и нас в грядущее ведет день 18-го марта!
Свидетельства и воспоминания, стихи и песни, документы и исследования,
посвященные Парижской коммуне 1871 года,
- наша самая любимая страница в библиотеке ИстМат-Vive Liberta.
ПАРИЖСКИЕ КОММУНАРЫ В МОСКВЕ
Виктор Еремеевич Баранченко
(18.10.1892, Кишинёв, Бессарабская губерния, - 1980, Москва), революционер, хозяйственный работник (Главсельпром ВСНХ СССР, Наркомат тяжелой промышленности, Главрезиноснаб, Московский институт тонкой химической технологии), мемуарист.
От автора: "Приношу искреннюю благодарность члену Общества бывших политкаторжан В.Т.Бакуте, проконсультировавшему меня при работе над очерком."
Приведено по: Вопросы истории. 1972, № 3. С.118-123
В 1911 г. русские революционеры отмечали в подполье 40-летие Парижской Коммуны. В социал-демократическом рабочем кружке, который я посещал в то время, читали книгу "Мертвецы Коммуны" Артура Арну. Она произвела на нас, молодых участников кружка, неизгладимое впечатление. С душевным трепетом воспринимали мы имя каждого героя борьбы на баррикадах Парижа. И все они представали перед нами окруженные ореолом славы и романтики вооруженных битв за первую в истории человечества власть пролетариата. Со свойственной молодости страстью мы загорались желанием стать достойными наследниками героических сынов и дочерей революционного рабочего класса Парижа и так же, как они, когда наступит время, стойко и самоотверженно, с оружием в руках, стоять насмерть за дело пролетарской революции, в неизбежность и близость которой мы свято верили. Нас обуревала мечта когда-нибудь увидеть и услышать кого-либо из коммунаров, чудом уцелевших после кровавой майской недели и судебных расправ. К 40-летию Коммуны еще живы были многие ее борцы, жил еще Эдуард Вайян, провозгласивший девиз "Лучше восстание, чем война". Здравствовали у себя на родине и некоторые другие деятели Коммуны.
Затем прошли годы, насыщенные событиями: мировая бойня, социалистическая революция, гражданская война... Но вот в 1922 г. мне довелось услышать из уст одного французского коммуниста рассказы об известных ему коммунарах, проживавших тогда в Париже. То был Жак Садуль, внук парижской коммунарки, бывший офицер французской армии, неплохо изъяснявшийся по-русски. В Октябрьскую революцию он перешел на сторону большевиков и Советской власти. А еще через несколько лет мне довелось уже вплотную общаться с группой борцов Коммуны. В середине 20-х годов четверо коммунаров переехали в разное время на постоянное жительство в Москву, чтобы здесь, на священной для каждого революционера советской земле, дожить свой век, увидеть собственными глазами, как восстанавливается народное хозяйство нашей страны и закладывается фундамент социалистической индустриализации. Общество бывших политкаторжан имело тогда дом отдыха для своих членов под Москвой, в селе Михайловском, где отдыхала ежегодно и наша семья . Здесь-то и жили прибывшие в Советский Союз престарелые парижские коммунары Антуан Гэ, Гюстав Инар, Ахилл Леруа, Анри Фуркад и приехавший на время летом 1928 г. Пьер Дегейтер, автор музыки к гимну "Интернационал". Им отвели солнечную и просторную, бывшую "ультрамариновую" спальню Шереметевых, которую здешние обитатели окрестили "комнатой коммунаров". Появление ветеранов Коммуны сразу внесло новую струю в жизнь отдыхавших, хотя и прежде она протекала интересно и содержательно. Всем хотелось обогреть французских товарищей тем особым братским теплом интернационалистов, на которое неистощимы советские люди.
Антуан Гэ, марселец, красный национальный гвардеец, активно участвовал в героической обороне Бельвиля, важной позиции коммунаров. После разгрома Коммуны его приговорили к пожизненной ссылке на остров Новая Каледония вместе с Луизой Мишель, Паскалем и другими. Десять лет он отбывал каторгу, работал в угольных копях и на никелевых рудниках. В последние годы до переезда в Москву Антуан Гэ был активным деятелем французской секции МОПРа. В свои 80 лет, наголо побритый, он походил на Вольтера, каким мы его знаем по изваянию Гудона. Марселец, он гордился "Марсельезой". Улыбчивый, неунывающий - таким он показался мне уже при первой встрече в начале июля 1927 года.
Гюстав Инар прибыл в СССР в 1925 г., в канун 8-й годовщины Октябрьской революции, в возрасте 78 лет. Живой, кипучей натуры человек, он напоминал нашего славного юношу-старика Ф.Я.Кона, с которым накоротке сдружился. Еще не совсем седая бородка, подстриженная клинышком. Такое же тонкое, как у Кона, телосложение, а ростом немного выше. Отважный участник баррикадных боев, он после падения Коммуны скрывался в Англии, был заочно приговорен версальцами к смертной казни. Из Англии перебрался в Северную Америку. После общей амнистии в 1884 г. возвратился в Париж, где принимал активное участие в рабочем социалистическом движении. Со времени Великой Октябрьской социалистической революции Инар стал большим другом Советской страны.
Ахиллу Леруа было уже за 90 лет, когда он приехал к нам в страну и поселился в доме отдыха политкаторжан. Это был стойкий и преданный солдат Коммуны. По возрасту старше своих земляков, не очень словоохотливый, он был, однако, отнюдь не замкнут. В своем преклонном возрасте он решился переехать в Москву, принявшую его, как родного сына. По своей внешности, голосу и жестам он был ближе к Гэ, нежели к Инару.
Анри Фуркад в 79 лет все еще оставался живым и подвижным, походил лицом на П.А.Кропоткина: скуласт, с несколько покатым лбом, лопатистой бородой, аккуратно расчесанной на два клина, ростом чуть повыше. Бывший сапожник, он накануне провозглашения Коммуны служил в Национальной гвардии и участвовал в героической защите пушек на Монмартре. Вместе со своей частью отражал атаки версальцев на подступах к Парижу и на баррикадах после прорыва у Сен-Клу. После падения Коммуны его арестовали и приговорили к 16 годам каторги. В последние годы он редактировал молодежный коммунистический журнал "Avantgarde" и неоднократно подвергался преследованиям со стороны французских буржуазных властей.
Пьеру Дегейтеру к тому времени тоже было около 80 лет. Бывший лилльский рабочий, резчик по дереву, он и в глубокой старости сохранил облик интеллигентного рабочего. Дегейтер, между прочим, любил напоминать, что Эжен Потье написал слова "Интернационала" наутро после расстрела коммунаров и что первый раз этот гимн исполнялся в 1888 г. в Лилле на празднике, организованном союзом газетных работников, то есть за 40 лет до приезда Дегейтера в Москву.
Вместе с французами в Михайловском жил и русский герой Парижской Коммуны, известный им как Арман Росс. То был Михаил Петрович Сажин, лучший их переводчик, один из тех, кто помогал французским революционерам общаться с русскими братьями и обрести в Советской России вторую родину.
Коммунары сохранили до глубокой старости живость ума, ясность и остроту воображения, мягкость и изящество манер, общительность. Разных внешне и с различными биографиями, их роднило общее участие в революционных боях. Жизнерадостные и подвижные, очень эмоциональные, интересные собеседники, они любили предаваться воспоминаниям, в особенности о трудных и светлых днях Коммуны, о ее верных национальных гвардейцах, о соратницах по баррикадным сражениям - женщинах Коммуны. В Михайловском жили тогда многие известные деятельницы русского революционного движения, такие, как Вера Николаевна Фигнер, Анна Васильевна Якимова, подсудимая на "процессе 193-х", соучастница первомартовского цареубийства, смертница-узница Петропавловской и Шлиссельбургской крепостей; здесь была и Евгения Николаевна Фигнер-Сажина, сестра Веры Фигнер и жена М.П.Сажина, тоже деятельница "Народной воли". Некоторые из политкаторжан-большевиков в свое время после побегов из тюрем и ссылки эмигрировали во Францию. Они хорошо знали французский язык, и это во многом облегчало коммунарам общение с обитателями Михайловского. Елена Дмитриевна Стасова, Людмила Николаевна Сталь говорили по-французски почти как на родном языке.
В бывшем дворце графа Шереметева имелось богатое собрание французских книг, замечательные полотна итальянских, голландских и французских мастеров. В просторном гостином зале стоял старинный, редкий по мощности и красочности звучания рояль. На библиотечных полках можно было найти вольтеровского "Эдипа", "Ирен" и "Право сеньора"; бодлеровские "Цветы зла" и другие вещи этого поэта; "Франсиаду" Ронсара и прочее. Здесь же хранились почти не тронутые ни временем, ни человеческой рукой трактаты Монтескье "О причинах величия римлян", Жана Бодена "О республике", труды многих французских историков и мемуаристов. Но не было книг Руссо, Бабефа, историков-марксистов и мыслителей-материалистов. Тем не менее престарелые коммунары очень обрадовались, когда "открыли" книжный клад, казавшийся им отблеском души и неба Франции. Они крайне дивились тому, что после гражданской войны и разрухи во дворце сохранились старинные вещи: ценнейшие книги, картины, прекрасный рояль с клавиатурой из слоновой кости, канделябры в зале, добротные светильники в обширной столовой на сто персон, саксонский и кузнецовский фарфор. Нетронутой осталась и бывшая комната поэта Баратынского.
Коммунары любили солнце. Даже в полдень нелегко было уговорить их перебраться в тень, под тент или под кроны деревьев. Они с удовольствием совершали дальние прогулки по открытым дорожкам и неохотно углублялись в лес, как некоторые политкаторжане - страстные грибники и сборщики ягод. Полюбилось им также высокое место, прозванное "буреломом". После размеренной каждодневной прогулки старики не ложились отдыхать, а устанавливали шезлонги и кресла-качалки вокруг небольшой клумбы перед дворцом. Начинались общие беседы, в которые обычно вовлекались все говорившие по-французски. Иногда эти беседы продолжались до самого обеда. И никогда они не казались неинтересными или скучными повторениями.
Беседы почти всегда касались одной и той же темы: воспоминаний о Коммуне и коммунарах, притом не столько о ее вождях, сколько о рядовых, малоизвестных бойцах и защитниках, как Эжен Боден - лионский рабочий, гончар и горшечник. Не обходилось, конечно, без воспоминаний и о Вайяне. Много и часто возвращались к рассуждениям о Петре Лаврове и его активной роли в борьбе за Коммуну. Меньше говорили о Сажине, который не любил, чтобы о нем толковали. Вместе с тем коммунары с большим вниманием слушали рассказы сестер Фигнер об участии М.П.Сажина в антитурецком Герцегозинском освободительном восстании 1875 - 1876 годов. Увлекательными были воспоминания о Елизавете Дмитриевой-Томановской, которая совместно с Луизой Мишель руководила революционной женской организацией, а в трудные майские дни стояла рука об руку с ней во главе женского вооруженного отряда, геройски дравшегося на баррикадах Парижа. Трогательными были воспоминания об Анне Васильевне Жаклар, дочери русского генерала Корвин-Круковского, тоже бывшей членом Центрального комитета Союза женщин Парижа. Она стойко сражалась в рядах бойцов Коммуны, будучи ведущей сотрудницей социалистической газеты. Ее муж Шарль Жаклар командовал 17-м легионом Национальной гвардии. Из уст коммунаров мы узнали тогда, что Елизавета Дмитриева, Софья Грэ, Эмма Дельванке в начале апреля 1871 г. обратились с воззванием к народу Парижа. "К оружию!", "Против врага!" - звучал призыв коммунарок. Запомнились мне заключительные слова этого обращения, как читал его по памяти Фуркад: "Горе матерям, если народ опять окажется побежденным. Их малюткам придется расплачиваться за поражение". Автором этого набатного клича М.П.Сажин считал Е.Л.Дмитриеву.
По заведенному распорядку дня коммунары после обеда и часа отдыха прогуливались. Вечерами часто в Михайловском устраивались самодеятельные концерты. Концертировали нередко и известные мастера искусств. Коммунары и сами беспрестанно напевали свои песни на прогулках и за столом. Чаще всего пели "Песню о хлебе", "Песнь рабочих", "Стачку" Дюпона и лучшие вещи Потье: "Жан - рабочие руки", "Жан-бедняк", "Здесь прошла Коммуна" и новые куплеты о Коммуне из "Карманьолы". В своей уютной комнате коммунары повесили над письменным столом гравюру "Коммунары, устанавливающие орудие на позиции". А ниже подписали: "Нельзя уничтожить социализм, расстреляв его защитников". Они живо интересовались всем, что выходило из- под пера и кисти советских мастеров искусств на тему Парижской Коммуны. В одной из бесед кто-то из деятелей МОПРа рассказал им о гравюрах известного художника А.И.Кравченко, по которым предполагалось выпустить серию марок для сбора пожертвований в фонд МОПРа. Французы одобрили идею и пожелали посмотреть на гравюры. Трудно установить сейчас, где именно состоялся просмотр: на квартире.ли художника в Чистом переулке, на Пречистенке (ныне ул.Кропоткина) или в "Доме Ильича", где жили зимой коммунары. Однако достоверно известно, что они ознакомились с гравюрами А.И.Кравченко "Расстрел коммунаров", "Последний бой", "Свержение Вандомской колонны", "Пожар доков", выполненными ь 1924 г. в Москве. Позднее им показали "Стену Коммунаров" - рисунок, написанный художником в 1926 г. в Париже. Коммунары с большой похвалой отозвались о тонком искусстве русского мастера, изобразившего эпизоды великого подвига борцов Коммуны. Особенно сильно взволновала их надпись на рисунке "Стена Коммунаров": "К кончине Коммуны 21-28". Это место на кладбище Пер-Лашез было для них святыней.
Примерно в том же году коммунары получили возможность познакомиться с полотном И.Е.Репина "Годовой поминальный митинг у Стены Коммунаров". Полотно хранилось в частном собрании коллекционера И.С.Остроухова. Художник Илья Семенович Остроухов, друг Репина, был страстным собирателем уникальных творений живописи. Еще при жизни Остроухова его дом в Трубниковском переулке, на улице Воровского, был превращен в "филиал" Третьяковской галереи. При содействии художников, бывавших в "Доме Ильича", коммунары посетили квартиру Остроухова, где осмотрели репинскую картину, в которой каждый мазок и штрих волновал их и будил воспоминания о собственном прошлом. Коммунары не были одинаково сведущи в живописи, но все они отметили такую особенность композиции картины: огромная масса людей, от переднего плана до глубокой перспективы, поставлена лицом к Стене Коммунаров, спиной к зрителю. Лишь редкий персонаж нарисован вполоборота. И тем не менее Репин сумел показать напряженность переживания участниками митинга его хода. Поражала их и панорамность, полная иллюзия объемности и глубины, явной осязаемости всех предметов и фигур, созданных репинской кистью. Обычно коммунары в беседах с окружающими охотно делились впечатлениями об увиденном и услышанном. Таким образом и дошли до автора этих строк их впечатления о картине И.Е.Репина. Прежде всего они отметили, что в 1883 г., когда Репин писал картину с натуры, то есть за год до амнистии, впервые стало возможным столь многолюдное шествие парижан к Стене Коммунаров, со множеством алых стягов и гирлянд из красных цветов, вензелей и эмблем. Один из коммунаров заметил, что картина написана в год смерти Карла Маркса, воспевавшего исторический подвиг и героизм коммунаров. Другой вспомнил, что в том же году Луизу Мишель опять приговорили к 6 годам тюремного заключения за организацию демонстрации безработных. Да, было у этих стариков о чем поговорить и что вспомнить. Их сильно растрогало то, как в СССР высоко чтят память о Коммуне.
В годы жизни коммунаров в Советском Союзе МОПР проводил массовые кампании протестов в защиту жертв террора во многих странах и помощи узникам капитала, семьям жертв реакции. Всюду за пределами СССР лилась кровь лучших сынов рабочего класса. Их казнили по приговорам буржуазных судов, убивали из-за угла или в схватках с контрреволюционными бандами. МОПР привлекал опытных адвокатов, когда велись судебные процессы против коммунистов, организовывал продовольственные и вещевые передачи для политических заключенных, оказывал материальную помощь их семьям. В ряде случаев ему удавалось добиться через Красный Крест обмена узников- коммунистов на белогвардейцев или иностранных шпионов, задержанных в СССР. Со времени поселения французских коммунаров в Москве они активно участвовали в проведении митингов, собраний и конференций МОПРа. На всех торжественных заседаниях их можно было увидеть в президиуме, а нередко и услышать их горячие речи в защиту жертв капитала и фашизма.
М.П.Сажина я впервые увидел в День Парижской Коммуны, 18 марта 1925 г., на торжественном собрании в Колонном зале Дома союзов. Кроме Михаила Петровича, в президиуме сидели М.Кашен, В.Коларов, Н.К.Крупская, А.В.Луначарский, П.Н.Лепешинский и другие. Доклад о Парижской Коммуне сделал Луначарский. Нелишне вспомнить о том, каким наслаждением было слушать его речь, блистательную по форме и насыщенную интересными фактами! Анатолий Васильевич мастерски рисовал портреты коммунаров. Он длительное время жил в Париже и знал все его предместья почти так же, как знал Киев, Москву и Ленинград. Не раз встречался он с деятелями Коммуны. Окончание доклада было встречено бурей рукоплесканий, пением "Марсельезы" и "Интернационала".
Через три дня должно было состояться расширенное заседание пленума Исполкома Коминтерна, посвященное памяти В.И.Ленина, и многие гости, члены ИККИ и зарубежных коммунистических партий, приехавшие на пленум, также присутствовали 18 марта в Колонном зале. Затем П.Н.Лепешинский предоставил слово борцу Коммуны М.П.Сажину. Зал застыл в сосредоточенном внимании. На трибуне стоял плотный, коренастый и подтянутый оратор. Ему отнюдь нельзя было дать 80 лет. Сочный, народный и простой язык Сажина доходил до каждого, кто слушал его. Выступавший был краток. Он оговорился, что ему почти нечего особенно прибавить к подробному докладу и к глубокой ленинской оценке исторического опыта уроков Коммуны. Сажин свидетельствовал о безграничной отваге и самоотверженности трудовых масс Парижа в завоевании и защите дела Коммуны, их беспримерной стойкости в сопротивлении версальцам. Воздавая хвалу массовому героизму, он затем кратко остановился на роли русских людей в защите Коммуны, обрисовал, в частности, и П.Л.Лаврова, каким видел его в восставшей столице. Говоря о других русских коммунарах, Сажин сказал, что революционный народ Страны Советов будет вечно восхищаться и гордиться их интернационалистским подвигом. Последние его слова потонули в возгласах "Гордимся!", раздававшихся из всех рядов. Повторно исполненный "Интернационал" прозвучал как мощный призыв к новым революционным подвигам.
Москва широко отметила "День Парижской Коммуны - День МОПРа" (в рядах последнего состояло тогда уже более 3,5 млн. советских граждан). А на следующий год в День Парижской Коммуны на торжественном заседании представителей общественных организаций в Колонном зале после выступлений А.В.Луначарского, С.А.Лозовского и Георгия Димитрова горячую речь произнес 79-летний Г.Инар, поделившийся воспоминаниями о подвигах борцов Коммуны. С напряженным вниманием все слушали его. Вслед за ним выступал французский коммунист Семар. "Правда" опубликовала в тот день специальный материал, посвященный Коммуне.
Когда в 1927 г. во Франции прошел ряд революционных выступлений пролетариата, советская общественность откликнулась на них. В 20-х числах августа в Париже полицией была расстреляна многотысячная демонстрация трудящихся, протестовавших против казни Сакко и Ванцетти в США. В Шербуре дело дошло до баррикадных боев. А в конце сентября разразился бунт политзаключенных в Тулонской военно-морской тюрьме, зверски подавленный. Прибывший в Москву Анри Барбюс выступил на собрании пропагандистов в Колонном зале Дома союзов с докладом о белом терроре во Франции. На докладе присутствовали и коммунары. В 10-ю годовщину Великого Октября можно было увидеть в президиуме юбилейного торжественного заседания в Большом театре А.Фуркада и А.Гэ рядом с А. Барбюсом, приветствовавшим собравшихся от имени иностранных рабочих делегаций. За ним выступил А.Гэ. Спустя несколько дней ветераны Коммуны вместе с А.Барбюсом и Ж.Садулем, вырванным из когтей военно-буржуазного суда Франции, были- встречены овацией на собравшемся в Москве Всемирном конгрессе друзей Советского Союза. Коммунары находились в авангарде друзей нашей Родины. Я был тогда пропагандистом Рогожско-Симоновского райкома ВКП(б) и с большим вниманием слушал выступления ветеранов Коммуны и деятелей зарубежных компартий, чтобы использовать их затем в агитационно-пропагандистской работе.
С начала 1928 г. МОПР развернул кампанию по сбору средств в помощь жертвам белого террора в Китае. Всюду в СССР шли митинги протеста против истребления китайских коммунистов. 3 января в "Правде" было опубликовано "Открытое письмо" парижских коммунаров против белого террора в Кантоне, которое начиналось словами: "Во имя человечности, во имя пролетариата!"... "В Кантоне, - говорилось в нем, - повторяются зверства версальцев, убивших 35 000 коммунаров, женщин, детей, стариков...". Это письмо, дышавшее гневным протестом и призывом к дальнейшей борьбе против оголтелой реакции, подписали А.Гэ, Г.Инар, А.Леруа, А.Фуркад. В феврале 1928 г. я видел их всех на массовом собрании, посвященном 50-летию со дня приговора царского суда по "делу 193-х". В марте ветераны революционного движения участвовали в чествовании МОПРа к 5-летию его деятельности (тогда в этой международной организации состояло у нас уже 12 млн. чел.). К 57-й годовщине Парижской Коммуны коммунары выступали с воспоминаниями, а затем присутствовали на торжественном открытии II съезда МОПРа. Всем была известна энергичная и плодотворная деятельность А.Гэ во французской секции этой организации.
До конца своих дней французские коммунары активно участвовали в массовых кампаниях МОПРа в Москве. 24 декабря 1929 г. скончался Анри Фуркад. Его постоянно можно было видеть с книгой в руках. С газетами "L'Humanite" и "Правда" Фуркад вообще не расставался. Последняя его воля была: "Никаких венков на мой гроб, вместо венков и цветов усиливайте сбор средств в фонд защиты "Юманите". Рабочий класс Страны Советов выполнил этот последний призыв престарелого коммунара... С утра у его гроба был выставлен почетный караул. Отдать последний долг революционеру пришли представители многих московских организаций, заводов и фабрик, старые большевики, представители МК ВКП(б) и ВЛКСМ. В почетном карауле стоял друг Фуркада Г.Инар, вместе с ним дравшийся на баррикадах Парижа. 26 декабря в 3 часа дня траурный кортеж тронулся от "Дома Ильича" в сторону крематория, где состоялась гражданская панихида. Прощальные слова произнесли представители Общества старых большевиков, Исполкома МОПРа, Коммунистической партии Франции. Трогающей была речь Инара. Фуркад, сказал он, был страшен французской буржуазии. Уже когда ему исполнилось 80 лет, французские власти приговорили его заочно к 6 годам тюрьмы за антимилитаристскую пропаганду. Фуркад работал редактором революционных органов печати - "Avantgarde" и других. За время своей журналистской деятельности он несколько раз подвергался судебным преследованиям. В заключение Инар сказал: "Из нас, четверых французских коммунаров, приехавших в Москву, Фуркад, несомненно, имеет наибольшие заслуги перед революцией".
В день похорон Фуркада ЦК Компартии Франции постановил провести "ленинскую неделю" набора новых членов партии. В те дни Франция переживала очередной подъем стачечного движения. Шли демонстрации бастующих. Их разгоняли и расстреливали, коммунистам выносились каторжные приговоры. 26 декабря "L'Humanite" под заголовком "Рождество политзаключенных" подводила предварительные итоги этих репрессий за 1929 г.: привлечено к суду 1127 коммунистов, приговорено к тюремному заключению 597, многие - к денежным штрафам...
Ахилл Леруа умер в ноябре 1929 г., Антуан Гэ - в июле 1930 года. Последним из живших в Москве коммунаров скончался Гюстав Инар. Ему было тогда 88 лет. Он первым из них приехал в СССР и прожил здесь более девяти лет. Еще недавно его видели в почетном карауле у гроба С. М. Кирова, в Колонном зале Дома союзов, а через два месяца хоронили самого Инара. На кремации присутствовали старые большевики, активисты МОПРа, представители Коммунистической партии Франции, советских организаций и коллективов трудящихся... Да, многие знали и видели в Москве героев Коммуны - верных друзей Страны Советов, усыновленных ею. Не будет забыт их жизненный подвиг в борьбе за первую в истории власть трудящихся, их светлый облик. Почти каждый раз при встречах с коммунарами мне невольно вспоминалось услышанное некогда в дореволюционном подполье начало потрясшей нас тогда книги Артура Арну. И хочется повторить его слова: "Обнажите головы, я буду говорить о деятелях Коммуны!"
- - -
Кравченко Алексей Ильич (1889-1940)
"Последняя баррикада"
.
"Парижская Коммуна"
.
"Расстрел коммунаров"
Годовой поминальный митинг у Стены коммунаров на кладбище Пер-Лашез в Париже
Репин Илья Ефимович. "Годовой поминальный митинг у Стены коммунаров на кладбище Пер-Лашез" (год создания картины - 1883, с 1929 г. в постоянной экспозиции Третьяковской галереи)
#Commune_de_Paris_1871 #Парижская_Коммуна