Уж очень большая и холодная страна
Я, к сожалению, очень небрежно отношусь к некоторым вопросам, за что постоянно себя корю, но поделать с этим ничего не могу из-за лени и разгильдяйства. В частности, в тех постоянных информационных потоках, которые пропускаю через себя, нередко встречаются артефакты, которые надо бы зафиксировать и отметить, и я сам себе даю задание, вот, вечером сяду, найду источник, запишу, помещу куда-нибудь, где не забуду… Но чаще всего благие намерения кончаются ничем, заматываюсь, забываю, вылетает из головы. А когда и если через какое-то время что-то всплывает и начинаешь понимать, что хорошо бы сослаться и процитировать, то уже не можешь найти, всё провисает в воздухе и становится очень обидно.
Вот и сейчас. Вспомнился один документальный фильм ВВС, попытался раскопать, но ничего не получилось. И всё-таки я раздражение на себя рискну пересилить и попробую пересказать запомнившийся момент, который всплыл по определенному поводу.
В последние месяцы Второй мировой в США то ли были созданы отдельно и специально, то ли перепрофилированы из уже существовавших, но с несколько иными целями, такие особые «подразделения психологической войны» для решения очень конкретной специфической задачи. Группы офицеров, в основном профессиональных психологов, но не только, их, видимо, не полностью хватало, так что, там были и историки, и филологи, и прочие гуманитарии, но все с очень хорошим университетским образованием, ездили по Германии довольно долго, ещё почти год и после победы, и пытались в беседах с людьми выяснить один единственный вопрос. Как удалось такое количество людей сделать участниками и минимум соучастниками гигантского преступления?
Нет, подавляющее большинство не было какими-то абстрактными «профессорами, просто надевшими погоны», это в основном вполне реальные боевые офицеры, многое повидавшие и участвовавшие до того в военных операциях. И если они встречали кого-то в процессе работы, заподозренного ими в злодеяниях, попадавших по каким-то параметрам под соответствующие санкции, то задерживали и передавили иным, занимающимся этим силовым структурам. Но сами ничего не расследовали, а исключительно разговаривали с людьми. Только хотели понять, ничего более.
У нас тоже были специалисты по «психологической войне». Но, насколько мне известно, подобными вопросами они не занимались и не задавались, видимо, им и так всё было на эту тему прекрасно известно и понятно. А во американцы по вечной своей тупости несколько растерянно не врубались, потому, похоже, и пробовали разобраться.
А один из таких офицеров вел дневник. Ещё раз подчеркну, это не те официальные доклады, отчеты и документы, которые по роду своей деятельности он так же, как многие остальные, составлял и отправлял в вышестоящие обобщающие материал инстанции, и которые, думаю, аккуратно хранятся в каких-то архивах, что, несомненно, представляет огромный интерес для исследователей, но я просто не в курсе, есть ли такие академические серьезные исследователи и исследования. А самый обычный и сугубо личный дневник, который только для себя вел офицер с психологическим образованием и боевым опытом.
После войны он демобилизовался, вернулся к работе совсем в иной области, а дневник засунул куда-то в нижний ящик стола и более в публичной деятельности к нему не обращался. Только через несколько лет после его смерти тетрадку нашел сын, прочитал, ему показалось интересным и значимым, передал кому-то из журналистов, на неё в конце концов почти случайно наткнулись документалисты ВВС и решили сделать фильм.
Он, конечно, не совсем документальный. То есть, там очень много хроники военный и послевоенных лет Германии, на фоне которой зачитываются записи из дневника. Но почти половину фильма составляют постановочные реконструкции (о чем постоянно предупреждается зритель) тех диалогов и бесед, которые офицер записывал по свежим следам. И вот одну такую сценку, ещё раз повторю, разыгранную актерами, но по материалам живой реальной записи, я попытаюсь пересказать, как она мне запомнилась.
Немецкая учительница очень почтенного возраста, лет, наверное, под семьдесят. Играет немка, разговор ведется тоже по-немецки, хотя она изначально и предлагает офицеру перейти на английский, если тому удобнее, ей без разницы, она на почти любом европейском говорит почти свободно. Офицер спрашивает, мол, а как вы объясняли происходящее, его смысл и необходимость вашим ученикам? Она даже в некотором недоумении: «А что там, собственно было особо объяснять, и так всё предельно ясно и наглядно. Мы с англичанами совершенно не хотели враждовать, и фюрер всегда говорил о своем уважении к Британской империи, часто даже ставил ей в пример и многократно предлагал им мир и дружбу. А они всё отвергли и объявили нам войну. Пришлось защищаться».
«А Польша?» «Ну, и что Польша? Они нас постоянно и нагло провоцировали, мы в конце концов просто не могли не ответить силой, это и Сталин признал, очень достойно и вовремя нам помог». «Франция тоже?» «Да, с французами вообще нет никаких сомнений. Они нас всегда ненавидели. Что сделали с Германией после прошлой войны? Унизили и разграбили, мечтали и вовсе уничтожить. Получили по заслугам и справедливости, тут каждому было предельно ясно. И малейших вопросов не возникало». «Россия тоже?» «Нет, вот, наверное, с Россией это всё-таки была некоторая ошибка. Уж очень большая и холодная страна. Но там, видимо, просто выхода иного не было, как ни крути, а она тоже входила в кольцо окружавших нас врагов». «То есть, весь мир состоял из окружавших врагов?» «Нет, всё же не весь, ведь у нас тоже были союзники, но непосредственное окружение в основном, несомненно, да, было абсолютно враждебным и ненавидело немецкий народ. Естественно, мы должны были защищаться».
Так продолжается ещё довольно долго, но смысл, думаю, вполне понятен, ничего принципиально нового не говорится, после чего происходит несколько удивившая меня сцена. И, если бы киношники не клялись в правдивости и не были бы из ВВС, которую я уважаю, если бы не ссылались на конкретные дневники и плюс если бы не моя уверенность, что у их автора не было никаких причин врать или фантазировать, я решил бы, что это неловкая придумка сценаристов. Офицер объявляет беседу законченной, прощается с учительницей, та встаёт и вдруг говорит: «Большое спасибо, что выслушали меня столь внимательно и уважительно, разрешите напоследок дружески пожать вам руку».
Тот не шевелится, даже не пытается хоть на сантиметр оторвать задницу от стула перед стоящей напротив старой женщиной, только отвечает после короткой паузы: «Нет, я из всегда окружающих вас врагов».
И ещё мне запомнилась одна фраза из дневника, почти уже в финале фильма, опять же, к сожалению, привожу не точную цитату, но уверен, что достаточно близко к оригиналу:
«Я ходил в атаки на пляжах и терял товарищей. Я был в Майданеке и Освенциме, во многих немецких концлагерях, особенно, так получилось, для советских военнопленных. Я ездил по деревням и селам, где в большинстве сараев у крестьян содержались славянские рабы. Я постоянно передвигался по стране полной убийц, но ни разу не встретил человека, который считал бы себя виновным. У каждого было оправдание и полная уверенность в этой своей правоте. Буквального у каждого, без исключения. Я не знаю, что с этим делать и возможно ли вообще что-то делать».
И только не надо никаких тупых аналогий. Это пошло и наивно. Ничто ни с чем не сравнимо и пытаться извлечь из чего-то какие-то уроки совершенно бесполезно и бессмысленно. Хотя, конечно, обидно, что я тогда не записал, а теперь не смог найти того фильма. Его как раз пересмотреть вполне стоило бы. Но и тут ничего страшного или исключительного. Подобного материала сколько угодно. А толку-то…
Вот и сейчас. Вспомнился один документальный фильм ВВС, попытался раскопать, но ничего не получилось. И всё-таки я раздражение на себя рискну пересилить и попробую пересказать запомнившийся момент, который всплыл по определенному поводу.
В последние месяцы Второй мировой в США то ли были созданы отдельно и специально, то ли перепрофилированы из уже существовавших, но с несколько иными целями, такие особые «подразделения психологической войны» для решения очень конкретной специфической задачи. Группы офицеров, в основном профессиональных психологов, но не только, их, видимо, не полностью хватало, так что, там были и историки, и филологи, и прочие гуманитарии, но все с очень хорошим университетским образованием, ездили по Германии довольно долго, ещё почти год и после победы, и пытались в беседах с людьми выяснить один единственный вопрос. Как удалось такое количество людей сделать участниками и минимум соучастниками гигантского преступления?
Нет, подавляющее большинство не было какими-то абстрактными «профессорами, просто надевшими погоны», это в основном вполне реальные боевые офицеры, многое повидавшие и участвовавшие до того в военных операциях. И если они встречали кого-то в процессе работы, заподозренного ими в злодеяниях, попадавших по каким-то параметрам под соответствующие санкции, то задерживали и передавили иным, занимающимся этим силовым структурам. Но сами ничего не расследовали, а исключительно разговаривали с людьми. Только хотели понять, ничего более.
У нас тоже были специалисты по «психологической войне». Но, насколько мне известно, подобными вопросами они не занимались и не задавались, видимо, им и так всё было на эту тему прекрасно известно и понятно. А во американцы по вечной своей тупости несколько растерянно не врубались, потому, похоже, и пробовали разобраться.
А один из таких офицеров вел дневник. Ещё раз подчеркну, это не те официальные доклады, отчеты и документы, которые по роду своей деятельности он так же, как многие остальные, составлял и отправлял в вышестоящие обобщающие материал инстанции, и которые, думаю, аккуратно хранятся в каких-то архивах, что, несомненно, представляет огромный интерес для исследователей, но я просто не в курсе, есть ли такие академические серьезные исследователи и исследования. А самый обычный и сугубо личный дневник, который только для себя вел офицер с психологическим образованием и боевым опытом.
После войны он демобилизовался, вернулся к работе совсем в иной области, а дневник засунул куда-то в нижний ящик стола и более в публичной деятельности к нему не обращался. Только через несколько лет после его смерти тетрадку нашел сын, прочитал, ему показалось интересным и значимым, передал кому-то из журналистов, на неё в конце концов почти случайно наткнулись документалисты ВВС и решили сделать фильм.
Он, конечно, не совсем документальный. То есть, там очень много хроники военный и послевоенных лет Германии, на фоне которой зачитываются записи из дневника. Но почти половину фильма составляют постановочные реконструкции (о чем постоянно предупреждается зритель) тех диалогов и бесед, которые офицер записывал по свежим следам. И вот одну такую сценку, ещё раз повторю, разыгранную актерами, но по материалам живой реальной записи, я попытаюсь пересказать, как она мне запомнилась.
Немецкая учительница очень почтенного возраста, лет, наверное, под семьдесят. Играет немка, разговор ведется тоже по-немецки, хотя она изначально и предлагает офицеру перейти на английский, если тому удобнее, ей без разницы, она на почти любом европейском говорит почти свободно. Офицер спрашивает, мол, а как вы объясняли происходящее, его смысл и необходимость вашим ученикам? Она даже в некотором недоумении: «А что там, собственно было особо объяснять, и так всё предельно ясно и наглядно. Мы с англичанами совершенно не хотели враждовать, и фюрер всегда говорил о своем уважении к Британской империи, часто даже ставил ей в пример и многократно предлагал им мир и дружбу. А они всё отвергли и объявили нам войну. Пришлось защищаться».
«А Польша?» «Ну, и что Польша? Они нас постоянно и нагло провоцировали, мы в конце концов просто не могли не ответить силой, это и Сталин признал, очень достойно и вовремя нам помог». «Франция тоже?» «Да, с французами вообще нет никаких сомнений. Они нас всегда ненавидели. Что сделали с Германией после прошлой войны? Унизили и разграбили, мечтали и вовсе уничтожить. Получили по заслугам и справедливости, тут каждому было предельно ясно. И малейших вопросов не возникало». «Россия тоже?» «Нет, вот, наверное, с Россией это всё-таки была некоторая ошибка. Уж очень большая и холодная страна. Но там, видимо, просто выхода иного не было, как ни крути, а она тоже входила в кольцо окружавших нас врагов». «То есть, весь мир состоял из окружавших врагов?» «Нет, всё же не весь, ведь у нас тоже были союзники, но непосредственное окружение в основном, несомненно, да, было абсолютно враждебным и ненавидело немецкий народ. Естественно, мы должны были защищаться».
Так продолжается ещё довольно долго, но смысл, думаю, вполне понятен, ничего принципиально нового не говорится, после чего происходит несколько удивившая меня сцена. И, если бы киношники не клялись в правдивости и не были бы из ВВС, которую я уважаю, если бы не ссылались на конкретные дневники и плюс если бы не моя уверенность, что у их автора не было никаких причин врать или фантазировать, я решил бы, что это неловкая придумка сценаристов. Офицер объявляет беседу законченной, прощается с учительницей, та встаёт и вдруг говорит: «Большое спасибо, что выслушали меня столь внимательно и уважительно, разрешите напоследок дружески пожать вам руку».
Тот не шевелится, даже не пытается хоть на сантиметр оторвать задницу от стула перед стоящей напротив старой женщиной, только отвечает после короткой паузы: «Нет, я из всегда окружающих вас врагов».
И ещё мне запомнилась одна фраза из дневника, почти уже в финале фильма, опять же, к сожалению, привожу не точную цитату, но уверен, что достаточно близко к оригиналу:
«Я ходил в атаки на пляжах и терял товарищей. Я был в Майданеке и Освенциме, во многих немецких концлагерях, особенно, так получилось, для советских военнопленных. Я ездил по деревням и селам, где в большинстве сараев у крестьян содержались славянские рабы. Я постоянно передвигался по стране полной убийц, но ни разу не встретил человека, который считал бы себя виновным. У каждого было оправдание и полная уверенность в этой своей правоте. Буквального у каждого, без исключения. Я не знаю, что с этим делать и возможно ли вообще что-то делать».
И только не надо никаких тупых аналогий. Это пошло и наивно. Ничто ни с чем не сравнимо и пытаться извлечь из чего-то какие-то уроки совершенно бесполезно и бессмысленно. Хотя, конечно, обидно, что я тогда не записал, а теперь не смог найти того фильма. Его как раз пересмотреть вполне стоило бы. Но и тут ничего страшного или исключительного. Подобного материала сколько угодно. А толку-то…