Хищение в особо крупных
Дмитрий Быков, несмотря на то, как мне представляется, что с годами все больше понимает почти всё про советскую власть, особенно не в публицистических своих высказываниях, а в художественной прозе, практически постоянно, не буду сейчас разбираться из каких истинных соображений, волне возможно они достаточно личные и потому вовсе не подвержены рациональному анализу, оговаривается, что тогда было всё-таки в определенной степени лучше, чем сейчас. Или даже, что совсем вернее, что сейчас в определенной степени хуже, чем тогда.
Я уже давно на подобное не реагирую, кроме как мягкой доброжелательной улыбкой, но в основном просто не обращаю внимания. Однако недавно по этому поводу он обронил формулировку, которая развлекла до того уровня, что почти понравилась. Он сказал, что в одном из диалогов о том самом сравнении советской и нынешней ситуации, его собеседник привел аргументом в пользу сегодняшнего положения в стране, что хотя бы стало возможным относительно свободно уехать. На что Быков ответил, что довольно странно считать главным преимуществом государства возможность из него сбежать.
И резонно, и не без некоторого остроумия. Но и определенное передергивание имеется. Так как, да, главным преимуществом в принципе считать это несколько нелепо, но, с другой стороны, в жизни некоторых это оказывалось не просто самым важным, но буквально вопросом жизни и смерти. Однако эту тему я далее развивать не стану, она сильно опошлена и давно перешла в ранг, как я это для себя определяю, «дискуссии о смертной казни и праве на аборты». Так что оставим. Но исключительно попутно мне хочется сказать ещё несколько слов, имеющих к вышеизложенному лишь косвенное отношение.
Я, как последние годы всё больше предпочитаю не художественную, а естественнонаучную и документальную литературу, так и фильмы в основном смотрю тоже документальные. И, если говорить о чистой хронике, то люблю в основном отечественную, массовую, незатейливую, ту, что несколько десятилетий, собственно, была главным информационным фоном в том числе и моей собственной жизни. Да, конечно, к истинной чистой и правдивой документалистике всё это имеет на самое большое отношение, но, на мой субъективный взгляд и вкус, отражает время и реальность много лучше самых мощных, тонких и изысканных произведений искусства. При всей своей наивности, примитивности и даже откровенном вранье.
И чем больше я в это погружаюсь, тем больше прихожу к странноватому выводу относительно и и тех времен, и, особенно, тех властей. Да, советская система, говорю, естественно, только о своем личном восприятии, была подлой, свинцовой, омерзительной, тоталитарной и насквозь фальшивой. Но люди, строившие эту систему и управлявшие ей, при всех своих недостатках, только сухое перечисление которых заняло бы слишком много времени и неизбежно не обошлось бы без самых оскорбительных эпитетов, были по большому счету идеалистами. То есть, они искренне хотели, чтобы несогласные с ними прозрели, перевоспитались и начали исповедовать общие с ними принципы и идеалы. Они искренне считали, что желающий сменить нашу советскую родину на мир дикого капитализма душевно болен и его надо лечить. И только когда окончательно клинически безнадежен, к нему можно применить самое страшное наказание в виде высылки из страны и лишения гражданства.
А нынешним абсолютно безразлично, кто что думает. Главное, чтобы не вякал. И чем больше несогласных уедет, том лучше. Потому, кстати, практически уверен, что боязнь некоторых закрытия границ с этой стороны достаточно беспочвенна. Осложнения же зарубежных поездок для некоторых категорий госслужащих носят исключительно технический чекистский, спецслужбистский характер и отнюдь не являются проявлением каких-то глубинных, принципиальных идеологических веяний.
Андропову действительно хотелось, чтобы Юлиан Семенов создал в литературе и, особенно, на экране образ такого советского разведчика, которому захотели бы подражать многие поколения мальчишек. Фурцева, несмотря на все льстивы последующие легенды, была тупо невежественной дурой. Но она искренне хотела, чтобы Ефремов и Любимов, если и не любили её, то по крайней мере тепло относились и не стали врагами. Хрущев мог орать на Неизвестного и обзываться пидарасом. И, судя по всему, то, что он сам завещал заказать свой надгробный памятник именно Эрнсту Иосифовичу, это всего лишь легенда. Но она основана на понимании сути. Хрущев не хотел, чтобы один из лучших скульпторов века был врагом. Не только личным, но и основной идеи жизни самого Хрущева.
А нынешнем глубоко наплевать. То есть, прошу понять меня правильно. Лично для меня это не то, что их недостаток, а как раз наоборот, самое главное достоинство. То, что их совершенно не волнует, о чем я говорю в своей квартире и пишу в дневнике. И эта тенденция, идущая, конечно, и просто с самого верха, но даже и, уверен, непосредственно от первого лица, стала уже нормой почти на уровне веры религиозного массового уровня.
Мне очень понравилось на днях, как на федеральном телеканале Светлана Журова и Олег Газманов обсуждали, можно ли будет простить предателей Макаревича и Гребенщикова, если те захотят вернуться. И эти эталоны нравственности в искусстве постановили, что, если уехал и молчишь в тряпочку, то ещё можно будет обсудить. Что ты там думаешь на самом деле, никого особо не колышет. Но разевающим пасть пощады и прощения нет и быть не может.
Короче, тогда был хотя бы Кобзон. А нынче один сплошной и всепоглощающий Лепс. Ну, что тут говорить, судить и привередничать. Такое меню у этого ресторана.
Я уже давно на подобное не реагирую, кроме как мягкой доброжелательной улыбкой, но в основном просто не обращаю внимания. Однако недавно по этому поводу он обронил формулировку, которая развлекла до того уровня, что почти понравилась. Он сказал, что в одном из диалогов о том самом сравнении советской и нынешней ситуации, его собеседник привел аргументом в пользу сегодняшнего положения в стране, что хотя бы стало возможным относительно свободно уехать. На что Быков ответил, что довольно странно считать главным преимуществом государства возможность из него сбежать.
И резонно, и не без некоторого остроумия. Но и определенное передергивание имеется. Так как, да, главным преимуществом в принципе считать это несколько нелепо, но, с другой стороны, в жизни некоторых это оказывалось не просто самым важным, но буквально вопросом жизни и смерти. Однако эту тему я далее развивать не стану, она сильно опошлена и давно перешла в ранг, как я это для себя определяю, «дискуссии о смертной казни и праве на аборты». Так что оставим. Но исключительно попутно мне хочется сказать ещё несколько слов, имеющих к вышеизложенному лишь косвенное отношение.
Я, как последние годы всё больше предпочитаю не художественную, а естественнонаучную и документальную литературу, так и фильмы в основном смотрю тоже документальные. И, если говорить о чистой хронике, то люблю в основном отечественную, массовую, незатейливую, ту, что несколько десятилетий, собственно, была главным информационным фоном в том числе и моей собственной жизни. Да, конечно, к истинной чистой и правдивой документалистике всё это имеет на самое большое отношение, но, на мой субъективный взгляд и вкус, отражает время и реальность много лучше самых мощных, тонких и изысканных произведений искусства. При всей своей наивности, примитивности и даже откровенном вранье.
И чем больше я в это погружаюсь, тем больше прихожу к странноватому выводу относительно и и тех времен, и, особенно, тех властей. Да, советская система, говорю, естественно, только о своем личном восприятии, была подлой, свинцовой, омерзительной, тоталитарной и насквозь фальшивой. Но люди, строившие эту систему и управлявшие ей, при всех своих недостатках, только сухое перечисление которых заняло бы слишком много времени и неизбежно не обошлось бы без самых оскорбительных эпитетов, были по большому счету идеалистами. То есть, они искренне хотели, чтобы несогласные с ними прозрели, перевоспитались и начали исповедовать общие с ними принципы и идеалы. Они искренне считали, что желающий сменить нашу советскую родину на мир дикого капитализма душевно болен и его надо лечить. И только когда окончательно клинически безнадежен, к нему можно применить самое страшное наказание в виде высылки из страны и лишения гражданства.
А нынешним абсолютно безразлично, кто что думает. Главное, чтобы не вякал. И чем больше несогласных уедет, том лучше. Потому, кстати, практически уверен, что боязнь некоторых закрытия границ с этой стороны достаточно беспочвенна. Осложнения же зарубежных поездок для некоторых категорий госслужащих носят исключительно технический чекистский, спецслужбистский характер и отнюдь не являются проявлением каких-то глубинных, принципиальных идеологических веяний.
Андропову действительно хотелось, чтобы Юлиан Семенов создал в литературе и, особенно, на экране образ такого советского разведчика, которому захотели бы подражать многие поколения мальчишек. Фурцева, несмотря на все льстивы последующие легенды, была тупо невежественной дурой. Но она искренне хотела, чтобы Ефремов и Любимов, если и не любили её, то по крайней мере тепло относились и не стали врагами. Хрущев мог орать на Неизвестного и обзываться пидарасом. И, судя по всему, то, что он сам завещал заказать свой надгробный памятник именно Эрнсту Иосифовичу, это всего лишь легенда. Но она основана на понимании сути. Хрущев не хотел, чтобы один из лучших скульпторов века был врагом. Не только личным, но и основной идеи жизни самого Хрущева.
А нынешнем глубоко наплевать. То есть, прошу понять меня правильно. Лично для меня это не то, что их недостаток, а как раз наоборот, самое главное достоинство. То, что их совершенно не волнует, о чем я говорю в своей квартире и пишу в дневнике. И эта тенденция, идущая, конечно, и просто с самого верха, но даже и, уверен, непосредственно от первого лица, стала уже нормой почти на уровне веры религиозного массового уровня.
Мне очень понравилось на днях, как на федеральном телеканале Светлана Журова и Олег Газманов обсуждали, можно ли будет простить предателей Макаревича и Гребенщикова, если те захотят вернуться. И эти эталоны нравственности в искусстве постановили, что, если уехал и молчишь в тряпочку, то ещё можно будет обсудить. Что ты там думаешь на самом деле, никого особо не колышет. Но разевающим пасть пощады и прощения нет и быть не может.
Короче, тогда был хотя бы Кобзон. А нынче один сплошной и всепоглощающий Лепс. Ну, что тут говорить, судить и привередничать. Такое меню у этого ресторана.