ЖЖ в числе многих присвоил мне звание «Мастер обсуждений». Это ярлык для тех, кто написал 10 000 комментариев. А я их написал более 11 000
( Read more... )
как достаточно быстро стали соучастниками нацизма интеллектуалы высшей пробы: дирижеры и философы, писатели и ученые мы сегодня воочию наблюдаем в реальном времени: и денацификация конечно неизбежно предстоит и тем, кто считает себя противником режима, которым в большинстве случаев процедура дешовинизации сознания так же необходима: И разумные люди безусловно сами подвергнут свое сознание некоторой чистке - потому что массовое увлечениеговно- каПутиным в недавнем прошлом было весьма свойственно и тем, кто в 22-м году ужаснулся: "Как же быстро все изменилось! Поведение людей, их язык, школа, работа. Даже те, кого поначалу не заставляли немедленно подчиняться, стали играть по правилам: выживший - Карл Ясперс в знаменитом послевоенном курсе лекций о виновности немцев объяснял саму готовность подключаться: «…многие люди не хотят по-настоящему думать. Они ищут только лозунгов и повиновения. Они не спрашивают, а если отвечают, то разве что повторением заученных фраз. Они умеют только повиноваться, не проверять, не понимать, и поэтому их нельзя убедить». А тем, кто все понимает и находится в состоянии перманентного страха, чтобы выжить, следует приспособиться, стать такими, как все, желательно невидимыми и неслышимыми. А кто ставит себе задачу слиться с толпой, тому нужно из пассивного конформиста попытаться превратиться в активного, для чего совершить акт инициации, например, убийство: Много позже Арендт напишет: «Как соблазнительно было, например, просто игнорировать невыносимо глупую болтовню нацистов. Но как бы ни хотелось поддаться такому искушению и уютно укрыться во внутреннюю жизнь, результатом всегда будет утрата - заодно с действительностью - и самой человечности». Так немецкое общество сдавалось. Одновременно быстро и постепенно: Первое искушение - «перебежать на сторону победителя. Маленький пакт с дьяволом - и ты уже не среди узников и гонимых, но среди победителей и преследователей» Второе искушение по Хафнеру - бегство в иллюзии: «Эти были люди, которые сначала абсолютно убежденно, а позднее со всеми признаками сознательного, судорожного самообмана из месяца в месяц твердили о неизбежном конце режима». Одна из опасностей депрессивного состояния - озлобление, «мазохистское погружение в ненависть, страдание и безграничный пессимизм». Жизнь с «перекошенными лицами». Еще одно искушение - отвернуться, «уклоняться не только от соучастия, но и от любых опустошений, производимых болью». Именно в то время, писал Хафнер, увидело свет множество идиллических книг, полных «овечьих колокольцев, полевых цветов, счастья летних детских каникул, первой любви, запаха сказок, печеных яблок и рождественских елок». Эта компенсаторная реакция происходила «в самый разгар погромов, шествий, строительства оборонных заводов»: «Оказалось нетрудным… развить атавистические инстинкты, пещерные страсти - и тонкая оболочка культуры прорвалась… Внешне страна была такой, как всегда. Катились трамваи и автомобили, функционировали рестораны и даже театры, хотя они и работали теперь по указке… Очень многие проявляли равнодушие к общественной жизни. Они верили в обманчивое спокойствие будней, в искусственное веселье празднеств и манифестаций. В эту пору в Германии научились лгать. Вслух фашистов прославляли, а втайне проклинали. Одевались в коричневый цвет нацистов, а в сердце таили красный цвет их врагов Система убийств, поясняла Арендт, «опирается не на фанатиков, не на прирожденных убийц, не на садистов; она полностью полагается на нормальность работяг и отцов семейств». Они не считают себя убийцами, потому что делают это «в силу своей профессии»: От просто человека к человеку толпы - один шаг. Что делать - обстоятельства, необходимость кормить семью, да и просто физически выжить; «я выполнял приказ»; «ты должен понять - я пять лет как безработный. Они могут сделать со мной все что угодно». Эти слова сказал один эсэсовец при случайной встрече своему бывшему однокласснику-еврею, оказавшемуся в Бухенвальде. «Ты должен понять…»
и денацификация конечно неизбежно предстоит и тем, кто считает себя противником режима, которым в большинстве случаев процедура дешовинизации сознания так же необходима:
И разумные люди безусловно сами подвергнут свое сознание некоторой чистке - потому что массовое увлечениеговно- каПутиным в недавнем прошлом было весьма свойственно и тем, кто в 22-м году ужаснулся:
"Как же быстро все изменилось! Поведение людей, их язык, школа, работа. Даже те, кого поначалу не заставляли немедленно подчиняться, стали играть по правилам:
выживший - Карл Ясперс в знаменитом послевоенном курсе лекций о виновности немцев объяснял саму готовность подключаться:
«…многие люди не хотят по-настоящему думать. Они ищут только лозунгов и повиновения. Они не спрашивают, а если отвечают, то разве что повторением заученных фраз. Они умеют только повиноваться, не проверять, не понимать, и поэтому их нельзя убедить».
А тем, кто все понимает и находится в состоянии перманентного страха, чтобы выжить, следует приспособиться, стать такими, как все, желательно невидимыми и неслышимыми. А кто ставит себе задачу слиться с толпой, тому нужно из пассивного конформиста попытаться превратиться в активного, для чего совершить акт инициации, например, убийство:
Много позже Арендт напишет:
«Как соблазнительно было, например, просто игнорировать невыносимо глупую болтовню нацистов. Но как бы ни хотелось поддаться такому искушению и уютно укрыться во внутреннюю жизнь, результатом всегда будет утрата - заодно с действительностью - и самой человечности».
Так немецкое общество сдавалось. Одновременно быстро и постепенно:
Первое искушение - «перебежать на сторону победителя. Маленький пакт с дьяволом - и ты уже не среди узников и гонимых, но среди победителей и преследователей»
Второе искушение по Хафнеру - бегство в иллюзии: «Эти были люди, которые сначала абсолютно убежденно, а позднее со всеми признаками сознательного, судорожного самообмана из месяца в месяц твердили о неизбежном конце режима». Одна из опасностей депрессивного состояния - озлобление, «мазохистское погружение в ненависть, страдание и безграничный пессимизм». Жизнь с «перекошенными лицами».
Еще одно искушение - отвернуться, «уклоняться не только от соучастия, но и от любых опустошений, производимых болью». Именно в то время, писал Хафнер, увидело свет множество идиллических книг, полных «овечьих колокольцев, полевых цветов, счастья летних детских каникул, первой любви, запаха сказок, печеных яблок и рождественских елок». Эта компенсаторная реакция происходила «в самый разгар погромов, шествий, строительства оборонных заводов»:
«Оказалось нетрудным… развить атавистические инстинкты, пещерные страсти - и тонкая оболочка культуры прорвалась… Внешне страна была такой, как всегда. Катились трамваи и автомобили, функционировали рестораны и даже театры, хотя они и работали теперь по указке… Очень многие проявляли равнодушие к общественной жизни. Они верили в обманчивое спокойствие будней, в искусственное веселье празднеств и манифестаций.
В эту пору в Германии научились лгать. Вслух фашистов прославляли, а втайне проклинали. Одевались в коричневый цвет нацистов, а в сердце таили красный цвет их врагов
Система убийств, поясняла Арендт, «опирается не на фанатиков, не на прирожденных убийц, не на садистов; она полностью полагается на нормальность работяг и отцов семейств». Они не считают себя убийцами, потому что делают это «в силу своей профессии»:
От просто человека к человеку толпы - один шаг. Что делать - обстоятельства, необходимость кормить семью, да и просто физически выжить; «я выполнял приказ»; «ты должен понять - я пять лет как безработный. Они могут сделать со мной все что угодно». Эти слова сказал один эсэсовец при случайной встрече своему бывшему однокласснику-еврею, оказавшемуся в Бухенвальде. «Ты должен понять…»
Reply
Leave a comment