(no subject)
Бывают времена, когда я смотрю на свои записи и думаю - черт, и это называется мать! ни слова о детях! А сейчас наоборот, смотрю и думаю -- и это Человек? это Венец Эволюции? это же клуша, мамашкус вульгарис, у которой в голове если что и есть, так только мысли о деточках ненаглядненьких, где уж там про мировую революцию подумать! А что поделать, если жизнь полосатая - то она заполнена детьми, а то набита ими под завязку, и третьего не дано?
Это я все к новой серии из саги про мальчика Кирюшу, у которого случилась любовь, и любовь эта называется -- трусопамперсы. Ну, такие, знаете, памперсы, которые не на липучках, а в чистом виде трусы на широкой резинке. Мне надоело возиться по вечерам с липучками (и ведь все равно по утрам памперс был весом как хороший кастет - потому что вечер рано или поздно кончается, а ночь длинна), ия купила пачку этих трусопамперсов и презентовала их Кирюхе с пышной речью на тему "большой мальчик может ходить ночью на горшок сам". Большой мальчик прыгал на пачке, как на батуте, и чихать хотел на эту социальную рекламу.
Но безразличие длилось недолго -- первый же извлеченный из пачки трусопамперс покорил Кирюхино сердце. Ваше бы тоже покорил, если бы вы видели всех этих осликов, тигров, лошадок и жирафов, которых производители наляпали на все доступные места. Кирюха немедленно натянул трусопамперс, согнулся пополам и стал считать лошадок и слоников. Я подумала, что, глядишь, ребенок и впрямь научится ночами ходить горшечной тропой самостоятельно, не прерывая родительский сон. Спасибо тебе, фирма Pampers - ты всегда заботишься о нас!
...Это было пять дней назад. Пять дней и пять вечеров назад. Ночей у нас больше нет. Ночь -- это время когда спят (и писают в памперс, если уж приспичило). Вечер - это когда еще не спят и просятся на горшок. Так вот -- ночи кончились. Остались только вечера. Потому что мальчик Кирюша даже во сне ужасно озабочен сохранностью своего замечательного драгоценного художественного трусопамперса. Каждый вечер мальчик Кирюша проводит переключику среди тигров и жирафов, которые уже здорово поистрепались, а потом выдает почти пионерскую речевку: "Солнечному миру -- да, да, да! Ядерному взрыву -- нет, нет, нет!" "В памперс писать -- нет! На горшок писать -- да!" И, верный своему слову, при малейшем подозрении на возможность осквернения драгоценного анималистического полотна, которым обернуты его чресла, бежит к тому самому горшку, по дороге громкими криками сзывая экспертов: Мама! -- посмотри, он сухой? Он точно сухой? Ты можешь под присягой подтвердить, что он сухой? И лошадки сухие? И слоники? И тигр? И обезьянки сухие? Уффф, кажется, на этот раз мир спасен -- я успел...
Открытая пачка трусопамперсов пылится в детской. Единственный изъятый из нее экземпляр -- повторяю, прошло пять дней! -- уже не белый, а серый в мелких катышках. Лошадки постарели лет на двадцать - с виду - и превратились в старых кляч. Жираф болен псориазом в тяжелой форме. На шкуру тигра не позарился бы даже самый неприхотливый охотник. Но Кирюха не желает расставаться с живописным полотном, предпочитая приносить в жертву ночной сон -- как свой, так и родительский. По утрам он строго следит за тем, чтобы лошадки и жирафы были отправлены в ящик под кроватью -- до следующего вечера, -- и резко (а главное - громко и надсадно) протестует против попыток поменять их на более свежие образцы. С трудом продирая глаза после аврального сна, я с ужасом думаю о той ночи -- пардон, вечере, вечере, -- когда лошадки, жирафы и тигры все-таки подмокнут. Что-то подсказывает мне, что это отнюдь не побудит Кирюху расстаться с ними, а уж если расставание состоится, траурная церемония выйдет вполне в духе Древней Греции - с рыданиями наемных плакальщиц и перечислением достоинств покойного в поэтически-гипертрофированной форме.
Спасибо тебе, фирма PAmpers - ты всегда думаешь о нас...
Это я все к новой серии из саги про мальчика Кирюшу, у которого случилась любовь, и любовь эта называется -- трусопамперсы. Ну, такие, знаете, памперсы, которые не на липучках, а в чистом виде трусы на широкой резинке. Мне надоело возиться по вечерам с липучками (и ведь все равно по утрам памперс был весом как хороший кастет - потому что вечер рано или поздно кончается, а ночь длинна), ия купила пачку этих трусопамперсов и презентовала их Кирюхе с пышной речью на тему "большой мальчик может ходить ночью на горшок сам". Большой мальчик прыгал на пачке, как на батуте, и чихать хотел на эту социальную рекламу.
Но безразличие длилось недолго -- первый же извлеченный из пачки трусопамперс покорил Кирюхино сердце. Ваше бы тоже покорил, если бы вы видели всех этих осликов, тигров, лошадок и жирафов, которых производители наляпали на все доступные места. Кирюха немедленно натянул трусопамперс, согнулся пополам и стал считать лошадок и слоников. Я подумала, что, глядишь, ребенок и впрямь научится ночами ходить горшечной тропой самостоятельно, не прерывая родительский сон. Спасибо тебе, фирма Pampers - ты всегда заботишься о нас!
...Это было пять дней назад. Пять дней и пять вечеров назад. Ночей у нас больше нет. Ночь -- это время когда спят (и писают в памперс, если уж приспичило). Вечер - это когда еще не спят и просятся на горшок. Так вот -- ночи кончились. Остались только вечера. Потому что мальчик Кирюша даже во сне ужасно озабочен сохранностью своего замечательного драгоценного художественного трусопамперса. Каждый вечер мальчик Кирюша проводит переключику среди тигров и жирафов, которые уже здорово поистрепались, а потом выдает почти пионерскую речевку: "Солнечному миру -- да, да, да! Ядерному взрыву -- нет, нет, нет!" "В памперс писать -- нет! На горшок писать -- да!" И, верный своему слову, при малейшем подозрении на возможность осквернения драгоценного анималистического полотна, которым обернуты его чресла, бежит к тому самому горшку, по дороге громкими криками сзывая экспертов: Мама! -- посмотри, он сухой? Он точно сухой? Ты можешь под присягой подтвердить, что он сухой? И лошадки сухие? И слоники? И тигр? И обезьянки сухие? Уффф, кажется, на этот раз мир спасен -- я успел...
Открытая пачка трусопамперсов пылится в детской. Единственный изъятый из нее экземпляр -- повторяю, прошло пять дней! -- уже не белый, а серый в мелких катышках. Лошадки постарели лет на двадцать - с виду - и превратились в старых кляч. Жираф болен псориазом в тяжелой форме. На шкуру тигра не позарился бы даже самый неприхотливый охотник. Но Кирюха не желает расставаться с живописным полотном, предпочитая приносить в жертву ночной сон -- как свой, так и родительский. По утрам он строго следит за тем, чтобы лошадки и жирафы были отправлены в ящик под кроватью -- до следующего вечера, -- и резко (а главное - громко и надсадно) протестует против попыток поменять их на более свежие образцы. С трудом продирая глаза после аврального сна, я с ужасом думаю о той ночи -- пардон, вечере, вечере, -- когда лошадки, жирафы и тигры все-таки подмокнут. Что-то подсказывает мне, что это отнюдь не побудит Кирюху расстаться с ними, а уж если расставание состоится, траурная церемония выйдет вполне в духе Древней Греции - с рыданиями наемных плакальщиц и перечислением достоинств покойного в поэтически-гипертрофированной форме.
Спасибо тебе, фирма PAmpers - ты всегда думаешь о нас...