Соль изложенной истории - в оценке произошедшего, в его интерпретации.
Изложение истории в виде набора фактов, по большому счёту, бессмысленно, а в случае искренности в желании представления "полной и объективной картины" - совершенно точно, нелепо и глупо.
Текст написан для будущей книги, в связи с чем буду рад услышать предварительные мнения и, конечно, аргументированные возражения при наличии последних.
О существе Революции и судьбе Церкви
С установлением в России власти большевиков многие сотни русских церквей были разрушены и потеряны для нас безвозвратно, многие сотни других были осквернены и закрыты, пришли в запустение и тоже разрушились, и продолжают разрушаться даже сейчас, уже безотносительно злой воли богоборцев.
Действительно, если на 1908 год храмов Русской Православной Церкви в России насчитывалось 61 959, без учёта 20 610 часовен (Цыпин), то к 1935 году храмов осталось 25 тысяч, а после витка гонений второй половины 1930-х - только 3 021, из которых 1 744 находилось на вновь вошедших в состав России землях Прибалтики, западных Белоруссии и Украины. На 1 января 1948 года в СССР было 14 329 действующих церквей и молитвенных домов, что составляло примерно 18% от количества церквей, молитвенных домов и часовен в 1914 году. В 1938 году в СССР не было ни одного монастыря. На 1 января 1948 года в СССР действовали 85 монастырей, что составляло 8,3% от числа монастырей в 1914 году, когда в России их было 1 025. Число духовенства в стране в 1908 году составляло 107 906 человек, а на 1 января 1948 года - 13 101 (Дамаскин). За годы послереволюционных гонений были расстреляны более 100 архиереев и десятки тысяч священнослужителей.
В чём причины трагедии? Как русские люди могли её допустить? Важнейшие вопросы, не правда ли? Ответы на них жизненно важны для русского народа. Понимание причин произошедшего равнозначно пониманию того, как нам нужно жить.
Конечно, немало людей в России уже задавалось этими вопросами, и многие находили на них ответы. В немалом количестве случаев эти ответы сводятся к двум крайним точкам:
- чуждые русским по духу и часто по крови большевики поработили русский народ, во многом повредив, надломив или исковеркав традиционные, в первую очередь - православные, основы его жизни, - первая;
- русский народ смёл кровавую царскую деспотию, жестокую власть угнетателей, которую целиком поддерживала и благословляла Православная Церковь, а значит, произошедшее с этой властью и её Церковью было закономерным и правильным, - вторая.
Надо сказать, что именно подобные крайности, владевшие умами русских, стали одними из основных причин самой главной беды, которая только может быть в нашем, как и вообще человеческом, обществе - разобщения. Итогом тогда стали Гражданская война и 10,5 миллионов погибших в результате боевых действий, красного, белого и зелёного террора, голода и эпидемий, и ещё больше исковерканных судеб.
Названные крайности, омрачающие умы наших людей сегодня, так же опасны. Но даже если теперь это не закончится кровью, ложь по определению не может принести нам никакой пользы. А это именно ложь, ведь правыми здесь не являются ни те, ни другие.
Как могут быть правыми первые, если большевики вовсе не были чужими пришельцами? Они не были «народом незнаемым», возникшим, как когда-то, неизвестно откуда. А как иначе, если русский народ не то, что принял их власть - он воевал за неё 5 лет в Гражданскую, составив Рабоче-крестьянскую Красную армию и положив за неё 950 тысяч жизней? Это ведь означает, что установившаяся в России большевистская, советская власть... была русской властью, так как была установлена русским народом.
Стоит задуматься - что могли сделать единицы, десятки, сотни или даже тысячи большевиков-инородцев, о которых мы так много и хорошо узнали за последние пару десятков лет - все эти тайные или явные евреи, латыши, поляки, кавказцы, чехи или китайцы, - что они могли сделать с Россией, если бы не были поддержаны миллионами русских? А они были ими поддержаны.
Россия начала XX века являлась страной крестьян. Они составляли самое многочисленное сословие Российской империи - до или более 80% всего населения. А по данным Всероссийской переписи 28 августа 1920 года Красная армия и Красный флот большевистской России состояли из крестьян на 75%. И даже в составе командных кадров РККА крестьяне, русские крестьяне, преобладали: из 217 тысяч человек на конец 1920 года они составляли 67,3%.
Итак, русский народ воевал и отдавал жизни за новую, большевистскую, власть, которая, соответственно, была народной, русской, властью, и всё, что произошло после её утверждения в России, было в достаточной степени закономерным.
Выходит, всё-таки правы вторые? Русский народ закономерно избавился от несправедливой власти угнетателей, а её Церковь закономерно подверглась гонениям? Нет, и они не правы. Потому что закономерность не всегда означает правоту. Как это? Давайте попробуем разобраться.
Это не так просто, это невозможно объяснить кратко, это выходит за пределы достаточно узкой тематики настоящей главы и настоящей книги, но, на взгляд автора книги, это необходимо.
В крестьянской стране России начала XX века главным, то есть таким, от которого зависела сама жизнь государства, являлся вопрос о земле.
Страна жила за счёт крестьян - подавляющей части своего населения. Сельское хозяйство являлось основной отраслью русской экономики. При этом производительность сельскохозяйственного труда находилась на чрезвычайно низком уровне. Большая часть освоенной посевной земли России принадлежала общинам крестьян, но это не означало совместной обработки земли - община только осуществляла её передел между своими членами. Одной из ключевых точек истории стал рост населения. Сельское население страны на рубеже веков росло чрезвычайно быстрыми темпами. Это приводило к неизбежному следствию - обеспеченность крестьян землёй падала, крестьянские дворы делились на отцовские и сыновние и, соответственно, мельчали, что вело к ещё большей неэффективности хозяйства, а значит экономическому упадку и обнищанию увеличивающегося количественно крестьянства.
Что делать?
Первое, что приходит на ум - если крестьяне, число которых растёт, начинают бедствовать в условиях безземелья, нужно дать им ещё земли. За чей счёт? За счёт того, кто владеет землёю помимо крестьян; и, возможно, владеет несправедливо. Вот так думали и крестьяне. Беда в том, что в начале XX века в России просто не существовало достаточного земельного фонда для наделения землёй всех нуждающихся. Ведь если бы вся «помещичья» и государственная земля была передана крестьянам, это прибавило бы только незначительный мизер к среднему в начале XX века размеру крестьянского надела и никак не могло сделать жизнь основной части населения страны лучше.
Что же тогда вместо этого?
Единственный выход - решительное изменение уклада жизни людей в России. Как? Способов было только два. Первый - это переселение нуждающихся в земле масс крестьянского населения на неосвоенные восточные земли. Но это было затратно и не могло дать немедленного эффекта. Правительство всемерно поощряло переселение, но оно поглощало не более 10% от прироста числа крестьян. Второй состоял в решительном изменении приводивших к безземелью и бедности способов хозяйствования, консервировавшихся общинной формой владения земли в коренной России. В создании альтернативы общине, а ею была только частная форма землевладения, следовательно - в создании возможности для оставления крестьянами общины, ухода избытка крестьянского населения в город. Эти очевидные решения и проводила в жизнь царская власть посредством столыпинской реформы.
Однако крестьянство не желало менять уклад своей жизни. В составлявшихся крестьянами в начале XX века приговорах и наказах на имя царя, правительства и Думы реформа Столыпина отвергалась принципиально и непримиримо. Исследователи подчеркивают, что в полноте этих приговоров и наказов не было ни одного, в котором выражалась бы поддержка реформы. Приведём характерные примеры, показывающие умонастроения русских крестьян, то есть русского народа, начала XX века.
В приговоре волостного схода Рыбацкой волости Петербургского уезда относительно указа, разрешавшего выход из общины и приватизацию общинной земли, говорилось:
«Мы видим, что всякий домохозяин может выделиться из общины и получить в свою собственность землю; мы же чувствуем, что таким образом обездоливается вся молодежь и все потомство теперешнего населения. Ведь земля принадлежит всей общине в ее целом не только теперешнему составу, но и детям и внукам.
Всей землей правила вся община и за таковую землю вся община платила подати, несла разного рода повинности и распоряжалась землею, убавляя от многоземельных и прибавляя малоземельным, и потому никто не может требовать себе выдела земли в частную собственность и потому наша волость этого допустить не может. Она не может допустить и мысли, чтобы малосемейные, но многоземельные крестьяне обогащались за счет многосемейных, но малоземельных крестьян».
Приговор волостного схода Муравьевской волости Ярославской губ. в I Госдуму (июнь 1906 года) гласил:
«Мы признаем землю Божьей, которой должен пользоваться тот, кто ее работает; оградите переход земли в одни руки, ибо будет то же, что и теперь - ловкие люди будут скупать для притеснения трудового крестьянства: по нашему убеждению частной собственности на землю допустить невозможно».
Выходит, русские люди были неправы? Но в чём? Они только любили землю, на которой родились, любили свою связанную с землёю жизнь и не хотели её терять, считая при этом, что земля Божья, а значит - должна быть общей, а не частной. Возможно, они были неправы в том, что не доверились власти, понимавшей, что освоенной земли всё равно не хватит на всех. Но и власть, желая разрушить общину, обязана была создать условия для устройства жизни тех, кто её покинет. Было ли это сделано? Нет, не было.
Не забудем и о других несправедливостях - об изжившем себя сословном разделении общества (стоит вдуматься в приговор схода крестьян деревни Пертово Владимирской губернии, направленный во Всероссийский крестьянский союз 5 декабря 1905 года: «Мы хотим и прав равных с богатыми и знатными. Мы все дети одного Бога и сословных различий никаких не должно быть. Место каждого из нас в ряду всех и голос беднейшего из нас должен иметь такое же значение, как голос самого богатого и знатного») или о дискриминационной в отношении низших сословий образовательной политике государства. И если в случае с главным, земельным, вопросом старая власть всё-таки старалась найти верное решение, то, например, мысль о введении бессословности отвергалась ею категорически.
Всё это означает, что изменение прежнего уклада жизни России было неизбежным. Этого требовала справедливость. Однако изменение превратилось в слом, который был осуществлён самим русским народом.
Когда то, что ценно, подвергается ломке, а не исправлению - это всегда трагично, это всегда беда. А русское государство - это наша безусловная ценность. Кто был виноват в том, что пришлось ломать, а не править? Уверен, в таких случаях всегда виноваты обе стороны противостояния. Но на взгляд автора книги, вина власти, бесспорно, больше. Потому что править - это её прямая обязанность. Когда же власть не справляется, приходит беда.
Не исправленный прежней властью главный вопрос о земле был сломан народом через колено. Русский народ установил советскую власть - при этом уместно утверждать, что Советы стали просто калькой с такой давно известной крестьянскому миру формы власти, как управлявший общиной сельский сход, - и получил то, что хотел: отобранную у помещиков, монастырей и государства землю, которая стала общей, а кроме этого отмену сословности, бесплатное качественное образование и бесплатную медицину.
Конечно, скоро выяснилось, что отобранной земли всё равно не хватает, и большинство крестьян как было безземельным или малоземельным, так и осталось. Вот только на этот раз никуда не девшийся вопрос переизбытка сельского населения и модернизации неэффективного сельскохозяйственного производства был решён властью быстро и уверенно: мелкие, разрозненные крестьянские хозяйства были объединены в более эффективные крупные, коллективные, - в колхозы, а ушедшие из деревень крестьяне превратились в мощный человеческий ресурс начавшейся индустриализации.
Стоит подчеркнуть в очередной раз - то, что произошло, должно было произойти, трагическая форма произошедшего - вина старой власти, не сумевшей исправить несправедливости, а верхушку новой, советской, власти возможно упрекать только за последующий насильственный метод. В то же время и последний был обусловлен временем, которого у страны не было: «Мы отстали от передовых стран на 50-100 лет. Мы должны пробежать это расстояние в десять лет. Либо мы сделаем это, либо нас сомнут». Иными словами, не будь метода - возможно, не было бы великой Победы, а значит, не было бы самой России, не было бы нас самих.
Настоящею же, подлинною виною большевиков - не советской власти вообще, которая, как это уже показано, была установлена русским народом в основанном на глубоко христианском чувстве справедливости поиске Божьей, а значит крестьянской, народной, земли, а также законных человеческих прав и равенства, - не советской власти, а именно совершенно конкретных людей, получивших вдруг возможность утверждать в окружающем мире собственные убеждения, - настоящею их виною, безусловно, являлось безбожие. Но ведь и здесь возникает вопрос: смогли ли бы те, кто не были безбожниками, избрать именно такой метод, а значит успеть подготовить страну к последующим испытаниям?
Безбожие оказавшихся у власти лидеров нового общества стало причиной его разрушения спустя много десятков лет. Могла ли избежать разрушения Русская Православная Церковь после установления в России советской власти?
Могла, если бы на вершине советской власти не оказались безбожники. А могли ли они не быть безбожниками? Безусловно. Как кажется, даже должны были не быть безбожниками, даже обязаны были быть христианами. Ведь что такое коммунистическая идея, согласно которой «все отрасли производства будут находиться в ведении всего общества, то есть будут вестись в общественных интересах, по общественному плану и при участии всех членов общества... [на место частной собственности] заступит общее пользование всеми орудиями производства и распределение продуктов по общему соглашению, или так называемая общность имущества» - если не изложение основанных на нестяжательстве и бескорыстии, соборности и отказе от личной собственности правил жизни православного монастыря?
Но если в монастырь не идут по указу и если именно безбожники смогли подготовить Россию к встрече с самым страшным врагом за всю её историю... не является ли жертва Церкви евангельской, а значит необходимой?
...если пшеничное зерно, пав в землю, не умрёт, то останется одно; а если умрёт, то принесёт много плода.
Любящий душу свою погубит её; а ненавидящий душу свою в мире сем сохранит её в жизнь вечную.
Кто Мне служит, Мне да последует; и где Я, там и слуга Мой будет. И кто Мне служит, того почтит Отец Мой.
Ин. 12:24-26.
Понимал ли русский народ, установивший советскую власть и позволивший ей уничтожать храмы и губить духовенство, евангельское существо происходящего? Навряд ли.
Почему же, будучи искателем земли Божьей и Божьей справедливости, допускал это? Одной из причин было то, что Церковь - не по своей воле и не по своей вине - являлась таким же государственным институтом прежнего, несправедливого общества, как и все прочие пошедшие под слом старые министерства и ведомства.
Подчеркнём и это - не Церковь захотела стать государственным министерством, частью светской власти. Такою её сделал царь Пётр I Алексеевич и за это тоже пришла расплата.
Нисколько не сомневаюсь, что только подобным пониманием мог руководствоваться митрополит Нижегородский Сергий (Страгородский), будущий патриарх Московский и всея Руси, подписавший опубликованную 19 августа 1927 года в «Известиях», обращённую к русскому народу да и всему миру Декларацию, в которой, в частности, говорилось:
«Утверждение Советской власти многим представлялось каким-то недоразумением, случайным и потому недолговечным. Забывали люди, что случайностей для христианина нет и что в совершившемся у нас, как везде и всегда, действует та же десница Божия, неуклонно ведущая каждый народ к предназначенной ему цели... Мы хотим быть Православными и в то же время сознавать Советский Союз нашей гражданской родиной, радости и успехи которой - наши радости и успехи, а неудачи - наши неудачи. Всякий удар, направленный в Союз, будь то война, бойкот, какое-нибудь общественное бедствие или просто убийство из-за угла, подобное Варшавскому (имеется в виду произошедшее в то время в Польше убийство советского посла Войкова - А. С.), сознается нами как удар, направленный в нас» (Бычков).
Примечательно, что именно эти строки Декларации вызвали тогда «всеобщее возмущение и неприятие как в России, так и за рубежом. Более того, с этого момента саму Декларацию стали издевательски называть "ваши радости - наши радости"». Ещё более примечательно, что похожее отношение существует и сегодня. Декларацию и теперь воспринимают с изумлением, с негодованием, оценивают как попытку купить у власти её расположение.
Скажем прямо, причина такого неприятия - боязнь или неспособность увидеть правду.
Признать, что к случившемуся привела неправота прежней власти. Что русский народ был вынужден сломать эту неправоту. Что именно русский народ, а не оказавшиеся на вершине власти безбожники, остался основанием и солью новой государственности. Что не быть с ними, с народом и государством, не жить всё так же всею их радостью и всем их горем было нельзя. Что оставление народа и государства было сравнимо тогда с иудиным выбором. Что Бог и Его Церковь поругаемы не бывают. Что если Бог не мог не отдать Свою плоть на страдание, то Его Церкви нельзя не принимать то же как должное. Что ропот и негодование, осмеяние и издёвки над Жертвой, естественной и, наверное, неизбежной в мире, указывают на далёкие от жизни и учения Христа ум и сердце.
Увидевшие же и сумевшие признать правду сделали выбор, подобный Христову. Ведь что посеет человек, то и пожнёт: сеющий в плоть свою от плоти пожнёт тление, а сеющий в дух от духа пожнёт жизнь вечную.
Стоит привести только один пример.
Священник Павел Флоренский в дореволюционные годы окончил Московский университет, затем Московскую духовную академию и начал преподавать в последней. В годы советской власти, будучи крупным учёным с физико-математическим образованием, поступил на работу в Главэнерго, участвовал в ГОЭЛРО, сделал ряд крупных научных открытий. На службу в советские учреждения, не боясь недовольства властей, ходил в священническом подряснике. В первый раз его арестовали в 1928 году. В 1933 году последовал новый арест, приговор к 10 годам лагерей и ссылка на Дальний Восток.
Одна из духовных дочерей Павла Флоренского Т. А. Шауфус, ставшая секретарём президента Чехословакии Томаша Масарика, обратилась через Масарика с просьбой о выезде отца Павла из СССР. Разрешение на выезд было получено, при этом позволено было эмигрировать со всей семьей, но отец Павел отказался, и отказался дважды. На первое предложение он отозвался, ссылаясь на слова апостола Павла, что надо довольствоваться тем, что есть (Фил. 4:11). А во второй раз он просто попросил прекратить какие-либо хлопоты, касающиеся выезда. В ссылке Флоренский сначала попал в научно-исследовательский отдел Бамлага, где изучал проблему строительства в условиях вечной мерзлоты (через много лет, когда его уже давно не будет в живых, по его методу построят Норильск и Сургут). В 1934 году отца Павла перевели на Соловки, где он сделал более десятка научных открытий, занимался добычей агар-агара и йода из морских водорослей. «Умный йод» Павла Флоренского, который мы с вами сегодня можем купить в любой аптеке, пришёл к нам из Соловецкого лагеря особого назначения. Расстреляли Павла Флоренского 8 декабря 1937 года.
За полгода до смерти он писал своей жене: «Жизненная задача - не в том, чтобы прожить без тревог, а в том, чтобы прожить достойно и не быть пустым местом и балластом своей страны…».
Не умершая, как и Сам Христос, Церковь восстала в наши дни. Своей жертвой она спасла страну по меньшей мере один раз - терзавшая Церковь новая власть привела Россию к победе в войне. Кто знает, быть может, поворот этой власти к Церкви в дни, когда главные сражения уже были выиграны, а победа стала только делом времени, означал какое-то осознание произошедшего, недаром же будучи совершённым бывшим семинаристом.
Кто знает, может быть, большее наше спасение состоит в другом. Консервация основ русской цивилизации и непримиримое противостояние миру цивилизации западной привели к тому, что сегодня мы, к счастью, всё-таки и всё ещё отличаемся от мира последней.
Митрополит Сергий (Страгородский):
Священник Павел Флоренский: