Самый тяжелый и сложный пост об иммиграции - Я долго настраивалась на него. Заново переживать отрицательные эмоции неприятно, ну и многое забылось, конечно. Но я попробую.
Дни в прекрасном и большом Берлине подошли к концу. Это были невероятные несколько дней, но страх постепенно накрывал меня, надвигался как начинающаяся буря. Срок виз подходил к концу. У нас было 2 выхода: подавать ходатайство или ехать обратно. Но уезжать было уже некуда.
Мысли в голове сновали туда-сюда: Как мы будем подавать документы? В какой лагерь попадем? Не разлучат ли нас? Встретим ли мы гомофобию? Что с нами будет? Как Эмиль переживет это?
Ранним утром в понедельник мы собирались на поезд. У меня в голове крутилось - нужно купить горшок. Вдруг в лагере будет антисанитария, и Эмиль не сможет ходить в туалет. Настя и З., поехали в ближайший детский магазин за горшком. Как обычно у нас бывало - мы ничего не успевали. Я была в прострации, все валилось из рук, я не могла трезво оценить обстановку. Вспоминаю: Настя собирала чемоданы, решала все дела чтобы подстраховаться, кормила Эмиля, шнуровала кеды, бегала по магазинам, поднимала-спускала тяжеленные чемоданы...я ходила, как неприкаянная и ничего не замечала… я была в глубочайшем стрессе.
В обычной жизни я человек-дела, батарейка. Очень активна. Но не в тот момент.
Мы вызвали такси, потому что ехать на метро небыло времени. Добравшись до вокзала, нужно было найти платформу. Вокзал в Берлине как парк аттракционов, понять куда идти, попасть на нужную платформу - для меня до сих пор это загадка. Но З. была с нами и быстро провела нас.
Поезд был скорым. Билеты на него со скидкой купила для нас Р.. Мы только успели занести все вещи - он тронулся. А З. не успела выйти и уехала за черту города.
Мы направлялись в Гёттинген. Там начинался наш не совсем простой план. Возможностей было много, но мы решили пойти по дорожке, которую до того никто не знал. Мы хотели подать документы в самом лагере, который находился в деревушке Фридланд. Мы знали это место и там было спокойно. Настя была беременна, Эмиль совсем малыш, и нам очень хотелось глотнуть меньше проблем. В Гёттингене мы встречались с К. Мы забронировали номер в отеле, где собирались переночевать и рано утром двинуться в путь.
За окном поезда шёл дождь. Спокойное монотонное постукивание капель по окну вводило меня в глубочайшее состояние грусти и печали.
Часто сейчас встречаем вопрос: Тоскуете по России? Как вы справляетесь с тоской по родине. Меня вводят в ступор такие вопросы: ничего подобного за два года мы не испытывали. А сейчас вспоминаю этот поезд и тихое шуршание дождя и понимаю, что это и была тоска. Но не по России. Чувство жалости к себе из-за необходимости быть в этом поезде, необходимости пытаться выжить и остаться собой, необходимости уехать и оставить всю свою прежнюю жизнь, родных и близких. А ведь хотелось жить, любить, быть тем, кто ты есть.
Мы ехали 2.5 часа. Это была самая долгая поездка в моей жизни. Кажется, длилась она несколько лет: моя жизнь стремительно пролетала в голове, игнорируя умиротворяющюю зелень за окнами, поля и пасущихся овец и лошадей. Я первый раз вижу Настю, мы танцуем наш первый танец, ее поцелуи…Эмиль родился и Настя такая счастливая, окрыленная…застывшее лицо душившего меня человека…полицейские…смеемся на кухне ночью, валяясь в подушках с С…встревоженные лица мамы и папы...
Я возвращаюсь в поезд: вокруг незнакомая речь, странные контрастные лица людей, уставшее лицо Насти. Эмиль был неконтролируем. С ним было невозможно договориться, он выкручивался, дрался, кричал. Хотел спать, но не спал. У меня разрывалось сердце. Но нужно было держаться - нас ждало очень многое.
Вокзал мокрого, темного, уродливого городишка - таким запомнился мне Геттинген. Настя заказала отель рядом с вокзалом, чтобы не тащить вещи слишком далеко. Мы плелись до отеля, шел противный дождь и мы промокли до нитки. Я надеялась на сухость, тепло и уют в отеле. Но он был таким чужим, сырым и угрюмым, и это это окошко с видом на сложенные автомобильные шины… Я опустилась на кровать и заплакала. Я устала. Эмиль совершенно измотан. Угнетало, что ребенок следует за нами, он тоже в стрессе, он устал, ему тяжело. Эмиль заснул.
Мы рычали друг на друга весь день: Кто не ту сумку взял, кто дверь не открыл. Это был очень сложный момент. Я всегда говорю, что на такую иммиграцию могут решиться только действительно любящие друг друга люди, которые уже прошли какой-то свой путь и не всегда получали положительный опыт. Потому что выдержать такую обстановку, где нервы на пределе могут не все.
Мы были голодными. Настя изможденная, попросила сходить в магазин. А я будто в бункере. Как купить без знания языка? Вдруг потеряюсь? Вдруг что-нибудь случится? И тут она взорвалась: сколько беспомощности было в ее глазах, сколько обиды, сколько бессилия и вины. Она тащила на себе все в последнее время, она позволяла мне сидеть в своей скорлупе. Она говорила, а слезы текли по щекам.
Я вышла. Плелась по лужам и по желтым уже опавшим листьям. Супермаркета небыло. Какой-то маленький магазинчик. Взяла сыр. Хлеб, колбасу и что-то из сладкого. Пришла домой. Ни я, ни Настя так и не притронулись. Запах еды отталкивал и был незнакомым. Пили чай. Эмиль ел пюре в баночках, кашу, молоко, которое мы взяли из России.
Приехала К. Они ушли чтобы купить сим-карты. Пришли уже затемно и сразу легли.
Будильник зазвонил в 6. Холод стоял собачий. Шел дождь. Завтра будет солнце... Мы вышли в сторону вокзала, чтоб сесть на электричку и поехать в лагерь. Как обычно, опаздывали и в конце пути, пришлось бежать. Один из наших чемоданов сломался о поребрик и Настя несла его на себе. Мы не успевали на поезд, но следующий ждать совсем не хотелось. Да и чем раньше, тем лучше. Мы же не одни беженцы в Германии, из людей выстраивались километровые очереди..
Людей было так много, что сравнить это можно было с началом какого-то сражения. Мы долго протискивались сквозь тела. Тогда я впервые увидела людей из Сирии, Ирака, Ирана. Моя жизнь в России была полна моих, особенных проблем и я особо не интересовалась проблемами беженцев. Я увидела детей: грязных и голеньких малышей, лежащих на полу в своих испражнениях, с инфекцией, старших - одетых в лохмотья, грязных, босых.
К. сказала, что это невиданно. Гораздо позже мы узнаем, что 2015 был пиковым годом по количеству беженцев: службы катастрофически не справлялись, людей некуда было расселять; стали ставить палаточные лагеря. Но тем утром мы просто ждали нашей очереди. С 7 утра мы стояли в очереди. Не было ни еды, ни воды. Точнее беженцев кормили, но очередь была из тысяч человек. Да и аппетита не было. Воду мы где-то тогда взяли.
Наше время подошло только к 16 часам. Нам отказали. Вы не сможете остаться в этом лагере - так сказала женщина-работник лагеря. Слишком много народу. Езжайте в Билефельд. Мои слезы, и просьбы оставить нас здесь, потому что нет сил больше, никого не впечатлили. Таких здесь вагон и маленькая тележка. В чем отличие именно нашей семьи? Да ни в чем. Все люди ждут помощи, все в одинаковых условиях. Нам выдали билеты до Билефельда, и маршрут с расписанием поездов. Ехать теперь чуть меньше чем до Берлина, только не поезда, а электрички.
Продолжение следует...