то чудаковатый дядька в железной каске, высоких сапогах и с огромным квадратным фонарём, больше похожим на маленький чемоданчик.
«Спасатель, что ли?» - недоумевал Иван.
И ему вдруг стало как-то даже обидно, что вот так вот теперь все его приключения и закончатся. А он-то уже всё спланировал и всё обдумал. И как экономить свечу, и как идти, держась рукой за стену, чтобы не заблудиться. Он даже придумал, как сам выйдет наверх из пещеры, и, может быть, даже успеет домой, и, может быть, даже мама ничего не заметит. Он так всё хорошо придумал, и вот теперь всё это рушилось.
- Аусвайс! - сказал грубый мужской голос.
- Аус - что?! - растерянно переспросил Ванечка.
Тогда вопрошавший подошёл к нему ближе, почти вплотную, Ваня даже разглядел щетину на его щеках и огромный чёрный фашистский крест на клапане нагрудного кармана его зелёного форменного кителя.
- Аусвайс! - гортанно рявкнул фашист ещё раз и посветил фонариком прямо Ване в глаза.
- П-п-простите, я вас не понимаю... - пролепетал мальчик.
- Ну и не надо! - неожиданно ответил тот и весело рассмеялся. - Проверка! - и добавил вполголоса, уже, как показалось Ване, с сочувствием: - Ты откуда такой?
- Я? Ванечка.
- Это я уже понял, - сказал странный дядька, многозначительно подмигивая. - А здесь-то ты откуда взялся?
- Я…
- Ты, ты!
Ваня замолчал. Он, конечно же, знал ответ на этот вопрос, но ему было почему-то очень стыдно. Не таким ему виделся финал его невероятных и героических приключений.
- Я заблудился, - наконец с трудом выдавил он из себя.
- Да это понятно… - как-то неожиданно, буднично и просто отреагировал тот на его признание.
- Ну, и где ты живёшь? - как бы вскользь снова спросил он.
- Я? - ещё раз растерянно уточнил мальчик.
- Ты, ты, а кто же ещё?
- Дома, с мамой, - сказал Ваня.
- Отличный выбор! - весело воскликнул фашист, легонько хлопнул его по плечу и расхохотался собственной шутке.
И вот тут Ване стало опять страшно.
«А ведь он не коснулся моего плеча! - подумал Ваня. - То есть шлепок-то, конечно, был, но касания… кажется, не было!»
- Хм, брат. Да ты же живой! Не, ну точно живой. Вон как пот на лбу выступил! - отпустил фашист зловещий комментарий. - Так ты, выходит, недавно здесь ошиваешься... - задумчиво закончил он свою непонятную реплику, не то спрашивая, а не то утверждая.
- Я солдатиков потерял, - ни к тому, ни к сему неожиданно произнёс Ваня, чтобы хоть как-то поддержать разговор и объяснить своё пребывание в этом подземелье.
- Ну, то есть не потерял, - поправился он, - а оставил. Мы здесь играли, играли, вот я солдатиков тут и оставил, - ещё раз уточнил он, не желая начинать новое знакомство со лжи.
- Да, видел я их, - задумчиво глядя себе под ноги, сказал дядька. - Железные такие парни, настоящие такие!
- Да-да! - оживился Ваня. - Я пошёл их искать, а потом заблудился.
- Эва, она такая, за этой не заржавеет… - опять задумчиво, словно о чём-то своём, произнёс загадочный собеседник.
- А кто это? - спросил его Ваня так, как будто бы первый раз слышал это имя. Нет, ну мало ли, а вдруг ещё что-нибудь интересное расскажет?
- О, это длинная история - ответил чудной дядька, - может быть, я тебе как-нибудь потом её расскажу, - и тихо буркнул, немного подумав: - Может быть.
«Может быть», - мысленно передразнил его Ваня.
- Простите, пожалуйста, - извинился он ещё раз на всякий случай, - а вы, наверное, немецко-фашистский захватчик, да?
Может быть, этого не стоило говорить, может быть, об этом не стоило спрашивать, но Ваньке было очень, ну очень-очень любопытно. Он же никогда в жизни не видел ни одного немецко-фашистского захватчика, а тут такая удача! С корявым крестом, в каске и вроде совсем не страшный даже!
Захватчик поднял голову и испытующе, с интересом посмотрел на Ивана. Мальчик съёжился под этим пудовым взглядом и сразу же триста раз проклял себя и своё любопытство, когда тот, глядя Ване прямо в глаза, размеренно и сурово произнёс:
- Вообще-то это страшная тайна, но ты, я вижу, парень хороший, поэтому тебе я её расскажу. Я не немецко-фашистский захватчик, - с этими словами он многозначительно поднял на своём френче клапан нагрудного кармана, на котором болтался фашистский крест, и под ним Ваня увидел вышитую на зелёном сукне красную звезду со скрещёнными белыми костями.
- Я пиратский партизан-разведчик, - торжественно сказал дядька. - Только смотри, никому не проболтайся, а то это страшная военная тайна.
И, видя зреющий в мальчишеских глазах вопрос, немного помедлив, многозначительно добавил:
- Ну, если только Чернышу или маме. Мама у тебя, по всему сразу видно, хорошая. Мама не проболтается.
И Ванечке почему-то опять за себя стало стыдно. Мама-то конечно, мама-то не проболтается… Но любопытство брало своё.
- А сколько вас тут? - не унимался Ваня.
- А вот это, парень, уже совсем большая военная тайна, - сурово ответил старый солдат. - Скажу тебе только, что нас тут достаточное количество. Потому как если нас будет больше или меньше, чем надо, война закончится, ибо равновесие тогда нарушится и кто-нибудь обязательно победит.
- Да-а-а, - соглашаясь с такими доводами, растерянно протянул Ванечка. - Тогда конечно... А вы тогда случайно не знаете, где здесь выход? - неожиданно вспомнив о главном, спросил он на всякий случай.
- Выход? - переспросил пиратский партизан-разведчик. - А, выход там! - с этими словами он рассеянно махнул рукой куда-то вдоль прохода. - Ступай прямо, я посвечу.
- А вы? - на всякий случай спросил мальчик.
- А мне нельзя, - сказал он. - Я же тебе говорю, равновесие нарушится. А потом, ну что мне у вас делать? У вас война есть?
- Дома нет. По крайней мере, я не помню, - честно ответил Ваня.
- Ну вот, - удовлетворённо резюмировал пиратский партизан. - Ступай, приятно было поболтать.
- И мне тоже, очень приятно было познакомиться, - вежливо сказал на прощание Ваня. Повернулся и пошёл в ту сторону, в которую указывал ему пиратский партизан.
- Иди, иди. Не боись, я свечу! - видя, что в какой-то момент Ваня в нерешительности замедлил шаг, крикнул ему призрачный партизан-разведчик. - Всё в порядке. Не бойся!
У него действительно был очень хороший и очень мощный фонарь.
- Всё под контролем!.. А с Евой я поговорю, она хорошая… ты заходи, если что!.. - продолжал он кричать ему вслед, покачивая издали фонарём.
XII
Штольня, а точнее, всё-таки штрек, как и ожидал Ваня, закончился вскоре небольшим гротом и узким лазом. В последний раз махнув на прощание рукой партизану-разведчику, Ваня протиснулся сквозь эту щель и оказался в крохотном каменном мешке. Упираясь затылком в его свод, он стоял, согнувшись в три погибели, и в поисках выхода шарил раскинутыми руками вокруг себя в темноте.
«Судя по тому, что я могу коснуться обеих стен сразу, - прикинул Ванечка, - очень может быть, что это опять тот самый “гномий грот”».
- Тогда где-то тут должен быть выход, - сказал он себе и, порывшись в сумке, достал из неё огарок свечи и спички.
И не надо тут удивляться. Мол, что это маленький мальчик, как старый дед, сам с собой разговаривает? Вы попробуйте хотя бы минуту просидеть один в глухой, пустой, тёмной комнате. Многие даже очень смелые люди в темноте начинают разговаривать сами с собой, чтобы было не так страшно и одиноко.
Действовать приходилось на ощупь, как заправскому спелеологу или партизану-подпольщику. Немного почиркав о коробок и сломав пару спичек, Ваня наконец-то зажёг свечу.
«Ну что же, мастерство растёт, - удовлетворённо отметил он про себя. - Надо будет дома ещё в туалете потренироваться».
И вот только тут, вспомнив о доме и о маме, Ваня задумался о том, сколько же прошло времени с тех пор, как он её ослушался и отправился за город, через поле, на реку, в старые заброшенные каменоломни.
А грот оказался действительно очень-очень маленьким. Выход из него Ваня разглядел почти сразу же, как только зажёг свечу. А ещё он увидел, что рядом с ним, в камнях под ногами, что-то блестит. Протянул руку. Ба! Да это же солдатики! Нашлись! А вот и танчик рядом! Да как же это он, когда сюда шёл, сразу-то не догадался здесь посмотреть? Эх, голова! Свечки пожалел!
Мальчик подобрал танчик, собрал солдатиков и рассовал всё по карманам. Ну, теперь-то он их уже ни за что не потеряет! И на этот раз, уже с пониманием дела, задув свечу, Ваня бросил огарок обратно в сумку и ощупью стал пробираться к выходу.
XIII
Когда он вылез на поверхность, была уже ночь. Ветер лениво шелестел редкой листвой, и через этот вздрагивающий чёрный шёпот угадывались какие-то неясные голоса, какие-то дальние хлёсткие вскрики, а вдоль реки и по перелеску, то вспыхивая, а то угасая, медленно блуждали маленькие огоньки. Ваня стал пристально вглядываться в темноту, пытаясь понять, что же это за светлячки? В конце концов, сейчас через них ему придётся бежать домой. Мама, конечно, будет ругаться и плакать, и он, без сомнения, будет наказан, но не торчать же по этому поводу здесь всю ночь.
И тут неожиданно прямо в глаза ему ударил яркий белый свет. Он заморгал, потом зажмурился, пытаясь привыкнуть, и в это мгновение кто-то большой и чёрный кинулся на него из темноты. Ваня инстинктивно отшатнулся назад и упёрся спиной в стену. Всё, бежать было некуда. В воздухе мелькнули чёрные когтистые лапы, в лучах слепящего света возникла распахнутая пасть с огромными жёлтыми клыками, на Ваню пахнуло удушливым смрадом и… мокрый шершавый язык в одно движение облизал ему всё лицо.
- Черныш?! - не то удивился, не то обрадовался мальчик. Пёс отскочил на шаг, завертел хвостом и, припадая на передние лапы, залился радостным звонким лаем. И в этот момент прямо в глаза Ване ударил ещё один луч света, после чего незнакомый мужской голос громко спросил:
- Живой?!
- Живой, - оторопело сказал Ваня шёпотом.
- Нашёлся! Живой! - закричал мужчина куда-то назад в темноту. И там сразу закрутились огоньки, загалдели голоса, и всё пришло в движение.
- Руки целы, ноги целы? - снова спросили его.
- Целы, - эхом повторил Ваня.
- Ну, тогда держись! - и чьи-то сильные руки его подхватили и вынесли из каменоломни. И это были самые настоящие руки, потому что Ванька их почувствовал. Потом эти руки положили его на носилки, и другие сильные руки взяли эти носилки и куда-то его понесли. Рядом прыгал и лаял Черныш, а из темноты выплывали то медики в белых халатах, то спасатели в рыжих касках. А ещё рядом шла его мама, она плакала и то и дело хватала его то за руку, а то за плечо. И Ванечке было почему-то за неё очень-очень стыдно. Ну правда, зачем она себя так ведет? Всё же нормально. Прямо даже перед людьми неудобно.
А потом его осматривали врачи. К этому Ваня отнёсся уже с пониманием. Всех космонавтов и всех путешественников всегда сначала осматривают врачи. Доктора обрабатывали чем-то рану у него на лбу, слушали его стетоскопом, мерили температуру, светили фонариком в глаза, он показывал им язык, и всё это время рядом плакала и причитала его мама. А потом к Ване подошёл генерал. Ну, может быть, это был и не генерал, но у него были самые большие звёзды на погонах, поэтому Ваня про себя назвал его генералом.
- Как же так, Иван?! - сказал «генерал». - Как же это вы не послушались мамы и пошли играть за город, через поле, на реку, в старой заброшенной каменоломне?! Тем самым вы подвергали опасности не только себя, но и материнское сердце! Стыдно, молодой человек, очень стыдно! Немедленно попросите у мамы прощения и пообещайте, что вы больше никогда! Слышите меня? Никогда так не поступите!
И Ваня попросил прощения и клятвенно пообещал, и мама ему поверила и его простила. После этого «генерал» снял с себя фуражку и, уже перейдя с ним на ты, добродушно, как старому приятелю, сказал:
- А знаешь? Я тебе тоже верю, парень! Смотрю вот тебе в глаза и вижу, что ты честный и хороший человек! Поэтому вот тебе моя фуражка! Учись хорошо, примеряй её каждый день, и как станет она тебе впору, приходи к нам в МЧС, будем спасать человеков.
- Людей? - переспросил Ваня.
- И их тоже, - сказал «генерал». - В общем, приходи. Нам такие умные и смелые парни, как ты, ой как нужны! С этими словами он водрузил Ване на голову свою фуражку, встал, пожал ему руку, приобнял за плечи его маму, а потом со всеми попрощался, сел в свой вертолёт и улетел в ночное небо.
А Ваня всё стоял, смотрел ему вслед и думал о том, что, когда вырастет большим и станет проницательным, он тоже обязательно научится летать к звёздам и хороших людей отличать по глазам от плохих.
В каменоломне было тихо, темно и прохладно. Чем дальше, тем тише и прохладнее. В общем-то, всё как и в прошлый раз. Большие мальчишки говорили, что в пещерах всегда так - и зимой, и летом. Особенно если поглубже залезть. Но глубоко лезть Ваня не собирался, он хотел только выручить свой танчик и своих солдатиков.
Куртку он надел сразу, чтобы не простыть опять, а вот свечку палить не стал. С горящей свечой в тесном лазе потом неудобно будет, а так быстро проскользнул, раз - и всё. А потом будет большой и относительно светлый грот. Тот самый, где они с босоногим мальчиком крепость строили и в солдатиков играли.
Протиснулся Ваня через щель в завале. Ощупью, в несколько шагов пересёк каменный карман, или, как он ещё его про себя называл, «гномий грот», и сразу же двинулся дальше, в большой. Ну так вот, полез он, стало быть, дальше в пещеру. Прилез, а там темнота глаз выколи, и нет уже никакого призрачного света. Порылся Ваня в сумке, достал спички со свечкой. Чиркал, чиркал, весь чиркалёк истыкал, а те только искрят да ломаются. Еле-еле управился с ними в темноте.
«Ну, - думает, - домой приду, надо будет свет в туалете выключить да потренироваться».
Зажёг он наконец свечу, смотрит вокруг, а нет ничего, ни танчика, ни солдатиков. Даже крепости, той, что они строили из камушков, и то нет. Водит он свечой по кругу, водит. Ну, думает, ушёл домой мальчишка, крепость разломал, камушки разбросал, ушёл и всё с собой забрал. Ладно, думает он, ну забрал так забрал. Забрал, значит, и делать тут больше ничего. И только повернулся было, чтобы назад пробираться, как вдруг слышит, будто бы где-то недалеко, у него за спиной, кто-то в темноте камушком о камушек постукивает. Тихо так тихо, едва слышно. Сначала раздельно так: тук, тут, тук. А потом часто и дробно: тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук. И снова, через паузу, раздельно: тук, тук, тук…
«Безымянный! - мелькнула мысль. - В солдатиков играет».
И только Ваня так подумал, как сразу и застыл в оцепенении. Сидит со свечой, парафин на руку капает, а он даже пошевелиться не может. А тут вдруг ещё и сквозняком откуда-то потянуло, да и задуло свечу. А как у него свеча та погасла, мальчишка от страха совсем обмер, так, что даже дышать перестал и сглотнуть боится, и всё внутри у него словно оборвалось и будто даже сердце остановилось.
Сидит Ваня в темноте, тишина вокруг, даже жилка в виске не бьётся - и только слышит он, как у него за спиной где-то тихо-тихо камушки перестукивают. Сначала так неторопливо и раздельно: тук, тук, тук, а потом часто и дробно: тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук. И снова через паузу раздельно: тук, тук, тук… Страшно-то как стало! С одной стороны, может быть, и ничего вроде, но, с другой стороны, может быть, это братик Эвы Двуликой его в подземелье так заманивает. С одной стороны, они с ним вроде как вместе уже играли, и всё обошлось, но, с другой стороны, а может быть, это нынче сестра ему так наказала, мол:
- Приведи-ка ко мне мальчика Ваню, - а потом утробно так и жутко: - У-у-у! - и снова: - Приведи-и-и мне его! Мне нужна его кро-о-овь!
Ну, вот вправду, откуда кто знает, чем они тут с сестрой все эти годы занимались? Питались чем? Может быть, кровью маленьких потерявшихся мальчиков?! Нет, сам-то Безымянный вроде как парнишка хороший. В смысле неплохой такой парень. А вот с сестрой его непонятно.
- Тук, тук, тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук. Тук-тук-тук, - снова вдруг послышалось из глубины подземелья.
И тут Ванечку как осенило. Да так осенило, как подбросило. Да ведь это же морзянка! Ну, точно, морзянка это! Азбука Морзе, код такой. Старинный морской телеграф. Да в этом простейшем коде до сих пор некоторые радиостанции работают - сообщения передают. И тут снова послышалось: тук, тук, тук. А потом: тук-тук-тук, тук-тук-тук, тук-тук-тук…
- Три коротких, три длинных… - перевёл для себя Ваня - А дальше, дальше там что?
И, словно отвечая на его вопрос, в тишине вновь послышалось: тук, тук, тук.
- Три коротких? Три точки, три тире, три точки? - снова перевёл он для себя. Так это же…
Ваня чуть не задохнулся, прислушиваясь! Да не ошибся ли он? Не обознался ли? Ведь это же… СOС! Сигнал бедствия у моряков и полярников, сигнал бедствия на языке азбуки Морзе! Нет-нет, Ваня не настолько хорошо знал азбуку Морзе, чтобы передавать или принимать на ней сообщения, но этот сигнал он знал прекрасно. Этот сигнал знают все путешественники и моряки. Кто-то в пещере выстукивал буквы эс, о, эс, кто-то просил о помощи, кто-то подавал сигнал бедствия. И тут Ваня вспомнил: а ведь верно! И в прошлый раз, перед тем как они крепость строили и в солдатиков играли, он слышал точно такой же стук!
«Это тогда что же получается? - стал он рассуждать дальше. - Получается, что Безымянный, младший брат Эвы Двуликой, взывает о помощи?» Но они же сидели с ним рядом, они вместе играли, почему же он тогда сразу не попросил его об этом?
«Тут кроется какая-то тайна, - подумал Ваня. - А может быть, это был не он? В смысле не брат Эвы. В смысле, может быть, это не он отстукивал морзянкой сигнал СОС? А может быть, просто так совпало, может быть, в тот момент, когда они встретились с Безымянным, сигнал бедствия подавал кто-то другой? А если не он, то тогда кто?»
В любом случае здесь ответа на этот вопрос нет. И если он хочет знать, в чём тут дело, надо идти дальше, и тогда, может быть, он даже сможет помочь терпящим бедствие. Мальчишка опять достал спички, зажёг свечку и медленно двинулся вглубь каменоломни.
VIII
Шёл Ваня не торопясь, аккуратно, то и дело останавливаясь и прислушиваясь. Под ногами было полно камней. Они перекатываясь шуршали, хрумко грумкали друг о дружку в такт его шагам и заглушали своим грумким хрумканьем таинственную морзянку. Шаг за шагом, метр за метром грот постепенно сужался. А может быть, это был и не грот вовсе, а начало некой штольни или даже некого большого и таинственного тоннеля.
Вдруг впереди во мраке промелькнула еле различимая белая тень, и следом послышался лёгкий шорох. Да не тот шорох, который был от его шагов, а какой-то другой, отдельный.
Шшшх-шрхх.
Ване даже показалось, что он услышал, как где-то тихо и глухо упал камень. Опять-таки не от его шагов, а просто так, сам по себе.
Тук - и всё.
Он на мгновение замер в напряжении, озираясь и прислушиваясь. Нет. Ничего. Показалось. Всё тихо.
- Ладно, - начал себя уговаривать мальчик. - Только загляну, что там, а дальше не полезу, не пойду. И так уже смелый. Есть солдатики? Есть. Забираю и домой. А нет, всё равно домой. И дальше ни шагу. А то опять поздно вернусь, и что тогда я скажу маме?
- Нехорошо будет, - продолжал рассуждать он. - Я же ей обещал. А так приду, ботинки помою, брюки почищу - и всё нормально. А врать не буду. Если всё нормально, то она и не спросит. Зачем тогда врать? А вот если я опоздаю, то тогда ври не ври, она всё увидит, да ещё и посмотрит на меня так, с укоризной, и скажет: «Нет тебе больше веры!» И что тогда?
Ваня задумался, пытаясь себе представить, что же ещё тогда, но больше ничего особенного представить себе не мог. Только этот долгий-долгий мамин взгляд - и всё. Ну что ему будет? Что? Да по большому счёту ничего. Ничего ему не будет. Самое страшное наказание - это угол возле книжного шкафа. И что? Ну, стыдно ему там будет - и всё. Просто стыдно. Но это будет ужасно.
Вот так, обуреваемый грустными мыслями и тяжёлыми предчувствиями, опустив глаза, медленно-медленно...
«Шёл он, полон тяжёлых раздумий,
С грустью вглядываясь в темноту,
Мимо вяленых-пареных мумий,
Неулыбчивый, как Виннету».
Виннету этот ещё откуда-то приплёлся. Нет, стихи у него тоже не складывались, не получались. Вообще-то Ванька не считал себя поэтом. Все писали, и он писал. Точнее, не писал, необходимость записывать убивала в нём всё желание творить, а просто выдумывал рифмы.
«Шёл, не вглядываясь в темноту
С грустью, полон тяжёлых раздумий,
Мимо пареных, как Виннету,
Но улыбчивых вяленых мумий».
Ванька вертел слова и так, и этак, представлял себе перемотанных бинтами злых вяленых человечков, менял строки местами и всё шёл и шёл, глядя на неулыбчивый язычок пламени, который, как Виннету в перьях, плясал, камлая перед ним в темноте.
- Камлая… Это ещё откуда-то взялось… - бормотал на ходу Ваня. - Камлая - это вроде как колдуя, - вспоминал он значение тоже невесть откуда взявшегося красивого и таинственного слова.
«Виннету, наверное, с собой привёл, - подумал Ваня, - слова, они такие. Сначала одно придёт, а потом другие за собой тащит. И надо тебе, не надо, а они уже пришли, толпятся вокруг, и делай с ними теперь что хочешь».
Много света свеча не давала, и по большому счёту он шёл ощупью, медленно ведя рукою по холодной стене. То от нечего делать разглядывая бесформенные булыганы у себя под ногами, а то свои пальцы, скользящие по шершавому серому камню. Мумий Ваня почему-то не боялся. У него почему-то была чёткая уверенность, что мумий здесь быть не должно. Не тот климат им, что ли? Опять-таки у него же в руке Виннету! Храбрый воин! Хао! И пока Виннету пляшет у него на ладони, никто в мире к нему даже не прикоснётся!
IX
- Ты ли это, братец мой неназванный, Неназванный-Безымянный?! - неожиданно услышал он у себя за спиной вкрадчивый и нежный женский голос.
Ваня вздрогнул, резко обернулся и прямо перед собой увидел невесть откуда тут взявшуюся красивую молодую женщину. Даже нет, скорее ещё девушку. Пламя свечи освещало только её лицо, а фигура говорившей постепенно скрадывалась темнотой и словно растворялась внизу во мраке.
- Как же я давно тебя ищу! - прошептала она и одним неуловимым движением, бесшумно, почти вплотную приблизилась к нему.
Иван, шаркнув камнями, непроизвольно отпрянул на шаг назад, но не испугался, а наоборот, скорее даже залюбовался ею. Да и как ею было не залюбоваться? Ведь она была очень, даже очень красивой. Юной и красивой. Да что там, она была прекрасной! Хотя нет, нет-нет, она, конечно, не была такой же красивой, как его мама, но тоже очень и даже очень-очень.
- Брат, братишка, - ещё раз прошептала она, вновь бесшумно пододвигаясь ближе, - как же долго я тебя искала…
Голос у неё был низкий и грудной. Он даже как-то не вязался с её внешностью, но тоже был очень и очень приятный. Она протянула к нему руки и, приблизив своё лицо к его лицу, нежно, даже не коснувшись, обняла его за плечи.
- Идём домой, - продолжила она, - пойдём, нас уже даже стены заждались.
С этими словами таинственная красавица сделала ещё какое-то неуловимое движение, свеча у Ваньки в руке вновь погасла, а девушка, всё так же не касаясь, подхватила мальчишку на руки и куда-то понесла в темноте, продолжая быстрым шёпотом причитать у него прямо над самым ухом:
- Братец ты мой любимый, братец Безымянный. Безымянный-Неназванный. Где же ты пропадал?! - шептала она - Как же я давно тебя ищщщу! Как же долго я тебя искала!..
Иван не видел и не чувствовал её, не слышал и не чувствовал её шагов, а слышал только её беспокойный шёпот и ощущал её стремительный бег, примерно так же, как ощущают, наверное, падение в пропасть. И в этот самый момент ему стало вдруг по-настоящему страшно. Оцепенение сменилось смертельным ужасом, и он закричал, срывая голос, что было сил:
- Я не твой братец! Отпусти меня! Ведьма! Ведьма! Я не твой братец, я Ванечка!
Но Эва - а это, как вы уже догадались, была именно она - словно и не слыша его, всё продолжала шептать и шептать и куда-то неслась в темноте с Ванечкой на руках.
- Отпусти! - закричал он ещё раз и в этот момент почувствовал резкий удар в лицо.
Очнулся Ванечка уже лёжа на земле. Лоб у него болел и, противно пощипывая, саднил. Он непроизвольно пощупал его рукой, рану сразу защипало ещё сильнее, и Ваня тут же отдёрнул руку. Тогда он сел в темноте, облокотился спиной о стену и пошарил руками вокруг. Неожиданно его пальцы наткнулись на выроненный им огарок свечи.
- Повезло так повезло, - подумал он про себя, достал из кармана спички и на этот раз быстро снова зажёг свечу.
- Ты зажигаешь свет, - вновь услышал он знакомый женский голос у себя за спиной. Обернулся и опять увидел её, на этот раз словно выныривающую из стены. И когда она проплывала мимо, оказалось, что на затылке у неё ещё одно точно такое же лицо и она говорит с ним двумя лицами сразу.
- Ты не проходишь сквозь стены, - продолжала она задумчиво. - У тебя течёт кровь, - потом немного помолчала, покусывая губы, и подытожила, покачивая головой: - Ты не мой брат. Если бы ты был моим братиком, я бы пронесла тебя сквозь любую преграду, и ты бы даже не коснулся её, а ты не мой брат, ты обманщик.
С этими словами она протянула свою руку с растопыренной пятернёй и вновь не касаясь схватила его за плечо.
- Сначала ты обманул свою маму, - сказал призрак, наклоняясь к нему и постепенно приближая свои глаза к его глазам, - а теперь ты захотел обмануть и меня, - шептал он всё тише и тише, продолжая своё движение так, словно желал войти в широко распахнутые от ужаса глаза мальчика.
- А ведь не брат ты, не брат мне, не брат… - ещё раз задумчиво констатировала Эва, после чего, резко отпрянув в сторону, стала меняться в лице.
«Боже мой, что же делать? - в отчаянье подумал Ваня. - Неужели всё? Неужели это всё? Сейчас засыплет - и поминай как звали!»
«Братик, как же его звали? - попытался он вспомнить. - Как же было его имя? Мама говорила? Мама ведь наверняка говорила!»
- Неназванный! Безымянный! - закричал он в отчаянии.
- Нет, это не его имя, - с грустным спокойствием сказала старуха, и огромные, как тараканы, густые слёзы неожиданно побежали из её глаз. - Его звали как-то иначе. Как-то ведь его звали… - продолжала она горестно рассуждать вслух.
- А ты хотел меня обмануть! - вдруг опять встрепенулась она. - Чему только тебя учили дома и в школе? Ай-яй-яй, как же тебе не стыдно? Ты хотел обмануть бедную старую женщину?!
- Я не хотел! - в отчаянии закричал Ваня.
- Ах, не хотел?! - заорала она на него страшным голосом. - А кто тогда хотел?!
И от этого её крика всё вокруг заходило ходуном, стены каменоломни задрожали, и посыпались первые камни.
«Неужели всё? - снова подумал Ваня. - Неужели всё?»
И словно ещё на что-то надеясь, скрещивая пальцы, украдкой потянул левую руку себе за спину. Но она заметила этот его жест и только грустно улыбнулась в ответ.
- Не выйдет, - хрипло прошептала она. - Не дома, не выйдет.
И в этот момент послышалось лёгкое шлёпанье босых детских ног, и в темноте прохода промелькнула белая рубашонка. Эва резко обернулась и тут же, забыв обо всём, бросилась за ней следом.
X
«Как он только ноги на камнях не ранит? - устало подумал Иван. - Впрочем, это уже не важно, спасибо тебе, спасибо тебе, Безымянный… Брат».
Облокотившись спиной о стену тоннеля, Ванька сидел на камнях поперёк прохода. Рядом с ним на земле подрагивал тусклый огонёк свечи.
«Сейчас она догорит, - рассуждал про себя мальчик, - и станет совсем темно».
Он вдруг почувствовал, что очень устал и делать ему совсем ничего не хочется. А хочется вот так вот сидеть, вытянув ноги, и смотреть, как догорает свеча. Он поднял первый попавшийся подходящий камень и принялся им царапать на стене послание: «Тому, кто меня найдёт…», но потом передумал писать долгое завещание и ограничился хрестоматийно кратким: «Здесь был Ваня».
«Не дома. Не выйдет», - вспомнил он последние слова Эвы.
- Ладно, надо идти, - сказал он себе. - Надо выходить из этих катакомб. Надо вставать и идти.
Ваня вдруг понял, что всё то, что до сих пор с ним происходило, было ещё не так уж страшно. Всё, что случилось с ним, скорее напоминало какую-то игру вроде казаков-разбойников, а действительно страшное начинается именно сейчас. Он либо выйдет и спасётся, либо останется здесь навсегда. Ваня мысленно так и сказал, как будто говорил о ком-то другом: «Останется здесь навсегда». Он не хотел думать слово «смерть», тем более применительно к себе. Он понимал, что с людьми так бывает, но только не с ним, он же не такой, с ним этого случиться не должно. По крайней мере сейчас. Потому что сейчас он встанет и пойдёт. Вопрос вот только, куда он пойдёт? Потому что у него есть как минимум два пути. Либо налево, либо направо. Главное сейчас - сделать правильный выбор и правильно распределить свои силы. Да, силы! Нужно ещё раз всё хорошенько обдумать, определить, в какой стороне выход, и, как говорят, подзаправиться перед дальней дорогой. Благо есть чем. Ванька порылся в сумке, достал из неё четвертинку чёрного, задул свечу, чтобы та зря не горела, и принялся в темноте всухомятку жевать хлеб. Пить ему, конечно, тоже хотелось, но он сказал себе, что по пути ему обязательно встретится подземное озеро с целебной и студёной водой, и тогда уж он непременно напьётся.
«Итак, в какую сторону? - думал он. - Налево или направо?»
Где-то он слышал или читал, что под землёй пламя свечи всегда колеблется, указывая на выход из пещеры. На самом деле это была одна из причин, по которой он взял с собой из дома именно свечку, а не фонарик. Но свеча до сих пор, как назло, горела ровно и даже не вздрагивала. Ну, если не считать сквозняка, которым её задуло в самом начале.
«Предательница», - сердито подумал Ваня.
Придётся положиться на авось. Ладно, в конце концов, выбрать между налево или направо - это гораздо проще, чем, как в сказках, выбирать одну из трёх дорог.
- А кстати, если учитывать ещё и ту дорогу, по которой герой приехал, - рассуждал Ваня, - то Витязь на распутье выбирал даже не из трёх дорог, а из четырёх. Следовательно, Ванька по-всякому был в выигрыше.
- Ну, так что? Налево или направо? - спросил он себя ещё раз. - Как там было в сказках? Налево пойдёшь - сам пропадёшь, направо пойдёшь - коня потеряешь.
«Коня у меня нет, - подумал Иван, подражая своему сказочному тёзке, - стало быть, пойду-ка я направо».
Вот так вот незатейливо и просто иногда в жизни решаются самые серьёзные вопросы. Доел Ваня свой хлеб, отряхнул руки, встал, положил ладонь на стену и сделал на пробу несколько шагов. Чтобы зря не жечь свечку, он принял решение, что будет идти в темноте, держась рукой за одну из стен. Во-первых, особо смотреть всё равно было не на что, а свеча только слепила глаза и двигаться по-любому приходилось ощупью. А во-вторых, чтобы не заблудиться в лабиринте, так и так надо всегда держаться одной из стен. Вот когда будет необходимо что-нибудь посмотреть, он зажжёт свечу и посмотрит, а так нечего зазря свет палить! Он сделал ещё несколько шагов в темноте и понял, что нормально, как говорится, потянет. Не быстро конечно, но двигаться можно. Аккуратно, внимательно, потихонечку, маленькими шажками…
XI
- Ахтунг! Хендэ хох! - внезапно раздалось из темноты, и в глаза ему ударил свет фонаря.
«Это по-каковски? - мысленно озадачился Ваня. - Это не по-русски».
- Кто это?! - непроизвольно прикрывая глаза рукой, тихо спросил он вслух и сам поразился собственному спокойствию. Да и ладно. Надо сказать, за сегодня с ним приключилось столько неожиданностей, что он от них уже даже не вздрагивал.
Это куда же его занесло? Напротив стоял какой-то чудаковатый дядька в железной каске, высоких сапогах и с огромным квадратным фонарём, больше похожим на маленький чемоданчик.
«Спасатель, что ли?» - недоумевал Иван.
И ему вдруг стало как-то даже обидно, что вот так вот теперь все его приключения и закончатся. А он-то уже всё спланировал и всё обдумал. И как экономить свечу, и как идти, держась рукой за стену, чтобы не заблудиться. Он даже придумал, как сам выйдет наверх из пещеры, и, может быть, даже успеет домой, и, может быть, даже мама ничего не заметит. Он так всё хорошо придумал, и вот теперь всё это рушилось.
- Аусвайс! - сказал грубый мужской голос.
- Аус - что?! - растерянно переспросил Ванечка.
Тогда вопрошавший подошёл к нему ближе, почти вплотную, Ваня даже разглядел щетину на его щеках и огромный чёрный фашистский крест на клапане нагрудного кармана его зелёного форменного кителя.
- Аусвайс! - гортанно рявкнул фашист ещё раз и посветил фонариком прямо Ване в глаза.
- П-п-простите, я вас не понимаю... - пролепетал мальчик.
- Ну и не надо! - неожиданно ответил тот и весело рассмеялся. - Проверка! - и добавил вполголоса, уже, как показалось Ване, с сочувствием: - Ты откуда такой?
- Я? Ванечка.
- Это я уже понял, - сказал странный дядька, многозначительно подмигивая. - А здесь-то ты откуда взялся?
- Я…
- Ты, ты!
Ваня замолчал. Он, конечно же, знал ответ на этот вопрос, но ему было почему-то очень стыдно. Не таким ему виделся финал его невероятных и героических приключений.
- Я заблудился, - наконец с трудом выдавил он из себя.
- Да это понятно… - как-то неожиданно, буднично и просто отреагировал тот на его признание.
- Ну, и где ты живёшь? - как бы вскользь снова спросил он.
- Я? - ещё раз растерянно уточнил мальчик.
- Ты, ты, а кто же ещё?
- Дома, с мамой, - сказал Ваня.
- Отличный выбор! - весело воскликнул фашист, легонько хлопнул его по плечу и расхохотался собственной шутке.
И вот тут Ване стало опять страшно.
«А ведь он не коснулся моего плеча! - подумал Ваня. - То есть шлепок-то, конечно, был, но касания… кажется, не было!»
- Хм, брат. Да ты же живой! Не, ну точно живой. Вон как пот на лбу выступил! - отпустил фашист зловещий комментарий. - Так ты, выходит, недавно здесь ошиваешься... - задумчиво закончил он свою непонятную реплику, не то спрашивая, а не то утверждая.
- Я солдатиков потерял, - ни к тому, ни к сему неожиданно произнёс Ваня, чтобы хоть как-то поддержать разговор и объяснить своё пребывание в этом подземелье.
- Ну, то есть не потерял, - поправился он, - а оставил. Мы здесь играли, играли, вот я солдатиков тут и оставил, - ещё раз уточнил он, не желая начинать новое знакомство со лжи.
- Да, видел я их, - задумчиво глядя себе под ноги, сказал дядька. - Железные такие парни, настоящие такие!
- Да-да! - оживился Ваня. - Я пошёл их искать, а потом заблудился.
- Эва, она такая, за этой не заржавеет… - опять задумчиво, словно о чём-то своём, произнёс загадочный собеседник.
- А кто это? - спросил его Ваня так, как будто бы первый раз слышал это имя. Нет, ну мало ли, а вдруг ещё что-нибудь интересное расскажет?
- О, это длинная история - ответил чудной дядька, - может быть, я тебе как-нибудь потом её расскажу, - и тихо буркнул, немного подумав: - Может быть.
«Может быть», - мысленно передразнил его Ваня.
- Простите, пожалуйста, - извинился он ещё раз на всякий случай, - а вы, наверное, немецко-фашистский захватчик, да?
Может быть, этого не стоило говорить, может быть, об этом не стоило спрашивать, но Ваньке было очень, ну очень-очень любопытно. Он же никогда в жизни не видел ни одного немецко-фашистского захватчика, а тут такая удача! С корявым крестом, в каске и вроде совсем не страшный даже!
Захватчик поднял голову и испытующе, с интересом посмотрел на Ивана. Мальчик съёжился под этим пудовым взглядом и сразу же триста раз проклял себя и своё любопытство, когда тот, глядя Ване прямо в глаза, размеренно и сурово произнёс:
- Вообще-то это страшная тайна, но ты, я вижу, парень хороший, поэтому тебе я её расскажу. Я не немецко-фашистский захватчик, - с этими словами он многозначительно поднял на своём френче клапан нагрудного кармана, на котором болтался фашистский крест, и под ним Ваня увидел вышитую на зелёном сукне красную звезду со скрещёнными белыми костями.
- Я пиратский партизан-разведчик, - торжественно сказал дядька. - Только смотри, никому не проболтайся, а то это страшная военная тайна.
И, видя зреющий в мальчишеских глазах вопрос, немного помедлив, многозначительно добавил:
- Ну, если только Чернышу или маме. Мама у тебя, по всему сразу видно, хорошая. Мама не проболтается.
И Ванечке почему-то опять за себя стало стыдно. Мама-то конечно, мама-то не проболтается… Но любопытство брало своё.
- А сколько вас тут? - не унимался Ваня.
- А вот это, парень, уже совсем большая военная тайна, - сурово ответил старый солдат. - Скажу тебе только, что нас тут достаточное количество. Потому как если нас будет больше или меньше, чем надо, война закончится, ибо равновесие тогда нарушится и кто-нибудь обязательно победит.
- Да-а-а, - соглашаясь с такими доводами, растерянно протянул Ванечка. - Тогда конечно... А вы тогда случайно не знаете, где здесь выход? - неожиданно вспомнив о главном, спросил он на всякий случай.
- Выход? - переспросил пиратский партизан-разведчик. - А, выход там! - с этими словами он рассеянно махнул рукой куда-то вдоль прохода. - Ступай прямо, я посвечу.
- А вы? - на всякий случай спросил мальчик.
- А мне нельзя, - сказал он. - Я же тебе говорю, равновесие нарушится. А потом, ну что мне у вас делать? У вас война есть?
- Дома нет. По крайней мере, я не помню, - честно ответил Ваня.
- Ну вот, - удовлетворённо резюмировал пиратский партизан. - Ступай, приятно было поболтать.
- И мне тоже, очень приятно было познакомиться, - вежливо сказал на прощание Ваня. Повернулся и пошёл в ту сторону, в которую указывал ему пиратский партизан.
- Иди, иди. Не боись, я свечу! - видя, что в какой-то момент Ваня в нерешительности замедлил шаг, крикнул ему призрачный партизан-разведчик. - Всё в порядке. Не бойся!
У него действительно был очень хороший и очень мощный фонарь.
- Всё под контролем!.. А с Евой я поговорю, она хорошая… ты заходи, если что!.. - продолжал он кричать ему вслед, покачивая издали фонарём.
XII
Штольня, а точнее, всё-таки штрек, как и ожидал Ваня, закончился вскоре небольшим гротом и узким лазом. В последний раз махнув на прощание рукой партизану-разведчику, Ваня протиснулся сквозь эту щель и оказался в крохотном каменном мешке. Упираясь затылком в его свод, он стоял, согнувшись в три погибели, и в поисках выхода шарил раскинутыми руками вокруг себя в темноте.
«Судя по тому, что я могу коснуться обеих стен сразу, - прикинул Ванечка, - очень может быть, что это опять тот самый “гномий грот”».
- Тогда где-то тут должен быть выход, - сказал он себе и, порывшись в сумке, достал из неё огарок свечи и спички.
И не надо тут удивляться. Мол, что это маленький мальчик, как старый дед, сам с собой разговаривает? Вы попробуйте хотя бы минуту просидеть один в глухой, пустой, тёмной комнате. Многие даже очень смелые люди в темноте начинают разговаривать сами с собой, чтобы было не так страшно и одиноко.
Действовать приходилось на ощупь, как заправскому спелеологу или партизану-подпольщику. Немного почиркав о коробок и сломав пару спичек, Ваня наконец-то зажёг свечу.
«Ну что же, мастерство растёт, - удовлетворённо отметил он про себя. - Надо будет дома ещё в туалете потренироваться».
И вот только тут, вспомнив о доме и о маме, Ваня задумался о том, сколько же прошло времени с тех пор, как он её ослушался и отправился за город, через поле, на реку, в старые заброшенные каменоломни.
А грот оказался действительно очень-очень маленьким. Выход из него Ваня разглядел почти сразу же, как только зажёг свечу. А ещё он увидел, что рядом с ним, в камнях под ногами, что-то блестит. Протянул руку. Ба! Да это же солдатики! Нашлись! А вот и танчик рядом! Да как же это он, когда сюда шёл, сразу-то не догадался здесь посмотреть? Эх, голова! Свечки пожалел!
Мальчик подобрал танчик, собрал солдатиков и рассовал всё по карманам. Ну, теперь-то он их уже ни за что не потеряет! И на этот раз, уже с пониманием дела, задув свечу, Ваня бросил огарок обратно в сумку и ощупью стал пробираться к выходу.
XIII
Когда он вылез на поверхность, была уже ночь. Ветер лениво шелестел редкой листвой, и через этот вздрагивающий чёрный шёпот угадывались какие-то неясные голоса, какие-то дальние хлёсткие вскрики, а вдоль реки и по перелеску, то вспыхивая, а то угасая, медленно блуждали маленькие огоньки. Ваня стал пристально вглядываться в темноту, пытаясь понять, что же это за светлячки? В конце концов, сейчас через них ему придётся бежать домой. Мама, конечно, будет ругаться и плакать, и он, без сомнения, будет наказан, но не торчать же по этому поводу здесь всю ночь.
И тут неожиданно прямо в глаза ему ударил яркий белый свет. Он заморгал, потом зажмурился, пытаясь привыкнуть, и в это мгновение кто-то большой и чёрный кинулся на него из темноты. Ваня инстинктивно отшатнулся назад и упёрся спиной в стену. Всё, бежать было некуда. В воздухе мелькнули чёрные когтистые лапы, в лучах слепящего света возникла распахнутая пасть с огромными жёлтыми клыками, на Ваню пахнуло удушливым смрадом и… мокрый шершавый язык в одно движение облизал ему всё лицо.
- Черныш?! - не то удивился, не то обрадовался мальчик. Пёс отскочил на шаг, завертел хвостом и, припадая на передние лапы, залился радостным звонким лаем. И в этот момент прямо в глаза Ване ударил ещё один луч света, после чего незнакомый мужской голос громко спросил:
- Живой?!
- Живой, - оторопело сказал Ваня шёпотом.
- Нашёлся! Живой! - закричал мужчина куда-то назад в темноту. И там сразу закрутились огоньки, загалдели голоса, и всё пришло в движение.
- Руки целы, ноги целы? - снова спросили его.
- Целы, - эхом повторил Ваня.
- Ну, тогда держись! - и чьи-то сильные руки его подхватили и вынесли из каменоломни. И это были самые настоящие руки, потому что Ванька их почувствовал. Потом эти руки положили его на носилки, и другие сильные руки взяли эти носилки и куда-то его понесли. Рядом прыгал и лаял Черныш, а из темноты выплывали то медики в белых халатах, то спасатели в рыжих касках. А ещё рядом шла его мама, она плакала и то и дело хватала его то за руку, а то за плечо. И Ванечке было почему-то за неё очень-очень стыдно. Ну правда, зачем она себя так ведет? Всё же нормально. Прямо даже перед людьми неудобно.
А потом его осматривали врачи. К этому Ваня отнёсся уже с пониманием. Всех космонавтов и всех путешественников всегда сначала осматривают врачи. Доктора обрабатывали чем-то рану у него на лбу, слушали его стетоскопом, мерили температуру, светили фонариком в глаза, он показывал им язык, и всё это время рядом плакала и причитала его мама. А потом к Ване подошёл генерал. Ну, может быть, это был и не генерал, но у него были самые большие звёзды на погонах, поэтому Ваня про себя назвал его генералом.
- Как же так, Иван?! - сказал «генерал». - Как же это вы не послушались мамы и пошли играть за город, через поле, на реку, в старой заброшенной каменоломне?! Тем самым вы подвергали опасности не только себя, но и материнское сердце! Стыдно, молодой человек, очень стыдно! Немедленно попросите у мамы прощения и пообещайте, что вы больше никогда! Слышите меня? Никогда так не поступите!
И Ваня попросил прощения и клятвенно пообещал, и мама ему поверила и его простила. После этого «генерал» снял с себя фуражку и, уже перейдя с ним на ты, добродушно, как старому приятелю, сказал:
- А знаешь? Я тебе тоже верю, парень! Смотрю вот тебе в глаза и вижу, что ты честный и хороший человек! Поэтому вот тебе моя фуражка! Учись хорошо, примеряй её каждый день, и как станет она тебе впору, приходи к нам в МЧС, будем спасать человеков.
- Людей? - переспросил Ваня.
- И их тоже, - сказал «генерал». - В общем, приходи. Нам такие умные и смелые парни, как ты, ой как нужны! С этими словами он водрузил Ване на голову свою фуражку, встал, пожал ему руку, приобнял за плечи его маму, а потом со всеми попрощался, сел в свой вертолёт и улетел в ночное небо.
А Ваня всё стоял, смотрел ему вслед и думал о том, что, когда вырастет большим и станет проницательным, он тоже обязательно научится летать к звёздам и хороших людей отличать по глазам от плохих.