Травма войны
Напишу мою гипотезу, то, о чем думается, но в чем неуверена. Хочу попросить Вашего мнения по этому поводу.
Начну немного издалека. Я в силу профессиональных интересов занималась французскими левыми 1920х-1930х - просто потому, что они были союзниками людей, который меня интересовали всерьез. Я читала их прессу, их брюшюры, их письма иногда. И, конечно же, волей - неволей узнавала не только о них, но и о настроениях большой части французского общества той поры. Оно было травмировано Первой Мировой - никто, собираясь в 1914 году на войну, не думал, что она будет такой ожесточенной, такой тяжелой, вызывет столько жертв на фронте и столько мук в тылу. И вот эта травма серьезно повлияла на французскую политику в 1930х, когда в Германии пришел к власти Гитлер, - люди не хотели воевать, хотели помириться любой ценой, ждали, что пронесет. У Эренбурга в "Падении Парижа", по-моему, есть сцена, которая меня когда-то впечатлила, - идут то ли очень серьезные разговоры, то ли переговоры о том, что делать, что предпринять по отношению к угрожающей Германии. Но идут они в прекрасном дворце, которых так много во Франции, весной, цветут розы, лиловая глициния въется по стене, солнце, сад дышит покоем, и невозможно думать о войне, об угрозе. И никто никаких решений не принимает.
И вот стала я вспоминать, как у нас дома, да и во всех других домах, в Новый год говорили: "Хоть бы не было войны!". Как пели про "праздник с сединою на висках". Как любой ценой хотели ужиться с угрожающими нам странами. Как не хотели верить в то, что они всерьез настроены на враждебные действия. Как наши политики пытались их уговорить, с ними договориться. И стало мне казаться, что и у нас война вызвала мощную травму, а это настроение породило определенную политику. Ведь советское общество 1920х, скажем, было очень конфликтным, непростым, но страха не было, и оно было куда более уверенным в своих силах. А советское общество 1970-1980х обладало несравнимо бОльшими ресурсами, но что-то было утрачено безвозвратно.
Начну немного издалека. Я в силу профессиональных интересов занималась французскими левыми 1920х-1930х - просто потому, что они были союзниками людей, который меня интересовали всерьез. Я читала их прессу, их брюшюры, их письма иногда. И, конечно же, волей - неволей узнавала не только о них, но и о настроениях большой части французского общества той поры. Оно было травмировано Первой Мировой - никто, собираясь в 1914 году на войну, не думал, что она будет такой ожесточенной, такой тяжелой, вызывет столько жертв на фронте и столько мук в тылу. И вот эта травма серьезно повлияла на французскую политику в 1930х, когда в Германии пришел к власти Гитлер, - люди не хотели воевать, хотели помириться любой ценой, ждали, что пронесет. У Эренбурга в "Падении Парижа", по-моему, есть сцена, которая меня когда-то впечатлила, - идут то ли очень серьезные разговоры, то ли переговоры о том, что делать, что предпринять по отношению к угрожающей Германии. Но идут они в прекрасном дворце, которых так много во Франции, весной, цветут розы, лиловая глициния въется по стене, солнце, сад дышит покоем, и невозможно думать о войне, об угрозе. И никто никаких решений не принимает.
И вот стала я вспоминать, как у нас дома, да и во всех других домах, в Новый год говорили: "Хоть бы не было войны!". Как пели про "праздник с сединою на висках". Как любой ценой хотели ужиться с угрожающими нам странами. Как не хотели верить в то, что они всерьез настроены на враждебные действия. Как наши политики пытались их уговорить, с ними договориться. И стало мне казаться, что и у нас война вызвала мощную травму, а это настроение породило определенную политику. Ведь советское общество 1920х, скажем, было очень конфликтным, непростым, но страха не было, и оно было куда более уверенным в своих силах. А советское общество 1970-1980х обладало несравнимо бОльшими ресурсами, но что-то было утрачено безвозвратно.