Людмила Осокина. Тайна Бабьего Яра. 2
……………………………………….
Вот такое стихотворение, я для чего его дала? По форме оно, конечно, мало напоминает «Бабий Яр», «Кукуруза» написана в модернистском ключе, также, как и следующее стих. Но это неважно. Все равно Влодовская интонация прослеживается довольно четко и ни за каким формами ее не спрячешь. Да и вообще такой силы, мощи, размаха у Евтушенко нигде в его в творчестве нет, это есть только у Влодова. В конце концов, можно ведь провести какую-либо научную экспертизу текста или текстов: Влодовских и Евтушенковских, по всей видимости, сейчас есть уже и компьютерная экспертиза, довольно точная. Так что доказать авторство Влодова по «Бабьему Яру», в принципе можно, если задаться такой целью. А «Кукурузу» я сейчас привела даже не столько для доказательства именно творческой манеры Влодова, а как стихотворение из единого цикла, одной темы, над которой в то время работал Влодов. Эти стихи как бы звенья одной цепи.
Есть еще одно стихотворение из этого цикла, называется «Ленин во мне». Там тоже еврейский вопрос затрагивается, но весьма своеобразно, и Евтушенко там присутствует в качестве одного из героев. Правда, Влодов фамилии его там не называет, но имя есть. Но вот не знаю, когда оно было написано: то ли до их ссоры с Евтушенко, то ли после Влодов написал ему в отместку за кражу «Бабьего Яра». Кажется, после.
Даю «Ленин во мне».
Юрий Влодов
ЛЕНИН ВО МНЕ
Писать с натуры Ленина
Никак нельзя.
Точь-в-точь - Вселенная
Его глаза!
Ильич как мир огромен,
Он - мира суть!
Он, как природа скромен,
И строг, как Страшный суд.
Но я из поколения
Космических атак,
Я расскажу про Ленина
По-своему, вот так.
Индустриальный город,
Мы с другом в нем, а в нас -
Неутоленный голод
На женщин и на джаз.
Точнее голод в друге,
А я - для друга друг.
Ему и карты в руки
И всё, что есть вокруг.
Мой друг - сама ужимка!
Мой друг, как жердь высок!
Заточенная жилка
Стучит в его висок!
К рулю склонился низко,
Ведет автомобиль.
Мы едем к пианистке,
Мы мчимся к Лиле Билль.
О мой коварный гений!
Мучитель мой и бог!
Застольный мой Есенин,
Настольный Блок.
А что? - из тысяч мнений
Единое - талант!
О, сколько самомнений
Зрачки его таят!
Моя мечта и зависть
И завистью томим
Себя водил я за нос,
Мечтая стать таким.
Не тянет, я - не гений!
У всех свои умы.
И я спросил: «Евгений!
Что будем делать мы?»
Смеется друг: «Девчонка
Скажу тебе - на ять!
Хоть каплю развлечемся,
Чем по пивным вонять!!»
А путь лежит неблизкий:
Сквозь восемь площадей…
Мы едем к пианистке,
Чей папа - иудей!
Звонок! Мы всё сметаем!
О Боже! Как глядит
Волшебная, святая
Московская Юдифь!
Портьеры перепуганно
Метнулись позади,
Созвездье лунных пуговиц
Блеснуло на груди.
И сразу вилки, ложки
И джаз, как медный таз…
Зауженные брюки
Пустились в пляс…
И нежный шепот: «Девочка!-
В его устах как мат.-
«Ты прелесть, иудеечка!
Ты - смак!»
И мне: «А ну, налей-ка!-
И в щеку винный дух!-
Смелей! Она ж- еврейка! -
Выдержит двух!..»
Болотные, опасные
Хлюпают слова,
От водки и шампанского
Кружится голова.
Но тут я прозреваю:
Юдифь глядит в меня,
А я почти не знаю,
Что должен делать я.
В меня, в меня как в брата
Настойчиво, без слез,
Глядит Юдифь, распята,
Как на кресте Христос.
И тут я прямо к гению
Нервическим шажком,
И вдруг я раз Евгению
По роже, кулачком!
О, как я бил увесисто
Взъерошенный, смешной!
А тот, как гром - на лестницу,
По лестнице…Спиной
Гремел по всем ступеням
В полночной тишине…
Вот что такое Ленин -
Во мне!!..
Вот такие дела.
Стихотворение это, конечно же, в некоторой степени, юмористическое, но всё равно достаточно серьезное, чтобы припечатать обидчика гвоздями к стенке. Евтушенко здесь показан антисемитом-сладострастником. Узнав об этом стихотворении, Евтушенко подошел к Влодову в ЦДЛ и пафосно произнес: «Поэт Юрий Влодов! Вы - подлец!». На что Влодов ему грубо ответил: «Пошел ты вон, графоманская морда!». На том они разошлись.
Влодов, правда, не особо долго сиониствовал, потому что никто из евреев его с этой темой не поддержал. Наоборот, евреи шарахнулись от такого «защитника», потому что вся эта защита была выстроена явно не по правилам, и могла привлечь только нездоровое внимание и к самой нации и к ее проблемам, и принести в итоге еще больший вред. Конечно, поначалу его стараниями заинтересовались и какие-то сионистские сподвижники, повели его к Эренбургу, но Влодов не умел себя вести с такими высокими людьми. Эренбургу он не понравился, так же как и тот ему, и они больше уже не встречались. На этом пока и закончились Влодовские безумства в плане стихов сионистской направленности. Он переключился на другие темы. Конечно, это было ему уроком, и он понял, что нельзя вот так в лоб работать над такими серьезными вещами. Он потом вернется опять к этому больному еврейскому вопросу, и будет продолжать его прорабатывать в других своих книгах и по большей части в книге «Люди и боги», но уже в более скрытом варианте.
Что до Евтушенко, то внутреннее соперничество и неприятие будет наблюдаться у Влодова к нему в течение всей жизни. Также как и у Евтушенко к нему. Я думаю, Евтушенко всю жизнь жил и с Влодовым, присутствующим немым упреком за кадром русскоязычной литературы, и с этим «Бабьим Яром», как с бельмом в глазу. Он еще пытается хорохориться перед Юрием Беликовым, журналистом и поэтом из Перми, отвечая на его вопрос, о том, знает ли он поэта Юрия Влодова. Евтушенко сказал, что в истории русской литературы он такого имени не знает. Но вряд ли ему было весело от этих своих, может быть, и крылатых слов. Ведь он тоже приложил руку к тому, чтобы опустить имя Влодова в реку забвения.
2005, дек.2011 г
AI&PIISRAEL