Дорого
Это как ассоциация. Одна большая. Получилось даже немного. Хотя я боялась, что это выльется в одно большое начинание.
Ива легонько шуршала своими ветвями при каждом порыве ветра и защищала ребят от летнего зноя. Каждый из мальчиков помнил это дерево, кажется, с рождения. И каждый день, казалось, оно становилось намного старше и мудрее. Может, от того, что именно к нему по традиции ходили прощаться со всеми умершими в городе. А во время войны их было особенно много. Считалось, что провожающие близких в долгое путешествие, должны рассказать всю историю человеческой жизни. Дерево вбирало в себя слова, а потом разносило их на многие мили вокруг своим шелестом листьев.
Чем старше становились ребята, тем ближе подбиралась к ним война. Само слово въедалось внутрь, растекаясь там живительным потоком. Чем больше проходило времени, тем острее стоял вопрос о том, чью же сторону принимать. А война все шла и даже не думала прекращаться. Везде война. С каждым годом - все больше жертв. С каждым годом, ива старела, ее ветви приобретали красноватый оттенок, а листья оттдавали уже темно-зеленым таким глубоким, что можно было провалиться в него и падать.
- Мальчики, пора обедать! - мама стояла на крыльце и выжидательно смотрела на сыновей. Они с серьезными лицами поднялись с земли, так что мать не смогла сдержать улыбку.
Соседки, увидев Лили Эйленс нахваливали ее ребят. Еще и шести нет, а они не шумят, вежливо здороваются с прохожими и занимаются «серьезными делами», а не играми в прятки. Откуда им было знать, что в тот день, войдя в дом, мальчишки старались скрыть длинные порезы на правой ладони. Чтобы братство было сильнее.
Руку неприятно жгло, столовые приборы получалось с трудом держать. Но мама не заметила ни в этот день, ни в следующий.
- Тебе опять снились кошмары? - Милли уложила мужа обратно на подушки и положила ему на лоб холодное полотенце.
- Кажется. Сколько сейчас времени? - осматриваясь по сторонам с лихорадочным блеском в глазах поинтересовался Майкл.
- Половина пятого утра.
- Прости, что снова тебя разбудил.
- Ничего, ты же не можешь контролировать свои сны. Это никому не подвластно. Просто постарайся не выматываться так на работе. Мне иногда кажется, что твой начальник в последнее время слишком сильно тебя загружает.
- Да, я поговорю со Стоунзом и, может, возьму парочку выходных. А сейчас следует поспать еще несколько часов.
- Спокойной ночи, - Милли повернулась лицом к стенке и закусила нижнюю губу - уже около месяца она просыпалась посреди ночи от резких движений мужа, будила его и прикладывала холодное полотенце к голове, чтобы хоть как-то его успокоить. Но это не помогало.
Как только Майкл получил увольнительную, он тут же отправился на континент, подальше от дома. Ему просто не хватило силы духа увидеть мать, отца и младшую сестру про которую родители писали ему несколько лет подряд, пока не потеряли с ним связь.
Он выучился библиотечному делу и часами сидел в архивах, разбирая подшивки газет или пытаясь перевести очередную книгу, расставляя редкие экземпляры на полки или вбивая новые поступления в компьютер. Не слишком увлекательно, зато в течение своего рабочего дня он обязан был три часа проводить с читателями библиотеки, советуя им, что бы взять почитать. Он любил людей. Пытался узнать побольше о каждом из них в личном разговоре. Больше всего он радовался, когда встречал кого-нибудь, у кого бы были живые братья или сестры.
Работа ему нравилась в общем и целом. По крайней мере, с выбором профессии на континенте он не прогадал. Именно там он познакомился с Милли. А потом все как-то закрутилось и завертелось, пока не дошло до свадьбы и до съема квартиры в довольно шумном районе, потому что там было дешевле.
Постоянно хотелось приносить домой больше денег. Милли нужна новая стиральная машинка, Милли очень любит овощи, а зимой на континенте они катастрофически дорожают, Милли нравится то платье в витрине, но на него тоже нужны деньги. Иногда казалось, что это замкнутый круг, кабала. Долговую росписку взяли когда-то в детстве, а потом заставили платить с процентами. Чаще думалось, что деньги в этим мире - самая большая глупость. Но последнее Майкл скидывал на свои прошлые убеждения и гнал от себя подальше.
Зарплата начислялась по количеству сделанного за месяц: сколько газет подшито и рассортировано по содержащимся в них новостям, количество переведенных книг за тот же месяц и качество обслуживания посетителей, складывающееся из отзывов о работнике.
Месяц назад в одной из газет он нашел списки официально погибших. Среди них яркими чернилами выделялось имя Ральфа Эйленса. Потом все как-то покатилось к черту. Майкл даже сам не понял как.
Будильник звонил ровно в 7. Милли вставала первой и шла на кухню готовить тосты. Следом за ней поднимался Майкл и, чтобы не мешать жене, чистил зубы в ванной. В 8 он выходил из дома, чтобы добраться до библиотеки и вливался в людской поток, спешащий до метро.
Каждый считал своим долгом наступить идущему рядом на ногу или пнуть его сумкой. Поначалу Майкл относился к этому с безразличием, но в последнее время начал раздражаться. Внутрь заползала карманная удавка, не дающая кислороду спокойно циркулировать по организму. Катастрофически не хватало воздуха. Поэтому он просто шел молча, подаваляя в себе желание закричать.
После работы зайти в магазин и купить продукты, а потом домой, где Милли приготовит ужин. Определенно, жизь на континенте ему пришлась по душе. Четкий распорядок дня и практически полное отсутствие мыслей. При этом, большой город, где никому нет до тебя дела. Не то что их городишко.
Первые сообщения в газетах о том, что партизаны начинают выигрывать. Власть сдавала свои позиции. Нельзя сказать, что так уж стремительно. Скорее - последние нападения на административные здания немного ограничивали их действия. Но не так сильно, как хотелось бы несогласным с режимом.
Мама на кухне сначала долго читала газету, пытаясь проанализировать каждое написанное слово, а потом говорила с кем-то по телефону, пересказывая прочитанное и делясь своими мыслями по этому поводу.
Майкл и Ральф к тому времени уже учились в средней школе и потихоньку начинали думать, куда идти дальше. Порезы на ладони у каждого затянулись, превратившись в еле заметные шрамы. Они все делали вместе, поэтому после долгих разговоров решили поступать в военный колледж. По сообщениям в газетах война принимала нешуточные обороты. Война, ребята смутно представляли, что это такое, но заведомо тянулись ко всему неизвестному.
Он не помнил, как его сбила машина. Помнил только неясные очертания больничных ламп уже позже, расплывающиеся очки медсестры без самой медсестры, висящие как будто на веревочке как погремушка для ребенка, чтобы тот спал спокойнее. Только спокойнее от этого не становилось. А еще шепот брата на ухо «Майки, Майки! Ты должен поправиться», - настолько тревожный, что хотелось тут же встать на ноги или как минимум ответить что-то ободряющее. Но в горле как будто застрял комок ваты, отчего мышцы упорно не хотели двигаться. Пошевелить рукой тоже не удалось.
Кто-то то включал, то выключал сознание. Когда выключатель находился в позиции «вкл», Майкл слышал умоляющий голос брата. Слова, которые произносил Ральф особо не менялись, но с каждым днем из них все больше и больше уходила надежда. Пока в один день Майки не выдавил из себя запинающееся «угу». В ответ на это он услышал неуверенный голос брата: «Обошлось, значит? Это хорошо. Мама купила мне новенький ремень. Он твой - на удачу». Только тут младший понял, что все это время Ральф почти не спал - увидел по черным кругам вокруг глаз.
- Тебе опять снились кошмары? - Милли уложила мужа обратно на подушки и положила ему на лоб холодное полотенце.
- Кажется. Сколько сейчас времени? - осматриваясь по сторонам с лихорадочным блеском в глазах поинтересовался Майкл.
- Половина пятого утра.
- Прости, что снова тебя разбудил.
- Ничего, ты же не можешь контролировать свои сны. Это никому не подвластно. Просто постарайся не выматываться так на работе. Мне иногда кажется, что твой начальник в последнее время слишком сильно тебя загружает.
- Да, я поговорю со Стоунзом и, может, возьму парочку выходных. А сейчас следует поспать еще несколько часов.
- Спокойной ночи, - Милли повернулась лицом к стенке и закусила нижнюю губу.
Внутрь пробирался холод. В последний раз такое же чувство у Майкла было около шести лет назад. Неясно откуда взявшееся, соскребающее всю позолоту у тебя изнутри и раздирающее на части. Ощущение покидающей тебя энергии, возрастающее противоречие.
Впервые за все время на континенте работа казалась мелочной. Одинаковая информация в газетах. Современная литература, не рассказывающая читателю ничего нового. Какой-то бред. Кризис. То, на что не следует обращать внимание. Он упускал что-то важное.
Смотрел сквозь пальцы, загораживая большим или указательным какой-то яркий камушек. То, что обязано было стать целью, но оставалось невидимым и незатронутым. Зато хорошо виделись библиотечные стеллажи и зарплата, срок выплаты которой снова передвинули на неделю.
Жизнь, состоящая из одинаковых дней со схожими задачами. Алгоритмы, не меняющиеся с годами. Безмыслие, доходящее до отупления.
С работы Майкл отпросился пораньше и пошел гулять по городу. Мимо него шли люди с сумками в руках, озирающиеся по сторонам и бросающие косые взгляды на всех, кто дотрагивался до их рюкзаков или сумочек. Серость. Опущенные ресницы.
Привычнее было не замечать этого. Только холод, казалось, открывал глаза. Что-то хотело вырваться наружу, но не позволяли последние шесть лет жизни. «Еще один сон», - молилось внутри что-то. «Хоть бы мне перестали сниться кошмары, иначе я свихнусь. Да и денег снова не хватает», - тем временем думал Майкл. В толпе, состоящей из сплошной массы одноликих, начали проявляться краски. Он шел домой, недовольный тем, что закончил работу так рано. Еще через пару часов корпения над тем Древнегреческим манускриптом - он мог бы выручить порядка сотни и потратить ее на еду, а часть отложить на подарки жене.
- Давай заключим пари! - предложил Ральф. - С этого момента мы думаем за себя. Давай, ты первый, чью бы сторону ты принял в этой войне и почему.
Они закончили военную академию и готовились как-то помогать своей стране. Внутри оба надеялись, что они примут одинаковую сторону. Им ведь нельзя разлучаться. Но профессор Ангориан случайно обронил, что каждый должен учиться думать самостоятельно. Они решили попробовать. Жить как-то по раздельности, изучая каждый свое. То, что нравилось.
- Хорошо, - начал Майкл, поправляя на переносице солнцезащитные очки. - Я бы ушел к партизанам. Понимаешь, нас ведь действительно сильно притесняют. Мама в последнее время жаловалась на то, что цены растут, а ей тяжело. Да и отец сдает позиции. Поэтому я считаю, что нужно за красных - они хотят установить равенство в стране. А ты?
- Правительство. Оно ведет бои не в городах, а на пересеченной местности. Красные бы до этого бы не додумались, начали бы примешивать к этому обычных горожан. Тем более, реформами мы добъемся большего. Уверен.
- Тогда, мы расходимся? - неуверенно уточнил Майкл.
- Кажется. Ищем дорогу самостоятельно?
- Вроде бы. Не смотря ни на что, я не убью тебя, даже если после этого стану предателем!
- Еще бы, я ведь с тобой ночами в больнице сидел, кровь свою переливал тебе. Только...давай мы повоюем пару лет, а потом встретимся дома и поделимся своими соображениями. Мне кажется, что через некоторое время, идея становится важнее людей.
- Ральф, ты такую чушь несешь! С нами все будет хорошо.
Маме сказали, что уезжают в столицу работать. Каждый из них изредка писал ей. Отец работал как проклятый, поэтому мало чего замечал в те дни. Когда садились в разные поезда, казалось, что из них вынимают самое важное - душу или сердце. В тот день шел дождь. Когда и погода расстраивается, кажется, что ты не одинок. Они были вдвоем, но вместе с тем, больше не существовало этого постоянного «вместе». Каждый сам за себя.
- Очнись, Ральфи! Очнись! - вокруг было столько крови, что становилось непонятно - чья она. Ральфа, лежащего на траве с улыбкой на лице, или тех, кто пристроился как будто бы поспать рядом.
Заляпанная кровью рубашка на животе. Краска. Рисунок ребенка, который приложил свои пальцы к холсту.
- Очнись, Ральфи! - истошный окрик. - Я же не в тебя целился, а в другого!
- Кажется, я оказался прав, братишка...идеология становится важнее людей. Каждый защищает своих. Так уж вышло.
- Ты кричал сегодня во сне, - встревоженно сказала Молли. - Как будто ты видел смерть своих близких.
- Это не важно, - Майкл не дал жене уложить себя обратно на подушку. Вместо этого он начал одеваться.
- Ты куда? Время-то еще ночное! Видишь, как темно за окном.
- Мне нужен первый же самолет.
- Куда же ты собираешься?
- Это не важно, Милли.
Пустынный мегаполис. Редкий свет в окнах, прохожие щурятся в свете фонарей и идут дальше. От них пахнет алкоголем и дешевыми сигаретами. В подворотнях ночуют бездомные. Никаких масок, никакой жестокости и серости. Сплошные желтые пятна уличных огней.
Старая ива все еще стояла рядом с их домом. Ее ствол стал еще толще, а листья, как казалось издали, почернели. Подойдя ближе, Майкл заметил, что это все тот же зеленый, только совсем темный.
- Ральф Эйленс, я пришел проводить тебя... - начал он свою молитву. Он простоял у дерева до позднего вечера и только потом решился войти в дом, где все еще жила его семья. Мать, отец, сестренка и фотографии. Их совместные фотографии с братом.