...
Жалеть о том, что было, невозможно в принципе. Потому что было многое, в основном, хорошее. Что вспомнить, чтобы стало легче? Можно о каждом человеке в отдельности, только как мало мы думаем друг о друге до тех пор, пока все хорошо и все живы. Мама часто говорила мне, раздражаясь от моей привычки плакать по пустякам: у тебя что, кто-то умер? Теперь было можно. Реветь с воем, с перекошенным лицом, на людях и без них - все равно. Выплакаться, сожалением, обидами, слезами вымаливая себе прощение у того, кто тебя уже больше никогда не услышит. Так же, как ты не слушала раньше. Потому что были дела, было раздражение, недосып и прочие оправдания.
Боль, которую испытывает близкий, надо успеть почувствовать самому. Иначе ты останешься далеко, по эту сторону от болезни т смерти.
Поступки? Откуда они и куда приводят? Каждое слово, жест или мысль интуитивно возникшие в нужное время - правильны, и только потом тебе будет казаться, что нужно было не так. Что ты прикрывался от боли другого хмурым лицом, что смотрел, сквозь пелену еще более плотную, чем была на глазах умирающего, полагаясь на логику и какой-то закон порядка вещей. Согласно ему, в теории, смерть не наступает мгновенно, как младенец не идет из люльки сразу в институт. Только после первой встречи с тем, что в христианстве считают началом, ты понимаешь - в учебнике не было ни слова правды.
Смерть - это просто вздох. Один единственный последний, очень глубокий. Только сейчас рядом, и уже далеко. Еще немного и лоб становится холодным, от чего в ужасе отдергиваешь руку. И потом сквозь слезы отворачиваешься от любимого лица, смотришь на фото, где живы глаза, где улыбка и сама жизнь обнимают озорного правнука. Это - твоя бабушка, а то, на диване - труп, как скажут потом участковые, описывая "место нахождения в квартире" и "порядок".
Не склонную к слезливости, прошедшую в детстве войну и голод, плачущей видела я бабушку только три раза. Первый: она продавала цветы у станции и в это время поезд сбил насмерть девочку. Бабушка подумала, что это была я. Долго потом не удавалось успокоить, прямо там, у цветов, среди толпы. Еще два раза от боли. Когда у меня нашлись лишь фразы: "только не плачь", "сейчас обезболим, станет легче".
Глюкоза - препарат, который дал бабушке силы для последнего вздоха. Для раскрытия век, чтобы еще раз показать нам мутные глаза, но не дал сил ответить на зов, сжать руку и донести: слышу вас, знаю, что вы рядом. Слишком поздно у живых нашлось время для того, кто собрался в долгий путь.
Теперь можно просто посидеть рядом, с воем и изумлением глотая соленую воду, которую генерируют опухшие веки.
И. Говорят, что это - жизнь, и не будь смерти, все случилось бы абсолютно так же, было бы настолько же мало проявлений и доказательств любви.
Цветы. Солнце и сосны. "Вот закопаете меня и езжайте, куда хотите". "Выкиньте меня в канаву или сдайте куда-нибудь, чтоб я вам не мешала".
Вырвать теперь из мыслей все воспоминания, из сердца ту часть, что принадлежала тебе с самого еще бессознательного детства. Не получится не мешать, даже теперь и заботиться, молиться о нас с той стороны.
В моих силах отвлечься на суету дней, и постепенно превратить осознание того, что тебя больше нет, в облачко светлых воспоминаний. И жить по тебе. Брать пример. Неизменно следовать за тобой и думать: а что бы сказала бабушка? Стараться быть доброй и беречь близких, а также не терять блеск в глазах до самого конца, не опускать головы.
Боль, которую испытывает близкий, надо успеть почувствовать самому. Иначе ты останешься далеко, по эту сторону от болезни т смерти.
Поступки? Откуда они и куда приводят? Каждое слово, жест или мысль интуитивно возникшие в нужное время - правильны, и только потом тебе будет казаться, что нужно было не так. Что ты прикрывался от боли другого хмурым лицом, что смотрел, сквозь пелену еще более плотную, чем была на глазах умирающего, полагаясь на логику и какой-то закон порядка вещей. Согласно ему, в теории, смерть не наступает мгновенно, как младенец не идет из люльки сразу в институт. Только после первой встречи с тем, что в христианстве считают началом, ты понимаешь - в учебнике не было ни слова правды.
Смерть - это просто вздох. Один единственный последний, очень глубокий. Только сейчас рядом, и уже далеко. Еще немного и лоб становится холодным, от чего в ужасе отдергиваешь руку. И потом сквозь слезы отворачиваешься от любимого лица, смотришь на фото, где живы глаза, где улыбка и сама жизнь обнимают озорного правнука. Это - твоя бабушка, а то, на диване - труп, как скажут потом участковые, описывая "место нахождения в квартире" и "порядок".
Не склонную к слезливости, прошедшую в детстве войну и голод, плачущей видела я бабушку только три раза. Первый: она продавала цветы у станции и в это время поезд сбил насмерть девочку. Бабушка подумала, что это была я. Долго потом не удавалось успокоить, прямо там, у цветов, среди толпы. Еще два раза от боли. Когда у меня нашлись лишь фразы: "только не плачь", "сейчас обезболим, станет легче".
Глюкоза - препарат, который дал бабушке силы для последнего вздоха. Для раскрытия век, чтобы еще раз показать нам мутные глаза, но не дал сил ответить на зов, сжать руку и донести: слышу вас, знаю, что вы рядом. Слишком поздно у живых нашлось время для того, кто собрался в долгий путь.
Теперь можно просто посидеть рядом, с воем и изумлением глотая соленую воду, которую генерируют опухшие веки.
И. Говорят, что это - жизнь, и не будь смерти, все случилось бы абсолютно так же, было бы настолько же мало проявлений и доказательств любви.
Цветы. Солнце и сосны. "Вот закопаете меня и езжайте, куда хотите". "Выкиньте меня в канаву или сдайте куда-нибудь, чтоб я вам не мешала".
Вырвать теперь из мыслей все воспоминания, из сердца ту часть, что принадлежала тебе с самого еще бессознательного детства. Не получится не мешать, даже теперь и заботиться, молиться о нас с той стороны.
В моих силах отвлечься на суету дней, и постепенно превратить осознание того, что тебя больше нет, в облачко светлых воспоминаний. И жить по тебе. Брать пример. Неизменно следовать за тобой и думать: а что бы сказала бабушка? Стараться быть доброй и беречь близких, а также не терять блеск в глазах до самого конца, не опускать головы.