Тайна Улманиса
Очень смешной текст был опубликован в субботнем приложении к газете Diena .
Латышский историк-фермер самостоятельно пришел к тому, о чем давно уже писали его русские коллеги. Теперь бедного просто колбасит.
Как дети, право слово!
Под катом текст в неофициальном переводе с латышского.
Спонсор коммунистов
Текст: Эгилс Зирнис
Документ, обнаруженный историком Гатисом Круминьшем, свидетельствует, что угодливость Карлиса Улманиса по отношению к оккупантам в 1940 году превзошла все границы.
Красная черта перейдена (в смысле, зашкаливает) - Гатиса Круминьша, когда он демонстрирует документ, найденный в Латвийском государственном архиве в конце прошлого года, переполняют двойственные чувства. Как историка его эта находка, наверное, радует, однако как патриота Латвии - огорчает. Документ является еще одним доводом в пользу неприятного вывода: в 1940 году латвийская государственность была уничтожена в том числе и руками латышской администрации. В конкретном случае речь идет о Карлисе Улманисе, человеке, авторитарно правившем страной шесть лет - эти годы в народной памяти остались едва ли не как “золотой век” Латвии.
12 июля 1940 года фактически все уже было ясно, следовательно, это было ненужное самоуничижение со стороны Улманиса - считает историк. Найденный им документ, который в этот день секретариат президента Латвии отослал в ЦК Коммунистической партии Латвии, весьма лаконичен: “Секретариат президента государства сообщает, что президент государства К. Улманис, учитывая внезапный рост численности лиц, снабжаемых Латвийской Красной помощью, сегодня выплатил на эти нужды 5000 латов, поручив перечислить эту сумму на текущий счет № 12545 почты Коммунистической партии Латвии”.
Историк и крестьянин
“Молодец!” - узнав о находке Круминьша, хвалит своего докторанта профессор Латвийского университета Айварс Странга и признает, что ему такой документ не был известен. До своей находки Гатис Круминьш докопался, изучая финансовые документы. Они известны ему не только как доктору исторических наук. Когда мы с ним договаривались о времени встречи, чтобы обсудить его находку, оказалось, что может понадобиться его изменить в зависимости от направленности акций протеста крестьян. Круминьш активно участвовал в крестьянских волнениях, и вовсе не затем, чтобы приобрести неопровержимые свидетельства для истории. Сельское хозяйство - его второе занятие. “Семейное дело”, - рассказывает Круминьш. В Ледургской волости, где им вернули имущество их рода, вместе с родителями жены они обрабатывают 200 гектаров. “40 дойных коров, нормальное хозяйство средней руки”. Итак, значение финансов в ходе различных процессов ему хорошо понятно. Это еще одна причина, почему он, ведя исследования в своей области, обращает особое внимание на такие документы.
Сфера исследований Гатиса Круминьша - советское время в Латвии (1940-1991 годы) с уклоном в историю экономики. В это время экономика была тесно связана с государственным управлением, поэтому надо изучать и архивы компартии. Он занимался этим и в Риге, и в Москве. Цель исследований историка - написать книгу о советизации Латвии с 1940 по 1950 год: “Фактически этот этап завершается коллективизацией в 1949 году, когда Латвия реально стала составной частью СССР, и в экономическом смысле тоже”.
Выбранная тема навела Круминьша на многие вопросы общего характера. Один из самых существенных: что именно происходило в 1940 году с июня по август, когда Латвия “вступила” в СССР? Этот период малоизучен, говорит Круминьш. “Главная концепция сейчас такая: пришли русские оккупанты, унизили нас, заставили, и мы сразу вступили в Советский Союз. Однако это произошло фактически без кровопролития. Значит, недостаточно оценен уровень коллаборационизма, сотрудничества - как правящая элита Латвии, Карлис Улманис и Ко, организовали всё это. То, как мы приняли агрессию со стороны СССР, не было оценено самокритично”.
Документ о пожертвовании Улманиса компартии Круминьш нашел в поисках источников доходов латвийской компартии: “Я нашел в архиве пару папок со списками жертвователей компартии. Иногда историки проходят мимо таких дел. Эти папки никто не смотрел - что в них такого актуального?”
Лидер списка
Оказалось иначе. Документ, посланный ЦК КПЛ об уплате Улманисом 5000 лат на нужды компартии, подписали два сотрудника секретариата президента - секретарь президента, то есть наиболее вышестоящее должностное лицо в секретариате, Янис Грандаус и завотделением Эмилс Кампарс. Этот документ зарегистрирован и в регистре исходящих секретариата президента за 12 июля с номером № 9293: “Центральному ком. Комун. парт. Л. - 5000 Ls”. “Значит, эти деньги однозначно были пожертвованы, и это пожертвование, как ни парадоксально это звучит, сделало К. Улманиса крупнейшим спонсором компартии”, - говорит Круминьш. “Другие сбрасывались по латику, например, рижские извозчики пожертвовали компартии 3,5 лата, 17 сотрудников народной милиции Абренского уезда 1 августа отправили 52 лата. Вообще первые крупные суммы компартия начала получать только в августе и сама приняла постановление насчет этого - ЦК КПЛ 2 августа 1940 года постановил, что ему необходимо 100000 латов в месяц, и потребовал у министерства финансов обеспечить эту сумму”.
Народ не торопился жертвовать своим “освободителям”. Общая сумма, которую удалось собрать в июне и июле по различным спискам пожертвований, чуть-чуть превысила 400 латов. Ипотечный банк Латвии, стало быть, государственный банк, 17 июля “на нужды печати и пропаганды” пожертвовал 500 латов, однако несомненным лидером со своими 5000 латов оказался Карлис Улманис, рассказывает Гатис Круминьш. Самое интересное в этом деле то, что это “целевое пожертвование” было предназначено Красной помощи, или МОПРу - международной организации под контролем СССР, которая, прикрываясь помощью революционерам, организовывала подрывную деятельность за рубежом. Выражаясь современным языком, можно сказать, что Улманис этим пожертвованием поддержал международных террористов. Впрочем, следует учесть, что террор был основой существования большевистского режима.
До 1936 года МОПР, как и НКВД, имел право выдавать разрешения на въезд в СССР. Число лиц, снабжаемых Красной помощью, резко возросло. Оккупационный режим освободил из заключения многих уголовников, осужденных за преступления против латвийского государства. За что они были арестованы, Улманис хорошо знал и теперь хотел уменьшить свою вину, - рассказывает Круминьш. “Возможно, что этим жестом - деньги не только были перечислены, но и отправлено специальное сообщение, что это сделано, - Улманис хотел приобрести разрешение на выезд из страны (есть данные, что ему это обещали, но документальных доказательств пока не имеется). Во всяком случае, 15 июля секретариат президента отправил в министерство юстиции заграничный паспорт Карлиса Улманиса. 21 августа 1940 года канцелярия президента переслала по принадлежности - в министерство народного благосостояния - просьбу Улманиса назначить ему пенсию”.
Зарплаты платили
По-моему, мы до сих пор не готовы признать широкое сотрудничество граждан Латвии как с советским, так и с нацистским оккупационным режимом, считает Гатис Круминьш. “Калнберзиньш, Лацис и Кирхенштейн не смогли бы контролировать ситуацию в стране, даже если бы вывели на улицы всю армию СССР, если бы не получили поддержку от органов власти Латвийской Республики”. В государстве не воцарился хаос, что является неотъемлемой составной частью иностранной оккупации, зарплаты выплачивались, и благосостояние резко не снизилось.
Беспорядки в Риге, Лиепае и Даугавпилсе, хотя работа полиции и была парализована, быстро прекратились. Проблемы начались позднее, когда режим СССР укрепился и начал реализовать традиционную для него внутреннюю политику.
Может быть, кому-нибудь покажется, что неэтично критиковать тех должностных лиц, которые позднее пострадали при репрессиях от советского режима, были убиты, говорит Гатис Круминьш. “Однако документы неумолимы, и чиновники их писали и подписывали, еще будучи на свободе, а не в подвалах Чека. Тем трагичнее то, что сотрудничество многих из них не спасло от этих подвалов”.
По причине этого сотрудничества события 17 июня 1940 года многим могли не показаться чем-либо из ряда вон выходящим - войска СССР в Латвии были еще раньше, кабинет министров Карлиса Улманиса ушел в отставку, однако президент Карлис Улманис остался “на своем месте”. СМИ беспрестанно провозглашали, что суверенитет Латвии и права собственности граждан не будут нарушены. Министром внутренних дел был назначен популярный у народа писатель, глава нового правительства был ученым, правительство получало бесчисленные поздравления от учреждений и граждан. Авторитарный режим Улманиса многим не нравился. То, что в действительности происходит в Латвии, более активные граждане поняли, когда не смогли выдвинуть свои списки кандидатов в депутаты, а прочие - после так называемых выборов “Народного Сейма” 21 июля, когда в Латвии провозгласили советскую власть и присоединение к СССР. “Фактически эту дату можно использовать как границу, после которой сотрудничество высоких должностных лиц независимой Латвии с оккупационными властями можно оценивать особенно критически”, - говорит Круминьш.
Самых главных персон нон грата оккупационный режим арестовал немедленно, например, главу государственной канцелярии Робертса Булсонса. Его уволили с должности 23 июля и арестовали в тот же день, хотя до этого он работал и руководителем канцелярии правительства Кирхенштейна. “Ситуация заметно отличалась в секретариате президента”, - исследовал Круминьш. Единственным лицом, которое в канцелярии сменилось, был сам Улманис - вместо него президентом на время стал Кирхенштейн. Остальные сотрудники секретариата, кроме приват-секретаря Улманиса Яниса Рудумса, который отправился с Улманисом в Россию 22 июля, сохранили должность вплоть до ликвидации секретариата президента в октябре 1940 года!
Когда Круминьш увидел, что сотрудничество было абсолютным, его охватили странные чувства. “Кто мешал высоким должностным лицам уйти в отставку, особенно после 21 июля?” - этот вопрос не дает покоя историку. Неужели во всем виноват Улманис и его авторитарный режим, который сплочил вокруг себя только послушных правящему режиму - а значит, и любому режиму - карьеристов? Что заставило так легко отказаться от одного вождя и подчиниться другим? Почему те, кто служил Латвийскому государству все годы его существования, не оставили своей должности после отказа власти от суверенитета и провозглашения советской власти? “Деньги? Страх? Не хотели остаться без отпуска, который полагался по закону? Неужели для высокопоставленных чиновников единственным критерием было точное выполнение указаний, все равно - в условиях демократического, авторитарного или тоталитарного режима?”
Конечно, теперь мы знаем, что надежды чиновников, сотрудничавших с оккупационной властью, не оправдались. Как только “социально чуждые элементы” стали ей не нужны, от них избавились без лишних церемоний.
Своими руками
Круминьш считает оценку судьбы Улманиса несколько преувеличенной: “Разве его депортация из Латвии не произошла все-таки в намного более цивилизованных условиях, чем у простых репрессированных? Если Улманис в августе 1940 года просил себе пенсию у советской власти, разве это не означает, что он себя все-таки по-настоящему не считал и не осужденным и так себя не чувствовал? Да, после нападения Германии на СССР его арестовали и предъявили обвинение, а 20 сентября 1942 года он скончался в тюремной больнице в Красноводске, но, кто знает, если бы у него здоровье было получше, может быть, он после смерти Сталина сделал не менее успешную карьеру, чем его министр иностранных дел Мунтерс?”
Без активного сотрудничества государственных учреждений Латвийской Республики и их сотрудников с оккупационным режимом в июне и июле 1940 года быстрая и легкая аннексия Латвии не была бы возможна. Латвийское государство было демонтировано руками самих латышей. Альтернативой было бы в случае военной угрозы не сопротивляться, капитулировать, как сделала Дания, но хотя бы высказать дипломатический протест, считает Гатис Круминьш. Иначе теперь трудно ответить на вопрос: “Если вас оккупировали, где же была оккупационная администрация до аннексии?” Фактически в июне и июле 1940 года госучреждения Латвии работали в качестве оккупационной администрации и сотрудничали с оккупантами во всех вопросах. По мнению Круминьша, если в 1939 году у народа Латвии спросили, хочет ли он оказать сопротивление Советскому Союзу или пустить его без борьбы, народ выбрал бы сопротивление. Однако вместо народа в то время принимал решение диктатор.
Советский Союз в июне 1940 года был весьма удивлен тем, что страны Балтии приняли ультиматум. Он уже приготовился к войне, приготовил лагеря для военнопленных. “Они очень хотели войны - победоносной войны. Такой у них еще не было: на Польшу они напали с тыла, с Финляндией ничего не вышло”, - говорит историк.
Самое тяжелое сопротивление
Профессор Айварс Странга оценивает находку своего докторанта как деталь, входящую в благородный замысел Улманиса: если мы будем очень хорошо выполнять все, чего хотят русские, и прогнемся перед ними, может быть, и сохраним хоть куцую автономию и независимость, может быть, и протянем как-нибудь все время, пока будет война, а потом авось как-нибудь от них избавимся. “Вся стратегия Улманиса была направлена на то, чтобы, не дай бог, не было хуже - не начался сразу террор, депортации”.
Странга подчеркивает, что мы сегодня, сидя в теплых тапочках, не имеем права упрекать Улманиса, однако в то же время ясно, что он уже с 1939 года прогибался больше, чем необходимо. Например, Сталину на 60-летний юбилей был послан том латышских дайн. “Это уже было чересчур, это было противно, но я не осмелюсь подвергнуть сомнению общую стратегию”, - говорит Странга. Улманис хотел, чтобы с Латвией не случилось сразу то, что запланировал сталинский режим. То есть депортации десятков и даже сотен тысяч людей в случае сопротивления Латвии.
Куда? В Катынь, где только что, весной 1940 года, были расстреляны поляки. “Но, конечно, пожертвовать Красной помощи - это заходит слишком далеко”.
Символическое сопротивление можно оказывать разными способами. “Самое простое сопротивление обычно тяжелее всего - сказать правду, что происходит”, - говорит Странга. “Ультиматум СССР был получен в субботу, 16 июня. Русские в то время не контролировали радио. Они начали его контролировать 17 июня, с 13 часов. Тогда уже ничего больше сказать было нельзя, но 16 июня и утром 17 июня до того момента, когда русские захватили радио, нужно было сказать одну вещь: мы жертвы неспровоцированной агрессии. Улманис считал, что и этого слишком много”. Другой момент: ясно, что Улманису надо было сразу самому уйти в отставку с поста президента.
Можно ли режим Улманиса упрекнуть в том, что народ Латвии заранее не был информирован о терроре в Советском Союзе? “Видите ли, я вам должен сказать об одном очень честном деле, чего еще никто до сих пор не сказал, но это можно доказать архивными данными”, - рассказывает Странга. “В 1926 году умер начальник советской Чека Феликс Дзержинский. Латвийская газета “Сегодня”, бывшая самой антикоммунистической и антисоветской, начала публиковать серию статей, в которой планировалось показать это чудовище. Российское посольство обратилось в наше министерство иностранных дел с протестом, и министерство подтвердило русским, что сделает всё для того, чтобы в прессе не затрагивались высокопоставленные деятели СССР, надеясь на то, что Россия сделает то же самое...”
С другой стороны, в 30-е годы у Латвии была очень хорошая разведслужба, напоминает Странга. В Москве действовали два очень профессиональных офицера-разведчика - полковник-лейтенант Целминьш и полковник Залитис, военный атташе. Они в своих донесениях четко показывали, что происходит в СССР, в том числе и особенно о расстрелах латышей. Значит, в латвийских “верхах” все было известно. Они сделали выбор - не информировать народ.
“А теперь сами себе задайте другой вопрос: ну хорошо, известно, а что делать?” - продолжает Странга. “Что, пойдешь на улицу орать: “В России расстреливают!”? Куда народу бежать? 65 процентов населения Латвии были крестьянами. Куда им податься со своей скотиной? В Стокгольм? Может быть, человек сто удрали бы в Таллин, а оттуда в Финляндию. Ради бога, не будем сравнивать с 1944 годом, когда здесь были немецкие суда. В 1940 году ничего такого не было. Если бы русские увидели, что кто-то из Таллина на пароме бежит в Финляндию, они бы его потопили. Они сбили самолет, который летел из Эстонии в Хельсинки. Им было приказано уже с 13-14 июня блокировать пространство Балтии. Куда мы могли убежать?”
Странга напоминает, что Сметона, президент Литвы, был вынужден перебираться вброд в Восточную Пруссию, да и туда его не особенно хотели пускать. Если бы литовцы побежали массово, то немцы ведь начали бы стрелять, а не пустили литовцев в Германию. И Сметоне пришлось переходить реку вброд, потому что на официальном пограничном посту его “отфутболили”. “Вот и сиди в своей Литве, пока тебя не расстреляют. Можно упрекать Улманиса в чем угодно, но такова была реальность того времени, которую нужно видеть”, - говорит Странга. Наше положение можно было назвать единственным словом: безысходность.