Даже если он жив, он должен быть мёртв
Оригинал взят у dvoynik_nikolay в Николай II - "Даже если он жив, он должен быть мёртв."
Государево дело
Слова Роберта Вильтона: «Даже если он жив, он должен быть мёртв» - есть своего рода рабочий принцип, согласно с которым велось до сих пор царское дело. Все они непременно и бесповоротно обязаны быть мертвы. Хотя бы для их же собственной пользы.
...К началу царствования его августейшего сына совокупные умонастроения правящих сословий Российской империи позволительно сравнить с таковыми же, что практически полностью овладели нашими начальствующими вплоть до средне-высшего звена на исходе эпохи Л.И. Брежнева: систему - демонтировать, а нам - жить ещё лучше. Примерно так мыслили и чувствовали элиты и в 1894 году. Кое-кто склонялся к европейскому образцу монархии с человеческим лицом (то есть конституционной), но в массе своей все жаждали демонтажа системы и представительного правления, с тем, однако, условием, что представительно править будут непременно они...
...У истории как науки есть враги. Враг № 2 - это сознательная фальсификация данных. Уничтожение и подделка документов, устранение и подкуп свидетелей. Навязывание заведомо ложных версий того или иного события.
Отпечатки такого рода воздействия несёт на себе изначальное следственное царское дело. Сомнительно выглядит и всё дальнейшее, включая многочисленные мемуары и докладные записки будто бы участников и свидетелей цареубийства. Начать с того, что в нашем распоряжении имеются лишь отрывочные косвенные данные о событиях, имевших место летом 1918 года в Екатеринбурге, да ещё и самого небезупречного свойства. Так, например, число пулевых отверстий и следов крови в так называемой расстрельной комнате ДОНа возрастало от следователя к следователю, а число предположительно расстрелянных в Доме Ипатьева колеблется от протокола к протоколу: от 11 до 14. Предполагаемые свидетели и очевидцы постоянно путаются, говорят с чужих слов и все до единого гибнут после первого-второго допроса. Пуще того, не всегда можно установить, сколько же раз их допрашивали. О позднейших мемуаристах и говорить не приходится.
Итак, если мы сочтём, будто собранные до сих пор доказательства единовременной гибели царской семьи в Доме особого назначения с последующим уничтожением (или тайным захоронением) тел убитых достаточны для передачи дела в суд, нас ждёт жестокое разочарование. Дело завернут на доработку...
...Враг № 1 исторического расследования - это явление, которое на сегодняшнем волапюке зовётся «креативная память». Человек ни по одиночке, ни в компании не хочет знать, как его/наши дела обстоят в действительности, если это знание ему не по нраву. Механизм «креативной памяти» срабатывает мгновенно, бесшумно и радикально. А уж если «креативная память» находит для себя оправдание в государственной и общественной пользе, пиши пропало. Именно в таком положении находится царское дело...
...Почти все, кто удостаивал меня своей беседой и своим умолчанием, сегодня мертвы. Несколько откровенней оказался лишь один из них: «Мои родители встречались во Франции со следователем Соколовым. Кажется, перед тем как он побывал в Америке у Форда (то есть в 1924 году, во всяком случае незадолго до смерти омского следователя. - Ю.М.). И вдруг он в ходе разговора как-то разгорячился и стал рассказывать совсем не то, что мы знали из книг... Мама говорит: «Но как же это, Николай Алексеевич! ведь Вы всё это иначе утверждали...» А он на неё посмотрел, знаете, и отвечает: «Тогда мы были должны так говорить...»
...Приведём ещё ссылку на книгу воспоминаний майора Лази (Commandant Lasies) «Сибирская трагедия» (Париж, 1920). В интересующий нас период времени Жозеф Лази был представителем парламента при французской военной миссии в Сибири. 18 мая 1919 года на екатеринбургском железнодорожном вокзале между ним и журналистом Робертом Вильтоном, первым автором книги о царском деле, будто бы произошла ожесточённая перепалка. Британец, доведённый до белого каления своим экспансивным собеседником, который упорно сомневался в правдоподобии и убедительности доказательств в пользу одновременной гибели всей царской семьи, воскликнул: «Commandant Lasies, даже если царь и императорская фамилия живы, необходимо говорить, что они мертвы! »...
...Слова Роберта Вильтона: «Даже если он жив, он должен быть мёртв» - есть своего рода рабочий принцип, согласно с которым велось до сих пор царское дело.
Все они непременно и бесповоротно обязаны быть мертвы. Хотя бы для их же собственной пользы: например, для прикровенного перемещения на некий спасительный таинственный остров, как это, возможно, внушалось Н.А. Соколову и другим. Но прежде всего им лучше умереть по явной неуместности их пребывания среди живых с точки зрения династической, политической и стратегической. Наиболее политически неискушёнными в царском деле оказались большевики: какое-то время им представлялось, что царь и его семья - это ценнейшие заложники. Их можно будет обменять на какие-то немыслимые уступки: немецкие ли, английские, французские. Большевиков лишь слегка удивляла инертность интересантов. Никто даже не пытался вырвать из их рук царскую семью; никто не оказывал дипломатического давления, не предъявлял ультиматумов; не похищал, в свою очередь, заложников. И не позднее осени 1918 года и так называемые уральцы, и московский центр сообразили, что «багаж», как они именовали царственных страстотерпцев, остаётся невостребованным.
И нам поневоле приходится допустить существование некоей, документально не оформленной, общности конечного подхода к судьбе царской семьи. Эта общность интересов объединила комиссара Ш.И. Голощёкина и адмирала А.В. Колчака, Я.М. Свердлова и Его Королевское Величество Георга V, генерала М.К. Дитерихса и П. Л. Войкова, В.К. Кирилла Владимировича и Я.Х. Юровского...
Полностью статья опубликована в "Частный Корреспондент" http://www.chaskor.ru/article/gosudarevo_delo_17274
Государево дело
Слова Роберта Вильтона: «Даже если он жив, он должен быть мёртв» - есть своего рода рабочий принцип, согласно с которым велось до сих пор царское дело. Все они непременно и бесповоротно обязаны быть мертвы. Хотя бы для их же собственной пользы.
...К началу царствования его августейшего сына совокупные умонастроения правящих сословий Российской империи позволительно сравнить с таковыми же, что практически полностью овладели нашими начальствующими вплоть до средне-высшего звена на исходе эпохи Л.И. Брежнева: систему - демонтировать, а нам - жить ещё лучше. Примерно так мыслили и чувствовали элиты и в 1894 году. Кое-кто склонялся к европейскому образцу монархии с человеческим лицом (то есть конституционной), но в массе своей все жаждали демонтажа системы и представительного правления, с тем, однако, условием, что представительно править будут непременно они...
...У истории как науки есть враги. Враг № 2 - это сознательная фальсификация данных. Уничтожение и подделка документов, устранение и подкуп свидетелей. Навязывание заведомо ложных версий того или иного события.
Отпечатки такого рода воздействия несёт на себе изначальное следственное царское дело. Сомнительно выглядит и всё дальнейшее, включая многочисленные мемуары и докладные записки будто бы участников и свидетелей цареубийства. Начать с того, что в нашем распоряжении имеются лишь отрывочные косвенные данные о событиях, имевших место летом 1918 года в Екатеринбурге, да ещё и самого небезупречного свойства. Так, например, число пулевых отверстий и следов крови в так называемой расстрельной комнате ДОНа возрастало от следователя к следователю, а число предположительно расстрелянных в Доме Ипатьева колеблется от протокола к протоколу: от 11 до 14. Предполагаемые свидетели и очевидцы постоянно путаются, говорят с чужих слов и все до единого гибнут после первого-второго допроса. Пуще того, не всегда можно установить, сколько же раз их допрашивали. О позднейших мемуаристах и говорить не приходится.
Итак, если мы сочтём, будто собранные до сих пор доказательства единовременной гибели царской семьи в Доме особого назначения с последующим уничтожением (или тайным захоронением) тел убитых достаточны для передачи дела в суд, нас ждёт жестокое разочарование. Дело завернут на доработку...
...Враг № 1 исторического расследования - это явление, которое на сегодняшнем волапюке зовётся «креативная память». Человек ни по одиночке, ни в компании не хочет знать, как его/наши дела обстоят в действительности, если это знание ему не по нраву. Механизм «креативной памяти» срабатывает мгновенно, бесшумно и радикально. А уж если «креативная память» находит для себя оправдание в государственной и общественной пользе, пиши пропало. Именно в таком положении находится царское дело...
...Почти все, кто удостаивал меня своей беседой и своим умолчанием, сегодня мертвы. Несколько откровенней оказался лишь один из них: «Мои родители встречались во Франции со следователем Соколовым. Кажется, перед тем как он побывал в Америке у Форда (то есть в 1924 году, во всяком случае незадолго до смерти омского следователя. - Ю.М.). И вдруг он в ходе разговора как-то разгорячился и стал рассказывать совсем не то, что мы знали из книг... Мама говорит: «Но как же это, Николай Алексеевич! ведь Вы всё это иначе утверждали...» А он на неё посмотрел, знаете, и отвечает: «Тогда мы были должны так говорить...»
...Приведём ещё ссылку на книгу воспоминаний майора Лази (Commandant Lasies) «Сибирская трагедия» (Париж, 1920). В интересующий нас период времени Жозеф Лази был представителем парламента при французской военной миссии в Сибири. 18 мая 1919 года на екатеринбургском железнодорожном вокзале между ним и журналистом Робертом Вильтоном, первым автором книги о царском деле, будто бы произошла ожесточённая перепалка. Британец, доведённый до белого каления своим экспансивным собеседником, который упорно сомневался в правдоподобии и убедительности доказательств в пользу одновременной гибели всей царской семьи, воскликнул: «Commandant Lasies, даже если царь и императорская фамилия живы, необходимо говорить, что они мертвы! »...
...Слова Роберта Вильтона: «Даже если он жив, он должен быть мёртв» - есть своего рода рабочий принцип, согласно с которым велось до сих пор царское дело.
Все они непременно и бесповоротно обязаны быть мертвы. Хотя бы для их же собственной пользы: например, для прикровенного перемещения на некий спасительный таинственный остров, как это, возможно, внушалось Н.А. Соколову и другим. Но прежде всего им лучше умереть по явной неуместности их пребывания среди живых с точки зрения династической, политической и стратегической. Наиболее политически неискушёнными в царском деле оказались большевики: какое-то время им представлялось, что царь и его семья - это ценнейшие заложники. Их можно будет обменять на какие-то немыслимые уступки: немецкие ли, английские, французские. Большевиков лишь слегка удивляла инертность интересантов. Никто даже не пытался вырвать из их рук царскую семью; никто не оказывал дипломатического давления, не предъявлял ультиматумов; не похищал, в свою очередь, заложников. И не позднее осени 1918 года и так называемые уральцы, и московский центр сообразили, что «багаж», как они именовали царственных страстотерпцев, остаётся невостребованным.
И нам поневоле приходится допустить существование некоей, документально не оформленной, общности конечного подхода к судьбе царской семьи. Эта общность интересов объединила комиссара Ш.И. Голощёкина и адмирала А.В. Колчака, Я.М. Свердлова и Его Королевское Величество Георга V, генерала М.К. Дитерихса и П. Л. Войкова, В.К. Кирилла Владимировича и Я.Х. Юровского...
Полностью статья опубликована в "Частный Корреспондент" http://www.chaskor.ru/article/gosudarevo_delo_17274