Первый день Святого Семейства в Египте

Jan 10, 2013 19:51

Вечером внезапно началась буря. Иосиф успокоил Церения тем, что передал ему слова Младенца, сказанные Им еще до первого удара. Церений облегченно вздохнул. И завывание урагана его больше не тревожило, ибо здесь он чувствовал себя вне всякой опасности. Когда Церений успокоился, подошел он к колыбели и долго смотрел на Младенца, преисполненный великих дум. Младенец безмятежно спал, и бушевание урагана не тревожило Его. Но все сильнее и сильнее становились порывы ветра, и весь дом содрогался от них. В конце концов Церений все-таки встревожился, опасаясь, что дом не выдержит напора ветра, и его сметет. Поэтому и обратился он к Иосифу: «Высокочтимый друг мой! Мне кажется, что будет предусмотрительнее вовремя удалиться из этого дома, ибо непогода усиливается! И, если этот дом попадет в смерч, тогда, несмотря на его основательную постройку, - нас всех засыплет под его развалинами. Лучше нам предупредить это и заблаговременно уйти, чтобы не случилось с нами того, что произошло в городе».

Но в это время Младенец неожиданно открыл Свои небесные очи, посмотрел на Церения и сказал: «Церений! Когда ты со Мной, - тебе нечего бояться бури! Ибо бури, подобно всей вселенной, находятся в Деснице Бога твоего. И бури необходимы, чтобы на деле изгонять высиженное зло преисподней! Но сущих вокруг Меня - они не коснутся, т.к. бури ведают, кто Владыка над ними. И никогда не действуют они без известной цели! Ибо Единый, Любвеобильный, Премудрый и Всемогущий управляет ими Своею Десницей! Поэтому не бойся, Мой Церений, когда ты около Меня, и будь уверен, что ни единый волос не упадет с главы твоей. Ибо бури ведают, Кто находится в доме сем. Бури славят Того, Который больше человека. Разве это, по-твоему, странно? Видишь? Это лишь хвалебная песнь природы, славящая Господа и Творца Своего. Разве это не правильно? Церений! Воздух, который тебя обдует дуновением, - знает того, Который создал его!»
И Младенец снова уснул. Но сказанное Им заставило всех погрузиться в молчание, и Церений, подойдя к колыбели, опустился на колени и молча молился Младенцу...Так приблизительно прошел целый час. Никто больше не обращал внимания на стоны и завывания бури. Но вот прибежали в дом Иосифа гонцы из города к Церению.
«Великий повелитель”, сказали они: “происходит нечто необычайное! Во многих местах выходит огонь из недр земли! И огненные столбы, гонимые ветром, носятся по городу и уничтожают все на своем пути! И ничто не может устоять перед их разрушительной силой! Священники говорят, что все боги прогневались и хотят нас уничтожить! И бесспорно это так, потому что ясно слышен лай Цербера, фурии пляшут повсюду и Вулкан вынес свою наковальню на поверхность Земли, и его могущественные циклопы разрушают умышленно дома и горы! И Нептун собрал всю свою мощь воедино: Он поднимает волны, подобные горам, и хочет всех и все утопить! Если не принести немедленно человеческих жертвоприношений - мы все погибнем! Верховные жрецы требуют для искупления тысячу юношей и тысячу девушек. И мы послали к тебе получить от тебя требуемое законом. Фиат!» (быть по сему).
Когда Церений услышал это требование, - ужаснулся он в душе и в первую минуту не знал, что ответить. Так как из-за государственных и политических соображений не мог он сразу ответить отказом на требование жрецов, но дать свое согласие на это жертвоприношение было для него еще труднее и противнее, нежели противодействовать жрецам. Тогда он мысленно обратился к Младенцу и просил Его дать ему совет: как выйти из этого положения? И Младенец, который как раз в это время проснулся, сказал: «Будь покоен! Через минуту буря уляжется, и требующих этой людской бойни, - уже не будет. Поэтому не тревожься, Мой Церений!»
Гонцы же продолжали ожидать приказа Церения...Церений поднялся от колыбели и, выйдя к ним, сказал: «Идите к жрецам и принесите мне список юношей и девушек, ибо должен я убедиться, что выбор справедлив». И гонцы поспешили в город, когда буря уже улеглась и повсюду восстановилась тишина. Но когда они прибыли в город, увидели они, что здание, в котором помещалось все духовенство, представляло собою огромную груду камней, и что все высшие жрецы были погребены под ними. И ужаснулись гонцы, видя такое зрелище. В живых оставались только три младших жреца. Тогда гонцы вернулись к Церению и сообщили ему о гибели всех жрецов. И Церений убедился в правоте слов Младенца и снова хотел обратиться к Нему за советом, т.к. не знал, как дальше ему действовать, но в это же время объявились и трое оставшихся в живых младших жрецов!
Они передали Церению следующее: во-первых, что последний удар разрушил дотла дворец священников и все усердные слуги богов, которые так ревностно готовились к жертвоприношению, - погибли под развалинами; во-вторых, что тысяча юношей и тысяча девушек уже приведены на площадь, на которой находилась колонна Юпитера, но что и от этой колонны ничего больше не осталось; в-третьих, они хотят знать: когда Церений прикажет начать жертвоприношение: сейчас или после восхода? и в четвертых: что жертвоприношение ни в каком случае нельзя отменить, так как тогда боги, разгневанные людской неблагодарностью и неверностью, придут в еще большую ярость.
И Церений ответил жрецам: «Во всяком случае, сейчас жертвоприношение не состоится. И, под страхом смертной казни, я объявляю вам, что оно состоится лишь после отдачи мною вам личного приказа приступить к его выполнению». После этого жрецы вернулись на площадь, где несчастные жертвы плакали и трепетали от страха, простирая руки к небесам, умоляя богов о пощаде. Церений с нетерпением ожидал утра, и сердце его болело за всю эту молодежь, которая переживала в эту ночь столько душевных мук и страданий!
Когда жрецы прибыли на площадь, объявили они страже, а также и жертвам, которые и без того были преисполнены страха, что, хотя жертвоприношение отложено до утра, -оно безотлагательно состоится по личному приказу самого великого Церения. Какое впечатление эти слова произвели на согнанную молодежь, - можно себе легко представить, тем более, если принять во внимание, что подобные искупительные человеческие жертвоприношения сопровождались всевозможными пытками, потому что способ убиения жертвы изменялся, согласно степени кровожадности бога, которому приносилась жертва. Слишком тяжело и возмутительно было бы перечислять все разновидности пыток, которых было более тысячи, поэтому лучше мы обойдем это молчанием и проследуем за Церением, который, в сопровождении Иосифа и Марония Пилла, отправился в город, как только занялась заря.
И утро в тот день было на редкость чудесное. Когда Церений издали услышал плач и вопли жертв, - он внутренне вскипел и ускорил шаги, чтобы положить конец этому возмутительному зрелищу. Дойдя до площади, пришел он в негодование от бесчеловечности трех жрецов, которые, в ожидании его приказа, спокойно готовились, чтобы приступить к удушению жертв.
Церений немедленно позвал жрецов к себе и сказал им: «Скажите, разве нет у вас чувства жалости к этой молодежи, если вам придется ее умертвить жесточайшим образом? Неужели нет в вашей груди ни малейшего сострадания?»
Но жрецы ответили: «Там, где чувствуют боги, - человеческие чувства в счет не идут! Жизнь человеческая - ничто для богов. И часто она им даже претит. Поэтому мы, как слуги богов, - настроены согласно их взглядам, и мы не можем иметь сострадания вообще, но лишь чувство услады и ликования, что в точности исполняем волю богов! Поэтому мы уже заранее радуемся этому убиению, потребованному богами в столь редком и исключительном случае!»
Этот ответ жрецов был таким ударом для Церения, что он затрясся от гнева, но потом, прийдя в себя, он вновь обратился к жрецам и спросил: «Но как поступили бы вы в таком случае, если вдруг явился бы сюда сам Зевс и даровал бы жизнь всем этим жертвам?!»
И жрецы ответили: «Тогда тем более жертвоприношение должно состояться, ибо это было бы лишь испытанием нашего рвения и служения богам! И пожалей мы жертвы, Зевс покарал бы нас за богохульство и уничтожил бы нас громом и молнией!»
Но Церений продолжал: «В чем же провинились в таком случае высшие жрецы перед богами, что они все до единого погибли в своем дворце?» И жрецы ответили: «Разве тебе не известно, что над богами и их слугами стоит Фатум? Он и умертвил всех жрецов и возмутил всех богов! Богов он не может уничтожить, но только слуг их, которые смертны».
«Хорошо», сказал Церений, «вот, сегодня, после полуночи, явился ко мне Фатум и повелел даровать жизнь всем юношам и девушкам, но за то принести в жертву вас трех! И последнее так же верно, как то что я - Церений, брат мой, Юлий Август -Цезарь, Наивысший Консул и император, царствующий в Риме! Что скажете вы на это возвещение?!»
Жрецы побледнели, а связанные жертвы ожили! И Церений тут же приказал освободить молодежь, а жрецов связать и готовить для казни. Тогда Иосиф подошел к Церению и спросил его: «Высокочтимый и дорогой друг! Разве непоколебимо твое решение убить этих трех идолослужителей?»
И Церений, бледный от гнева и возмущенный бездушием этих извергов, ответил: «Да, друг мой! И да послужит это примером для народа, ибо ничто не претит мне в людях больше, чем жестокость и отсутствие Любви! Ибо человек, у которого нет чувства Любви и сострадания, - наивысшее зло на Земле! Все дикие звери - ангцы в сравнении с таким человеком, и все фурии преисподней - ничто перед ним! Поэтому я, как народоправитель, считаю своим долгом, таких извергов уничтожать и стирать с лица земли. Ибо священники обязаны первым долгом внушать народу чувство любви и служить народу примером! Когда же эти первые народные наставники и его руководители превращаются в фурий, - скажи? каковы будут ученики?! Поэтому - долой их, этих зверей. Я только не решил еще, к какой казни их приговорить. Как только надумаю, - тогда немедленно я преломлю жезл над ними».
Иосиф умолк и не решался перечить ему, т.к. Церений слишком строго проговорил эти слова. Тогда три жреца упали на колени перед Церением, умоляя о пощаде, обещая изменить свою жизнь и даже оставить свой сан и должность. И в свое оправдание сослались они на законы о духовенстве, которые якобы принудили их действовать таким образом. Но Церений прервал их и сказал: «Негодяи! Вы думаете, что я не знаю законов о духовенстве?! Итак, слушайте, что гласит закон об исключительных жертвоприношениях! Ежели любой народ умышленно изменяет богам своим и боги за это карают его, посылая ему войны, голод или чуму, - надлежит духовенству увещевать народ сей, дабы исправился; Ежели народ сей внемлет увещеваниям духовенства и исправится, надлежит священникам благословить его и обязать народ принести в благодарность искупительные жертвы, как-то: золото, скот, зерно. И духовенство, освятив принесенные дары, возложит их на алтарь и воскурит их. Но, ежели народ останется при своих заблуждениях и будет глумиться над увещеваниями духовенства, - тогда следует священникам приказать схватить непокорных глумителей, вместе с женами и детьми их, и держать их в подземельях в продолжении семи месяцев и учить их розгами. Если еретики покаются, тогда следует выпустить их на свободу. А если не покаются, тогда следует их казнить мечом и, лишь после этого, предать огню для искупления вины перед богами. Разве не так гласит древний мудрый закон о жертвоприношениях? Здесь же не было налицо ни войны, ни голода, ни чумы! А также эти юноши и девушки не изменили богам, и вам не нужно было их обучать в течение семи месяцев! Только из честолюбия и похотливости хотите вы их умертвить, поэтому и должны вы умереть, будучи сами наивысшими хулителями и преступниками перед вашими же собственными законами».
Когда Церений кончил говорить, сказал ему Иосиф: «Церений! Мой великодушный друг и брат! Я того мнения, что хотя эти три идолослужителя злодеи и заслуживают кары, - все же предоставь Господу их карать! Ибо верь мне: никто не угождает Господу, Всемогущему Богу Неба и Земли, если подвергает казни смертной даже самого великого преступника! Поэтому предоставь Всемогущему сделать это, и Господь благословит тебя чрез наказание, которое Он ниспошлет им, согласно Своей справедливости, если они перед тем не покаются и не изменятся!»
Эти слова Иосифа заставили Церения призадуматься: как ему действовать дальше? И решил он подвергнуть жрецов пытке страха в отместку за мучения, перенесенные молодежью прошлой ночью в ожидании смерти. Потом Церений обратился к Иосифу: «Мой самый верный и лучший друг и брат! Я взвесил твой совет и поступлю согласно ему, но сейчас я этого сделать не могу. Я обязан преломить над ними жезл и приговорить их к самой мучительной казни. И после того, что они промучаются целые сутки, проси ты меня здесь, на этом же самом месте, перед всем народом их помиловать! И я, конечно, внемлю твоей просьбе и дарую жизнь этим трем извергам на законном основании. Я думаю, что так будет правильно, ибо в настоящую минуту я не могу их помиловать, потому что я обвинил их в преступлении перед их же законом священнослужителей. И закон требует, чтобы им был прочитан смертный приговор, и лишь после этого, в исключительных случаях, может последовать помилование, вместо исполнения приговора. Итак, я сейчас отдам нужные распоряжения».
На это Иосиф ничего не возразил, и Церений тут же призвал судей, ликторов и палачей и приказал: «Доставить три железных креста и цепи. Кресты укрепить в землю и сутки накаливать огнем. Я прибуду, когда кресты будут накалены и эти три злодея подняты на кресты цепями. Фиат». После этого взял Церений поданный ему жезл, переломил его, бросил его под ноги жрецам и сказал: «Теперь вы слышали ваш приговор. Готовьтесь, ибо вы заслужили такую смерть. Фиат!» Жрецы упали на землю, как сраженные молнией, и начали выть и причитать и взывать о помощи ко всем богам. Их взяли под стражу. Палачи приволокли орудия пытки из здания суда, а Церений, в сопровождении Иосифа и Марония Пилла, вернулся в усадьбу.
Мария, увидев приближавшихся к дому Церения, Иосифа и Марония Пилла, взяла Младенца на руки и пошла им навстречу. Она подошла к Иосифу и спросила его с тревогою: «Иосиф! Дорогой мой супруг. Скажи? Как же обстоит дело с молодежью?!» Иосиф сказал: «О, Ты Самим Господом мне порученная жена! Не печись об этом! Ибо у всей молодежи даже не единый волос не затронут! Наш Церений всех освободил, но взамен приговорил к смерти на раскаленных крестах трех жрецов, которые были у нас вчера вечером и требовали разрешения от Церения на заклание всех этих юношей и девушек. Но между нами: это только для вида! Завтра утром, вместо казни, он их помилует. Но это послужит им таким уроком, что вряд ли они когда-нибудь еще раз потребуют искупительного жертвоприношения!»
Эти слова Иосифа успокоили Марию, и лицо Ее опять прояснилось. Церений заметил Марию с Младенцем, потому что до этого он был погружен в разговор с одним из своих секретарей. Он поспешил приветствовать Младенца и ласкал Его. Когда все дошли до усадьбы, Церений послал своего оруженосца в город к начальнику Острацыны с приказом отменить на ближайшие дни все военные смотры и учения. Потому что так было принято у римлян, что при чрезвычайных явлениях природы, как-то: затмении солнца или луны, при появлении огненных метеоров и комет, а также при неожиданном выступлении сумашедшего, или одержимого падучей болезнью, или при чрезвычайных казнях, - запрещалось вообще заниматься делами, потому что подобные дни считались у римлян, которые во многих отношениях были простодушными людьми, - «днями несчастий», или же особыми «днями богов», вследствие чего людям следовало эти дни «освящать» и не заниматься личными или государственными делами.
Несмотря на то, что сам Церений не считался с подобными глупыми обычаями, но ради народа он был обязан их соблюдать, раз народ еще придерживался этих взглядов. Когда оруженосец ушел, сказал Церений Иосифу: «Благородный брат и друг! Прикажи подать завтрак, а после него мы все вместе отправимся в город и воочию убедимся в опустошениях, причиненных бурею, и там на месте, конечно, встретим мы много несчастных и пострадавших горожан и постараемся им помочь. Потом мы пройдем в гавань и посмотрим, в каком виде корабли и не повреждены ли они. Там, безусловно, найдется много работы для твоих сыновей и я сейчас же назначу их быть надсмотрщиками над работами, потому что в этом городе нет строительных мастеров. Египет в настоящее время далеко отстал от того искусства в строительстве, которым он славился тысячу лет тому назад, во времена древних фараонов».
Иосиф исполнил желание Церения и приказал наскоро подать незамысловатый завтрак, который состоял из хлеба, меда, молока и плодов. После завтрака Церений поднялся и с ним все присутствовавшие, чтобы, согласно его намерениям, отправиться в город.
Тогда Младенец подозвал к Себе Церения и сказал: «Мой Церений! Ты идешь в город, чтобы там помочь пострадавшим горожанам, и твое наивысшее желание: чтобы Я был с тобой? Да! Я пойду с тобой, но ты слушайся Меня и поступи согласно Моему совету. Видишь? Более всего страдают те трое, которых ты приговорил к 24-х часовой пытке в ожидании казни! Я же при виде чрезмерных страданий несчастных, - ни малейшей радости не испытываю. Вот почему Мы начнем с них и поможем самым жалким, а после этого Мы посетим гавань. Если ты это сделаешь, - Я пойду с тобой, но, если ты этого не сделаешь, - Я останусь дома, ибо Я тоже Владыка в своем роде и волен поступать как желаю, без того, чтобы держаться за тебя. Но, если ты поступишь согласно Моему совету, - Я тебя не оставлю и буду с тобой».
Когда Церений внял этим словам, исходящим из уст «Маленького Оратора в пеленках», как Церений иногда называл Младенца, Который был для него дороже всего на свете, он оторопел и не знал как ему выйти из положения, потому что, с одной стороны, видел он себя выставленным перед народом нерешительным полководцем и верховным блюстителем края, а с другой стороны, питал он слишком много уважения к уже испробованному им в стольких случаях могуществу Младенца. Церений призадумался и потом сказал, как бы про себя: «О! Сцилла и Харибда! Предание о Геркулесе на распутье...И вот стоит герой между двумя пропастями: избегая одной, - он падает в другую... Что мне делать? В какую сторону пойти? Неужели должен я впервые быть нерешительным в глазах народа и исполнить Волю Этого Могущественного Младенца? Или следует мне все-таки поступить согласно моему и без того снисходительному решению?»
Тогда Младенец снова подозвал к Себе Церения и, улыбаясь, сказал ему: «Мой милый друг! Ты только перемешиваешь пустую скорлупу яиц и орехов...Что такое «Сцилла и Харибда» в сравнении со Мной, а также и Геркулес?! Следуй Моему совету, и не будешь иметь дела со всеми этими пустяками!»
И Церений, придя в себя, от своих колебаний, обратился к Младенцу: «Да, - Жизнь моя! Мой маленький Сократ, Платон и Аристотель в колыбели! Тебя одного я хочу удовлетворить... И будь, что будет! Итак, проследуем сперва на место суда и там обратим наш приговор в прощение...Тогда подошел к Церению Мароний и тихо сказал ему: «Императорская Консульская милость! Я лично совершенно согласен с советом Младенца, ибо, как я только что припомнил, смертная казнь духовных лиц, может быть приведена в исполнение только с согласия «Понтифекса Максимуса» в Риме».
Примечание: “Понтифекс максимус” в буквальном переводе: “Величайший мостостроитель”, титул верховного жреца в древнем Риме, присвоенный впоследствии римскими папами.
«Или же, если духовные лица обвиняются в государственной измене. Но этих трех никак в этом обвинить нельзя, потому что они лишь слепые ревнители своей религии. Поэтому я одобряю совет Младенца, ибо, следуя Его совету, принесешь ты только пользу, но ни в каком случае не вред».
Церений обрадовался этому замечанию Марония и отправился в путь со всеми, которых он заранее назначил сопровождать его. Дойдя до места суда, нашли они трех жрецов уже полумертвыми, от одного чувства страха перед мучительной казнью. Среди них нашелся только один, у которого хватило духу с трудом приподняться при виде Церения и умолять его о менее мучительной казни...Тогда Церений сказал ему и остальным двум: «Вы видите этого Младенца на руках Этой Матери? Он дарует вам заново жизнь, а потому и я тоже ее дарую вам и отменяю свой приговор. Встаньте. Вы - свободны. Фиат. А вы, - стража, судьи, ликторы и палачи, расходитесь и унесите ваши орудия. Фиат».
Это неожиданное прощение лишило жизни всех трех жрецов. Но Младенец распростер над ними Свою Десницу, и они немедленно ожили и пошли за своим Маленьким Спасителем.

Церений и все сопровождавшие его, в том числе и только что помилованные три жреца, - быстро направились в город. Когда они дошли до места пожарища, где еще вчера стоял громадный храм и рядом с ним еще больший по размерам дворец духовенства. Церений повернулся к священникам и спросил их, сколько, по их мнению, погибло людей в этом пожаре? И они ответили: «Могущественный блюститель! Точно определить мы не сможем, но безусловно, погибло свыше семисот человек одного духовенства, не считая воспитанников обоего пола».
Церений приказал все найденные тела, которые были менее изувечены, относить на место, устланное подстилкою, и укладывать лицами к земле, а сильно изувеченных - немедленно отправлять на кладбище и там тела сжигать, или хоронить на 8-ми футовой глубине. Отдав эти распоряжения, Церений удалился со всеми сопровождавшими его и направился осматривать другие части города. К своему великому изумлению, он вскоре убедился, что ни один дом горожан не пострадал. Но зато во всем городе не осталось ни единого капища! Все были дотла уничтожены и представляли собою лишь груды камней, пепла и мусора! Уцелел в городе только один храм, а именно: небольшой храм, который стоял запертым, и на фронтоне его была высечена надпись: «Посвящается Неизвестному Богу».
После того, что Церений в сопровождении огромного стечения народа обошел весь город, который был довольно большим и насчитывал более 80 тысяч населения, - подозвал он к себе Иосифа и тихо сказал ему: «Послушай, благородный друг и брат мой! Мне невольно хочется смеяться, когда я вижу, до чего умно и разумно землетрясение согласовало свои действия совместно с бурей! Посмотри, например, на этот переулок! По обеим его сторонам стоят дома самой жалкой постройки: стены - это просто камни, положенные один на другой, без всякой известки и сложенные весьма не симметрично. Казалось, что такие строения могли бы рассыпаться от малейшего сотрясения, вызванного даже ударом копыт любого коня! Но нет! Эти воистину муравьиные сооружения продолжают стоять, и ни одно из них не повреждено, - между тем, как стоявшие между этими, так сказать, «однодневными домиками» храмы, сооруженные для тысячелетий, - превращены в кучи мусора! Что думаешь ты относительно этого явления? Разве не бросается здесь в глаза факт, - что землетрясение и буря действовали весьма обдуманно?! И воистину! К великой моей радости, я вынужден признать и сказать: «Я - не я, если твой Сынок не поиграл Своим всемогущим пальчиком вместе с бурею со всеми этими капищами!»
Но Иосиф сказал ему: «Чему ты веришь, - сохрани в самом себе и ни с кем об этом не говори, ибо, вероятно, оно так и есть! Но теперь пойдем к гавани и посмотрим, не найдется ли там работы для меня».
И Церений немедленно последовал предложению Иосифа и направился к морю. Придя на берег, где была гавань, которую образовывали отчасти естественные берега и отчасти искусственные сооружения, - Церений опять немало удивился, увидя, что ничего не было повреждено! Только все мифологические украшения на роскошной триреме самого Церения бесследно исчезли!
И Церений сказал Иосифу: «Мой благороднейший друг! При таких условиях твои сыновья получат не много работы! Посмотри! Ни один корабль не пострадал, кроме этого там, который лично мой корабль, но что случилось с ним -я весьма приветствую, так, как вероятно, идолам пришлось попробовать морской воды! Этому я очень рад, и, во всяком случае, я никогда больше не буду ими украшать мои корабли! Но твоему Богу воздаю я за все честь и поклонение!»

Лорбер «Юность Иисуса» главы 65-79 (в большом сокращении)


Лорбер, Предание, Рождество

Previous post Next post
Up