О том времени
Это было странное время.
Я тогда был ребёнком - уже подростком, но ещё той подростковой поры, когда в жизни всё покрывается детским предчувствием счастья.
Жизнь в то время была беззаботной. Хотя, пожалуй, ни один ребёнок не осознаёт свою жизнь такой. Это понимаешь потом. А ребёнок просто живёт, и вполне себе заботится. Хотя бы необходимостью делать уроки и готовиться к будущим контрольным и каким-нибудь экзаменам.
В памяти от того времени остались почти исключительно солнечные дни. Иногда наполненные пронзительным счастьем.
Отправка на автобусе в спортлагерь с товарищами, а потом месяц на море, полный впечатлений, приключений и, наконец, страстного желания вернуться домой.
Весенний ливень, короткий и беспощадный - я с балкона гляжу на ополоснутый, посвежевший мир, а в соседней комнате родители смотрят советское кино, Военно-полевой роман.
Обычный вроде бы вечер - я дома один и, пожалуй впервые, с вниманием смотрю кино про механическое пианино... и тут в двери поворачивается ключ, в прихожей загорается свет - бывшие у кого-то в гостях родители вернулись, и ты понимаешь, как они тебе дороги.
Возвращение с соревнований из солнечного, чистого, уютного Адлера - меня высадили одного, утром, на заводе Седина. Шёл тёплый слепой весенний дождь. Я шагал домой по родной, до мелочей знакомой улице. Кроме меня на ней не было никого. Это была весна 1990 года.
Почему время странное?
Потому что когда в те годы я задумывался о своей стране, мне почему-то делалось неловко. Эта неловкость была мне противна, постыдна. Как прыщики на щеках.
В сравнении с другими странами моя страна, СССР, Советская Россия, представлялась мне неполноценной.
Москва - мрачное, угрюмое место. Там чаще всего плохая погода. Низкое, тяжёлое небо. Сумрачно, зябко и зыбко. В 30-е, 50-е, 60-е было иначе, а сейчас - так.
А в других странах, в первую очередь в Западной Европе и Америке, жизнь яркая. Там солнечно и перспективно. Полноценнее во всех отношениях: в политике, спорте, быту. Там увлекательно. Даже когда наши спортсмены в начале 90-х выигрывали что-то большое, мне было тягостно смотреть на их радость после побед - может ли быть полноценной радость победителей из неполноценной страны?
Это извращённое, нелепое представление сформировалось в моей голове, пожалуй, году в 90-м.
Откуда всё это могло взяться у подростка, который никогда нигде, кроме своей страны, да и в Москве того времени не бывал?
В августе 1991 года я с радостью встретил новость о том, что власть в Москве взяли люди, которые хотят вернуть мне мою настоящую Родину. Жизнь в которой - я это знал - состояла из многих солнечных дней, наполненных счастьем.
Но они проиграли.
С тех пор прошло много лет, и нынешняя Россия - я это знаю - уж точно не хуже любой другой страны мира. Я ведь с тех пор побывал не в одной из них.
Осталось снова сделать её лучшей.
А значит, обязательно нужно всё-таки выиграть.
Я тогда был ребёнком - уже подростком, но ещё той подростковой поры, когда в жизни всё покрывается детским предчувствием счастья.
Жизнь в то время была беззаботной. Хотя, пожалуй, ни один ребёнок не осознаёт свою жизнь такой. Это понимаешь потом. А ребёнок просто живёт, и вполне себе заботится. Хотя бы необходимостью делать уроки и готовиться к будущим контрольным и каким-нибудь экзаменам.
В памяти от того времени остались почти исключительно солнечные дни. Иногда наполненные пронзительным счастьем.
Отправка на автобусе в спортлагерь с товарищами, а потом месяц на море, полный впечатлений, приключений и, наконец, страстного желания вернуться домой.
Весенний ливень, короткий и беспощадный - я с балкона гляжу на ополоснутый, посвежевший мир, а в соседней комнате родители смотрят советское кино, Военно-полевой роман.
Обычный вроде бы вечер - я дома один и, пожалуй впервые, с вниманием смотрю кино про механическое пианино... и тут в двери поворачивается ключ, в прихожей загорается свет - бывшие у кого-то в гостях родители вернулись, и ты понимаешь, как они тебе дороги.
Возвращение с соревнований из солнечного, чистого, уютного Адлера - меня высадили одного, утром, на заводе Седина. Шёл тёплый слепой весенний дождь. Я шагал домой по родной, до мелочей знакомой улице. Кроме меня на ней не было никого. Это была весна 1990 года.
Почему время странное?
Потому что когда в те годы я задумывался о своей стране, мне почему-то делалось неловко. Эта неловкость была мне противна, постыдна. Как прыщики на щеках.
В сравнении с другими странами моя страна, СССР, Советская Россия, представлялась мне неполноценной.
Москва - мрачное, угрюмое место. Там чаще всего плохая погода. Низкое, тяжёлое небо. Сумрачно, зябко и зыбко. В 30-е, 50-е, 60-е было иначе, а сейчас - так.
А в других странах, в первую очередь в Западной Европе и Америке, жизнь яркая. Там солнечно и перспективно. Полноценнее во всех отношениях: в политике, спорте, быту. Там увлекательно. Даже когда наши спортсмены в начале 90-х выигрывали что-то большое, мне было тягостно смотреть на их радость после побед - может ли быть полноценной радость победителей из неполноценной страны?
Это извращённое, нелепое представление сформировалось в моей голове, пожалуй, году в 90-м.
Откуда всё это могло взяться у подростка, который никогда нигде, кроме своей страны, да и в Москве того времени не бывал?
В августе 1991 года я с радостью встретил новость о том, что власть в Москве взяли люди, которые хотят вернуть мне мою настоящую Родину. Жизнь в которой - я это знал - состояла из многих солнечных дней, наполненных счастьем.
Но они проиграли.
С тех пор прошло много лет, и нынешняя Россия - я это знаю - уж точно не хуже любой другой страны мира. Я ведь с тех пор побывал не в одной из них.
Осталось снова сделать её лучшей.
А значит, обязательно нужно всё-таки выиграть.