Тяжело плавать в соляной кислоте
Действительно не легко. Но я сейчас не собираюсь на это жаловаться, а всего лишь хочу поделиться какими-то элементарными и самыми примитивными приемами, которые позволяют мне в этой кислоте, ну, пусть и не плавать в полном смысле слова, и, тем более, достигать в этом безнадежном занятии каких-то спортивных или эстетических успехов, но, но, по крайней мере, не сдохнуть мгновенно, с последующим утоплением и полным растворением, а хоть немного бултыхаться и держаться на плаву. Пусть и абсолютно бессмысленно для окружающих, да и для себя самого со слишком уж потаенными и плохо формулируемым целями.
Когда борьба с курением вошла в предпоследнюю свою совсем уже тоталитарно-шизофреническую фазу и запретили сигареты не просто в общественных местах, но и абсолютно без малейшего исключения во всех ресторанах, барах и прочих подобных заведениях, я написал статью. Тогда меня ещё довольно активно перепечатывали во многих электронных СМИ, потому она разошлась относительно широко.
Статья состояла из двух частей. В первой, меньшей, которая занимала не более четверти текста, я писал о том, что меня тоже кое-что не устраивает в общении с окружающими. Ну, например, когда утром вхожу в лифт не совсем проснувшись и не очень хорошо себя чувствуя, а там едет или только что проехала дама, которая имеет собственные представления о необходимом количестве использования духов, то меня начинает тошнить и нередко впадаю в практически предобморочное состояние. Но я же при этом не требую запретить использование парфюмерии. Или, когда курю не в пятнадцати, а, не рассчитав с глазомером, в двенадцати метрах от выхода из метро, то всё равно за всю свою жизнь не отравлю воздух в городе больше, чем за час одна машина, стоящая в это время с включенным двигателем непосредственно у входа. Но и при этом не требую запретить автомобили.
А вторую часть статьи я начинал с просьбы забыть всё мною вышесказанное и не обращать на него никакого внимания. Поскольку это было лишь жалостливое эмоциональное предисловие, не имеющее практического значения. По большому счету меня нет фундаментальных претензий к дамам и духам, я не собираюсь курить у метро и на остановках общественного транспорта, вообще как-нибудь справлюсь со всеми этими личными проблемами никого не обременяя и не мороча никому голову. Но категорически не понимаю, почему, скажем, конкретно мне или кому подобному запрещено, пусть в крайне ограниченном количестве и с любыми дополнительными финансовыми обременениями, но открыть хоть какого-то типа и вида питейное заведение для курящих и тех, кому курение не помеха. При том, что сигареты находятся в свободной продаже и сами по себе являются полностью легальным товаром.
Во множестве изданий я получил огромное количество отзывов и комментариев, абсолютно подавляющее большинство которых относилось к первой части статьи. Меня поливали всеми видами помоев и объясняли, что я ничего не понимаю в духах, мое курение является персональной омерзительной забавой, а на машине люди ездят по жизненной необходимости, поэтому мое сравнение идиотское. По-моему, лишь один читатель газеты «Однако» удостоил меня аргументом относительно второй части, написав, что я слишком хитрожопый, если открою заведение для курящих, то все попрут ко мне, а остальные разорятся, что подло и несправедливо. Обоснование, на мой взгляд, так себе, но я был искренне благодарен этому человеку, так как он хотя бы попытался понять, о чем в принципе в статье идет речь.
В дискуссии на подобные темы обычно не ввязываюсь. Но тут под настроение ответил одной женщине. Она как раз особенно ярко и яростно обрушилась на меня по поводу парфюмерии по утрам. Я не выдержал и крайне мягко попросил, мол, мадам, попробуйте, пожалуйста, дочитать мой текст, я ведь там снял всяческие претензии к вашему запаху, за что же вы на меня так вызверились? До сих пор помню, что она мне ответила, так был впечатлен. Типа, я прочла почти полстраницы, потратила время и силы, вы наговорили великое множество глупостей, затронувших самые чувствительные струны моей души, а потом предлагаете всё это забыть, не обращать внимания и читать дальше? Да, вы что, издеваетесь? Нахрена я стану продолжать? Что мне умного может поведать человек с такими идиотскими взглядами и понятиями?
Или вот только что, относительно ленд-лиза. Я намеренно изначально и по мере сил подробно перечислил, каких тем не собираюсь касаться из тех, чьё возникновение возможно в данном контексте. От вероятности победы СССР в войне без союзников до объемов и качества этого самого ленд-лиза. А донести пытаюсь единственную самую примитивную мысль. Когда кто-то кому-то поставляет что-то, а потом с ним формально начинают расплачиваться через тридцать лет, а по сути толком рассчитываются только более чем через шестьдесят после окончания поставок, и при этом от общей суммы товаров отдают меньше половины одного процента, то есть, меньше двухсотой части, то таковое очень трудно назвать «торговлей» и утверждать, что «нам никто никогда ничего не дарил, мы за всё сполна расплатились чистым чукотским и колымским золотом».
Клянусь, это всё, что я хотел сказать. И если бы кто-нибудь стал со мной спорить на данную тему, ну, например, что там была не двухсотая часть, а, скажем, десятая и я просто ошибся в расчетах, или что расплатились не за больше, чем шестьдесят лет, а гораздо раньше, или что на самом деле это всё равно выгодная для продавца торговля, или ещё что подобное умное, я или приводил бы в ответ какие-то факты и аргументы, или, скорее всего, скромно промолчал бы, привычно сокрыв собственные эмоции, но по крайней мере убедился бы, что люди меня прочли и поняли хотя бы не то, прав я или нет, а просто что именно я хотел сказать.
Но нет. Мне готовы были возразить и поспорить со мной относительно множества тем, однако исключительно тех, про которые я изначально предупредил, что не могу и не хочу на них говорить. Это, видимо, какая-то такая специальная особенность восприятия моих текстов. Впрочем, чтобы не быть заподозренным в мании величия, предположу, что не только моих, а текстов в принципе. И не только текстов, а и самых простых фраз в рядовой бытовой беседе. «Я вчера выпил лишнего, и у меня сегодня голова болит». «А почему именно только вчера, ты что, обычно лишнего не выпиваешь?» «И почему обязательно выпил, может, ты съел что-то не то?» «Наверняка не одна голова, а ещё и живот, и руки должны дрожать». «В твоем возрасте вообще любое спиртное лишнее». «Нравственные люди не должны себе подобного позволять». И так до бесконечности.
И бесполезно предупреждать этот поток какими-то изначальными оговорками, вроде: «Вне зависимости от моего возраста и моей нравственности, я вчера выпил лишнего…» Никто не захочет понять, что у тебя просто голова болит. А наоборот, сделают всё, чтобы она разболелась ещё больше.
Но правила плавания в соляной кислоте не предусматривают рациональных выводов из имеющегося сколь угодно длительного и богатого жизненного опыта. Потому я вновь с открытой душой и наивным выражением глаз прошу. Забудьте, пожалуйста, всё вышесказанное. Сегодня хочу написать несколько строк совсем о другом.
Леонид Млечин тут напомнил в одном своем документальном сюжете то, на что я давно обратил внимание, но как-то всё к слову не приходило. К шестидесятилетию начала Войны, в июне 2001 года в уже переименованный, но для некоторых, особенно блокадников, всё ещё Ленинград приехала Хелена Берта Амалия, более известная как Лени, Рифеншталь, которой исполнилось девяносто восемь. Она была приглашена на ХI Международный кинофестиваль «Послание к человеку», где прошла ретроспектива её фильмов, после чего режиссеру вручили почетный приз «Золотой кентавр», а ещё она получила памятную медаль «За неоценимый вклад в мировое кино».
Мне удалось посмотреть практически все её фильмы, включая отмеченный Венецианским кинофестивалем тридцать второго года «Голубой свет». Так же я прочел о ней довольно много в том числе и специальной литературы, из которой узнал, что ей приписывается участие в изобретении или, по крайней мере первое применение в кино многих новинок, таких, например, как камера для подводной съемки или рельсовый операторский кран (особенно относительно первого лично у меня большие сомнения, но примем как данность).
Так вот, художественную, эстетическую, чисто кинематографическую и прочую подобную ценность всего этого я обсуждать не собираюсь и категорически не желаю. Хочу лишь констатировать и зафиксировать существующую для меня предельно четкую альтернативу.
Если вы считаете, что творчество Лени Рифеншталь (а, напомню, что прежде всего это, что не говори, но именно «Триумф воли» и «Олимпия») имеет высочайшее и безусловное художественное значение, а изобретенные и первой примененные новаторские кинематографические приемы внесли бесценный вклад в это искусство, то да, совершенно вне зависимости от контекста и буквального содержания её фильмов, более чем справедливо и уместно когда угодно приглашать её куда угодно и вручать что угодно.
А если вы (как, например, я, но мнения своего никому не навязываю, а просто ради приличия и точности отмечаю) считаете, что это всего лишь вульгарная напыщенная и довольно примитивная попытка создать эстетику максимального тоталитаризма, вылившаяся в откровенную и весьма лобовую фашистскую агитку, то приглашать эту нацистскую мразь, непосредственно и лично причастную к геноциду, в Ленинград к годовщине начала Войны и там показывать её кино, а потом ещё и награждать, это какое-то моральное извращение и патологическая тупость.
И я безнадежно повторю и подчеркну, что не хочу склонять кого-то к какому-то мнению или какой-то из позиций. А просто высказываю уверенность, что их всего две. А любые попытки покрутить задом где-то между ними на уровне «в любом случае она крупнейшая историческая фигура и выдающийся деятель мировой кинематографии хотя бы по возрасту» тут не проходят.
Правила плавания в соляной кислоте прощают всё и позволяют всё, кроме игнорирования факта, что это соляная кислота.
Когда борьба с курением вошла в предпоследнюю свою совсем уже тоталитарно-шизофреническую фазу и запретили сигареты не просто в общественных местах, но и абсолютно без малейшего исключения во всех ресторанах, барах и прочих подобных заведениях, я написал статью. Тогда меня ещё довольно активно перепечатывали во многих электронных СМИ, потому она разошлась относительно широко.
Статья состояла из двух частей. В первой, меньшей, которая занимала не более четверти текста, я писал о том, что меня тоже кое-что не устраивает в общении с окружающими. Ну, например, когда утром вхожу в лифт не совсем проснувшись и не очень хорошо себя чувствуя, а там едет или только что проехала дама, которая имеет собственные представления о необходимом количестве использования духов, то меня начинает тошнить и нередко впадаю в практически предобморочное состояние. Но я же при этом не требую запретить использование парфюмерии. Или, когда курю не в пятнадцати, а, не рассчитав с глазомером, в двенадцати метрах от выхода из метро, то всё равно за всю свою жизнь не отравлю воздух в городе больше, чем за час одна машина, стоящая в это время с включенным двигателем непосредственно у входа. Но и при этом не требую запретить автомобили.
А вторую часть статьи я начинал с просьбы забыть всё мною вышесказанное и не обращать на него никакого внимания. Поскольку это было лишь жалостливое эмоциональное предисловие, не имеющее практического значения. По большому счету меня нет фундаментальных претензий к дамам и духам, я не собираюсь курить у метро и на остановках общественного транспорта, вообще как-нибудь справлюсь со всеми этими личными проблемами никого не обременяя и не мороча никому голову. Но категорически не понимаю, почему, скажем, конкретно мне или кому подобному запрещено, пусть в крайне ограниченном количестве и с любыми дополнительными финансовыми обременениями, но открыть хоть какого-то типа и вида питейное заведение для курящих и тех, кому курение не помеха. При том, что сигареты находятся в свободной продаже и сами по себе являются полностью легальным товаром.
Во множестве изданий я получил огромное количество отзывов и комментариев, абсолютно подавляющее большинство которых относилось к первой части статьи. Меня поливали всеми видами помоев и объясняли, что я ничего не понимаю в духах, мое курение является персональной омерзительной забавой, а на машине люди ездят по жизненной необходимости, поэтому мое сравнение идиотское. По-моему, лишь один читатель газеты «Однако» удостоил меня аргументом относительно второй части, написав, что я слишком хитрожопый, если открою заведение для курящих, то все попрут ко мне, а остальные разорятся, что подло и несправедливо. Обоснование, на мой взгляд, так себе, но я был искренне благодарен этому человеку, так как он хотя бы попытался понять, о чем в принципе в статье идет речь.
В дискуссии на подобные темы обычно не ввязываюсь. Но тут под настроение ответил одной женщине. Она как раз особенно ярко и яростно обрушилась на меня по поводу парфюмерии по утрам. Я не выдержал и крайне мягко попросил, мол, мадам, попробуйте, пожалуйста, дочитать мой текст, я ведь там снял всяческие претензии к вашему запаху, за что же вы на меня так вызверились? До сих пор помню, что она мне ответила, так был впечатлен. Типа, я прочла почти полстраницы, потратила время и силы, вы наговорили великое множество глупостей, затронувших самые чувствительные струны моей души, а потом предлагаете всё это забыть, не обращать внимания и читать дальше? Да, вы что, издеваетесь? Нахрена я стану продолжать? Что мне умного может поведать человек с такими идиотскими взглядами и понятиями?
Или вот только что, относительно ленд-лиза. Я намеренно изначально и по мере сил подробно перечислил, каких тем не собираюсь касаться из тех, чьё возникновение возможно в данном контексте. От вероятности победы СССР в войне без союзников до объемов и качества этого самого ленд-лиза. А донести пытаюсь единственную самую примитивную мысль. Когда кто-то кому-то поставляет что-то, а потом с ним формально начинают расплачиваться через тридцать лет, а по сути толком рассчитываются только более чем через шестьдесят после окончания поставок, и при этом от общей суммы товаров отдают меньше половины одного процента, то есть, меньше двухсотой части, то таковое очень трудно назвать «торговлей» и утверждать, что «нам никто никогда ничего не дарил, мы за всё сполна расплатились чистым чукотским и колымским золотом».
Клянусь, это всё, что я хотел сказать. И если бы кто-нибудь стал со мной спорить на данную тему, ну, например, что там была не двухсотая часть, а, скажем, десятая и я просто ошибся в расчетах, или что расплатились не за больше, чем шестьдесят лет, а гораздо раньше, или что на самом деле это всё равно выгодная для продавца торговля, или ещё что подобное умное, я или приводил бы в ответ какие-то факты и аргументы, или, скорее всего, скромно промолчал бы, привычно сокрыв собственные эмоции, но по крайней мере убедился бы, что люди меня прочли и поняли хотя бы не то, прав я или нет, а просто что именно я хотел сказать.
Но нет. Мне готовы были возразить и поспорить со мной относительно множества тем, однако исключительно тех, про которые я изначально предупредил, что не могу и не хочу на них говорить. Это, видимо, какая-то такая специальная особенность восприятия моих текстов. Впрочем, чтобы не быть заподозренным в мании величия, предположу, что не только моих, а текстов в принципе. И не только текстов, а и самых простых фраз в рядовой бытовой беседе. «Я вчера выпил лишнего, и у меня сегодня голова болит». «А почему именно только вчера, ты что, обычно лишнего не выпиваешь?» «И почему обязательно выпил, может, ты съел что-то не то?» «Наверняка не одна голова, а ещё и живот, и руки должны дрожать». «В твоем возрасте вообще любое спиртное лишнее». «Нравственные люди не должны себе подобного позволять». И так до бесконечности.
И бесполезно предупреждать этот поток какими-то изначальными оговорками, вроде: «Вне зависимости от моего возраста и моей нравственности, я вчера выпил лишнего…» Никто не захочет понять, что у тебя просто голова болит. А наоборот, сделают всё, чтобы она разболелась ещё больше.
Но правила плавания в соляной кислоте не предусматривают рациональных выводов из имеющегося сколь угодно длительного и богатого жизненного опыта. Потому я вновь с открытой душой и наивным выражением глаз прошу. Забудьте, пожалуйста, всё вышесказанное. Сегодня хочу написать несколько строк совсем о другом.
Леонид Млечин тут напомнил в одном своем документальном сюжете то, на что я давно обратил внимание, но как-то всё к слову не приходило. К шестидесятилетию начала Войны, в июне 2001 года в уже переименованный, но для некоторых, особенно блокадников, всё ещё Ленинград приехала Хелена Берта Амалия, более известная как Лени, Рифеншталь, которой исполнилось девяносто восемь. Она была приглашена на ХI Международный кинофестиваль «Послание к человеку», где прошла ретроспектива её фильмов, после чего режиссеру вручили почетный приз «Золотой кентавр», а ещё она получила памятную медаль «За неоценимый вклад в мировое кино».
Мне удалось посмотреть практически все её фильмы, включая отмеченный Венецианским кинофестивалем тридцать второго года «Голубой свет». Так же я прочел о ней довольно много в том числе и специальной литературы, из которой узнал, что ей приписывается участие в изобретении или, по крайней мере первое применение в кино многих новинок, таких, например, как камера для подводной съемки или рельсовый операторский кран (особенно относительно первого лично у меня большие сомнения, но примем как данность).
Так вот, художественную, эстетическую, чисто кинематографическую и прочую подобную ценность всего этого я обсуждать не собираюсь и категорически не желаю. Хочу лишь констатировать и зафиксировать существующую для меня предельно четкую альтернативу.
Если вы считаете, что творчество Лени Рифеншталь (а, напомню, что прежде всего это, что не говори, но именно «Триумф воли» и «Олимпия») имеет высочайшее и безусловное художественное значение, а изобретенные и первой примененные новаторские кинематографические приемы внесли бесценный вклад в это искусство, то да, совершенно вне зависимости от контекста и буквального содержания её фильмов, более чем справедливо и уместно когда угодно приглашать её куда угодно и вручать что угодно.
А если вы (как, например, я, но мнения своего никому не навязываю, а просто ради приличия и точности отмечаю) считаете, что это всего лишь вульгарная напыщенная и довольно примитивная попытка создать эстетику максимального тоталитаризма, вылившаяся в откровенную и весьма лобовую фашистскую агитку, то приглашать эту нацистскую мразь, непосредственно и лично причастную к геноциду, в Ленинград к годовщине начала Войны и там показывать её кино, а потом ещё и награждать, это какое-то моральное извращение и патологическая тупость.
И я безнадежно повторю и подчеркну, что не хочу склонять кого-то к какому-то мнению или какой-то из позиций. А просто высказываю уверенность, что их всего две. А любые попытки покрутить задом где-то между ними на уровне «в любом случае она крупнейшая историческая фигура и выдающийся деятель мировой кинематографии хотя бы по возрасту» тут не проходят.
Правила плавания в соляной кислоте прощают всё и позволяют всё, кроме игнорирования факта, что это соляная кислота.