Интервью: Samara Lubelski
Самара Лубелски: «Я думаю, что музыка и слова должны
быть миром, замкнутым в себе, особой атмосферой...»
Я давно хотел взять интервью у этой артистки. Ещё когда, лет восемь назад, впервые услышал один из её сольных альбомов {«Parallel Suns» (2007)}. Мне ничего не было известно о ней, и казалось, что это был глубокий андеграунд, новая таинственная территория. Экзотическое для американского уха и очень знакомое для русского имя - Самара. Музыка, уводящая в детство, не настоящее детство с саундтреком из песен советских композиторов, а детство воображаемое, блуждающее в лабиринтах Алисы в Зазеркалье, окутанное лёгким психоделическим барреттовским туманом. Этого нельзя было вообразить в детстве реальном, потому что воображению советского школьника не от чего было бы оттолкнуться…
Музыка рождается по-разному, и никакие шаблоны, стереотипы восприятия относительно того, как творит музыкант, на самом деле не работают. Некто, кажущийся парящим в облаках мечтателем, вдруг выдает что-то рациональное, нацеленное на успех, умозрительное, пытающееся поймать целевую аудиторию. И, наоборот, на первый взгляд рациональный, пунктуальный, четко планирующий свои действия человек, вдруг оказывается творцом зыбких, непостижимых разумом музыкальных пейзажей.
Гипотетическое желание побеседовать с Самарой Лубелски осуществилось спустя восемь лет. Её богатая творческая биография вряд ли могла быть отражена полностью в этом разговоре. Он стал попыткой хотя бы слегка коснуться (пусть, может быть, несколько сумбурно и хаотично) большого количества эпизодов её музыкальной и личной истории.
Где Вы родились? Какая музыка повлияла на Вас в детстве? Как Вы пришли к тому, чтобы начать самой исполнять музыку? И еще один, может быть, неожиданный вопрос. Откуда взялось это необычное имя Самара? Меня интересует его происхождение, потому что в России есть такой город Самара на реке Волге.
Я родилась и выросла в Нью-Йорке, в нижнем Манхэттене, в районе Сохо. В то время там была в основном швейная промышленность. Мой отец был художником, и мы жили в здании бывшей фабрики.
Мой прадед со стороны матери был родом из Белоруссии. Моя бабушка уехала из Польши в Советский Союз (где и родился мой отец) во время второй мировой войны и оказалась в Германии в послевоенный период в ожидании эмиграции в США. Я точно не знаю, где в Советском Союзе родился мой отец, но я предполагаю, что большую часть войны они провели в Казахстане или где-то неподалёку от него в России. Мой отец польского происхождения. Всё это, как я полагаю, и обусловило выбор имени. Также, думаю, сыграло свою роль то, что родители вели довольно богемный образ жизни, когда я родилась.
В детстве мои родители слушали много классической и народной музыки разных стран, в том числе много относительно нового тогда англоязычного фолка: Боба Дилана, The Weavers, Джуди Коллинз, Джоан Баэз и т.д. И тогда же, прежде всего, благодаря домашней аудиоколлекции, я открыла для себя поп 60-х, начиная с The Beatles, конечно. Я всё время слушала рок-радиостанции Нью-Йорка до середины подросткового возраста, когда мне стало казаться, что это негативно влияет на мой мозг. Этот период охватил наступление панка, новой волны, дарквейва, индастриала и т. п. В Нью-Йорке тогда бурлила музыкальная жизнь: было несколько очень модных магазинов виниловых пластинок, где тусовались продвинутые меломаны, много клубов, концертов, короче, было на что посмотреть…
По настоянию родителей я стала брать уроки игры на скрипке в 5 лет, а позже я воспользовалась программами музыкальной школы Нью-Йорка, чтобы играть, хотя и не слишком успешно, на тубе и электрическом басу в школьных ансамблях и на скрипке в нескольких молодежных оркестрах. Это все закончилось в подростковом возрасте, когда я начала ходить в ночные клубы (которые были дискотеками и концертными площадками) и присоединилась к своей первой группе.
С моей точки зрения, есть три основных направления Вашей творческой активности: сонграйтерские сольные работы, свободные дрон-импровизации, альтернативный рок. Ваша деятельность настолько разнообразна, что было бы интересно узнать, как Вы пришли к этим пропорциям музыкальных форм? Какая из них для Вас сейчас важнее? Вы принимали участие в таком знаковом проекте, как The Tower Recording. Хотелось бы отдельно более подробно поговорить и об этом. И конечно, есть ещё одна очень интересная тема: Ваша работа в качестве звукооператора. Насколько профессиональная работа со звуком влияет на Вас как на музыканта?
Я встретилась с немецкой группой Metabolismus в самом начале 1992 года. Они были порталом для новых музыкальных идей и новых способов создания музыки. Вскоре после этого вместе с Дэном Брауном мы основали Hall Of Fame. Неартикулированные идеи, суть которых в том, что импровизация является базисом для огромного количества музыкальных стилей, вскоре привели меня в сферу притяжения The Tower Recording (мы встретились после нашего выступления на одной сцене в 1997 году). При этом я продолжала сотрудничество с Metabolismus, время от времени возвращаясь в Германию. В то же время рок-музыка в ее многочисленных разновидностях, являясь одним из главных юношеских влияний, вновь захватывать меня, когда появлялись проекты, объединявшие людей, движимых теми же чувствами...
Я стала сочинять больше, сотрудничая с Hall Of Fame, и первая сольная запись моей песни совпала по времени с первой сольной скрипичной записью. Тогда я получила свой первый опыт работы над музыкальными записями в студии. Альбом «The Fleeting Skies» был целиком песенным, а «In The Valley» (спродюссированный Мэттом Валентайном) почти полностью был основан на импровизации. Ничего особенно не изменилось с тех пор в балансе импровизационной музыки и песен - оба эти вида творчества сохраняют своё равное влияние на меня.
Работа в качестве звукооператора началась случайно, благодаря любезно предоставленной возможности в Metabolismus studio в Южной Германии, и продолжилась в Нью-Йорке. Николас Вернес, который руководил студией Rare Book Room и работал над всеми записями Hall Of Fame, взял меня под своё крыло, позволил мне помогать ему на сессиях звукозаписи, а также окунуться безоглядно в свои собственные проекты. Это был самый быстрый и классный способ стать ближе к звуку. Впоследствии эта траектория была потеряна из-за отсутствия амбиций (как звукооператора) и отвлечения на другие аспекты создания музыки
Означает ли это, что работа звукооператора мешала Вам заняться «другими аспектами создания музыки»?
Да.
А сейчас Вы работаете как звукооператор?
Совсем немного. Делаю кое-что для своих собственных проектов.
Первый проект с Вашим участием, музыку которого я услышал, был The Tower Recording . Это была одна из тех групп, которую критики причисляют к зачинателем нового «движения» (на рубеже 90-х и 2000-х) называемого по разному: «psych-folk» или «weird folk», или как-то ещё… Позже каждый из участников (Вы, Хелен Раш, Мэтт Валентайн, Пэт Габлер), будучи яркой личностью, двинулся своим путём. Как Вы считаете, определение «psych-folk» корректно в отношении этой группы? Какое влияние оказали все эти люди на Ваше понимание музыки? Кто сильнее всего повлиял на Вас в те годы?
Hall Of Fame был весьма важен для меня. Это была группа, общность как противоположность проектам, просто состоящим из играющих вместе музыкантов. Я не слышала о термине «weird folk». «Free folk» и «freak folk», да, хотя я впервые услышала о них применительно к The Tower Recording уже после того, как он приостановил свою деятельность, но так мы можем упустить ещё много разнообразных влияний. Я думаю, что термин «psych-folk» был в ходу ещё в 60-х. В музыкальном плане многие мои идеи уже оформились ко времени начала сотрудничества с The Tower Recordings. Эта группа была в большой степени встречей интеллектов. Каждый в The Tower Recordings был сильным музыкантом, и каждый привносил свои собственные идеи в музыку группы. Наиболее интересным для меня было распознавать различные музыкальные идеи Мэтта Валентайна, слушая готовые релизы. Мы сотрудничаем и сегодня. Он, наряду с Пэтом Габлером (aka PG Six), был наиболее творчески близок мне тогда. Мэтт, например, «подсадил» меня на музыку Tyrannosaurus Rex…
Как началось Ваше сотрудничество с участниками Sonic Youth Тёрстоном Муром и Стивом Шелли? Я бы хотел попросить Вас рассказать о работе с этими музыкантами, как это было? Как вы влияли друг на друга в творческом и, возможно, человеческом плане? Легко ли было работать с ними? Продолжаете ли Вы это делать сейчас?
Я играла на басу с MV/ EE и The Bummer Road/Golden Road (проекты Мэтта Валентайна - audiolog), в течение довольно длительного времени. Однажды, после нашего выступления в Issue Project Room в Бруклине, я обнаружила, что Тёрстон играет на моём басу и нахально улыбается! Вскоре он позвонил и спросил, не хотела бы я сыграть на скрипке на его следующем сольном альбоме («Trees Outside The Academy»). Всё было очень просто. Я придумала партии, сыграла их, и они были использованы. Кажется, была единственная просьба с его стороны: продублировать строчку в одной песне. Я намеревалась сыграть несколько расширенных партий, чтобы дать возможность редактировать их. Но была немного удивлена, как мало обрабатывался записанный материал. Это был прямой рок-подход практически без студийных экспериментов. Я помню, как во время записи с удовольствием читала автобиографию Джо Бойда «Белые Велосипеды». Всё было легко и приятно. Дни пролетали быстро, и самая тяжёлая работа была, пожалуй, у звукооператора - Джона Аньелло.
Я участвовала ещё в двух записях Тёрстона Мура: «Demolished Thoughts», которую продюссировал Бек, и «Chelsea Light Moving». Кроме того, мы много гастролировали (иногда вместе со Стивом Шелли). Я была бы удивлена, если бы как-то повлияла на Тёрстона. У нас были интересные диалоги о Нью-Йорке и музыке. Я открыла для него записи Марго Гурьян… В турах (в 2012-2014 годах) мы по несколько минут импровизировали каждый вечер, когда играли одну мелодию с альбома «Psychic Hearts». А в декабре 2018 года Тёрстон, я и Бил Нейс выступали в Нью-Йорке в виде импровизационного трио. Тёрстон - замечательный импровизатор. Кроме того, слушать и наблюдать его во взаимодействии со зрителями бывает дико интересно…
Вы утверждаете, что Hall Of Fame были группой, общностью как противоположность проектам, состоящим из отдельных музыкантов. Означает ли это, что Hall Of Fame был способом существования, одной командой для всех её участников, в то время как другие проекты были просто набором отличных музыкантов, вносивших свой вклад в качестве генераторов идей и исполнителей?
Hall Of Fame играли и записывались (по крайней мере, на первых двух альбомах) в квартире, которую я делила тогда с Тео Энджелом. Мы проводили довольно много времени вместе и делали эти записи именно как группа.
Играть с другими группами или аккомпанировать было не менее увлекательно, хотя, даже если запись производилось с импровизационной сессии, я почти не влияла на окончательное формирование и редактирование материала. Но всё же, несмотря на то, что моя роль в конечном продукте в разных проектах и группах была очень разной, работа во всех них была захватывающей, особенно в Hall Of Fame, Metabolismus и The Tower Recording.
Я хотел бы спросить Вас о соотношении интуитивной импровизации и рационально выстроенной студийной работы. Ваши нойз-дрон-экспериментальные альбомы, как правило, записывались вживую, а песенные были результатом тщательно продуманных студийных сессий. Есть ли взаимопроникновение и взаимовлияние этих двух сторон вашего творчества?
Да, Вы в целом правы в отношении такого разделения, по крайней мере, касательно сольной работы (за исключением «In The Valley»). В Hall Of Fame песня и импровизация соединялись (так же было и в Tower Recordings, и в Metabolismus). На другом уровне эти специфические языки постоянно совершенствуются.
Насколько я понял, в Вашей жизни и музыкальной карьере было много концертов и туров. Вы любите играть вживую и много гастролировать? Или для Вас важнее работа в студии? Некоторые музыканты много лет вообще не выступают, они просто сидят в студии и записывают альбомы. Вы допускаете для себя такой способ реализации, или концерты и импровизации перед публикой обязательно должны быть? И насколько важно для Вас живое исполнение ваших собственных песен?
Для меня живое исполнение импровизизационной музыки необходимо. Давление заставляет концентрировать, сгущать собственные инстинкты, создает напряжение. И музыка рождается в этом напряжённом состоянии. Исполнение песенного материала, особенно сольного, немного менее интересно, но всё же весело. Я предпочитаю написание и запись песен в студии. Я не считаю, что песни вырастают из живых выступлений, в отличие от импровизации. Они в большей степени труд и в меньшей текучесть, подвижность.
Теперь поговорим о текстах песен и поэзии в целом. Мне кажется, тексты и музыка образуют неразрывное единство в Ваших песнях. Отделить одно от другого невозможно. На мой взгляд, всё это не имеет ничего общего с конвенциональным сонграйтерством. Хотелось бы узнать, как Вы пишете? Когда Вы начали писать тексты и осознали себя автором? Что Вас вдохновляет?
Я думаю, что музыка и слова должны быть миром, замкнутым в себе, особой атмосферой. Вероятно, чем-то немного мечтательным и эскапистским, внутренне движимым эмоциями или ощущением некоего особенного момента, места или отношений. Я много писала в молодости: поэзия, беллетристика и дневники. Я всегда вела дневники! Я пишу текст для каждой записи в какой-то один непрерывный отрезок времени, и, кажется, всегда прихожу к общей теме для целого цикла. Я не читаю стихи, читаю довольно много научной фантастики и музыкальных книг, смотрю много фильмов и внимательно слушаю тексты песен. Во время записи альбома «Future Slip» я погрузилась в культы и научную фантастику, но обычно тексты - это реакция на некие личные обстоятельства. Нью-Йорк и Южная Германия тоже давали пищу для разных, но весьма интенсивных размышлений.
Вы сказали, что «внимательно слушаете тексты песен». Чья лирика произвела на Вас наибольшее впечатление в последнее время?
Недавно у меня было увлечение Roxy Music периода «8 Miles High». Мне нравятся слова, которые кажутся расплывчатыми, но в то же время оставляют у вас точное ощущение того, на что они ссылаются. Примеры: та же «8 Miles High» или текст композиции «Badge» трио Cream. У Can тексты всегда простые и совершенные. Я остановлюсь здесь - можно было бы продолжать и продолжать…
Каковы Ваши планы в отношении творчества, куда бы Вы хотели пойти дальше? Хотели бы Вы попробовать что-то новое, что-то совершенно другое, что-то, чего никто не ожидает от Вас или Вы не ожидаете от себя?
Никаких целей, кроме двух записей, уже находящихся в процессе производства! Я стараюсь не устанавливать рамок и позволять себе сюрпризы. Всегда готова к возможному сотрудничеству.
И всё же, есть ли люди, уважаемые Вами (не обязательно музыканты, но, возможно, кино- или театральные режиссеры..), с которыми Вы бы мечтали поработать?
Я бы с удовольствием поработала над музыкой для фильма, но прекрасное сотрудничество прячется в укромных местах и случается естественно. Я могу любить работы других авторов, но это не значит, что у нас могут быть хорошие ощущения от совместной работы. Сегодня я предпочитаю оставаться одна в маленькой темной комнате, формулируя и уточняя собственные идеи, но в любой момент всё может измениться.
Вы упоминали о научно-фантастических и музыкальных книгах, о кино … Что из всего этого произвело на Вас наибольшее впечатление? Особенно хотелось бы узнать о фильмах, они американские, европейские или, может быть, даже русские?
Самый главный для меня в sci-fi - Филипп К. Дик. Что касается фильмов, слишком много всего можно было бы перечислить, но вот то, что я действительно ценю: американцы 60-х - 70-х - Р. Олтман («Долгое прощание»), С. Кубрик, С. Пекинпа («Принесите мне голову Альфредо Гарсиа»), Дж. Кассаветис («Убийство китайского букмекера»); британцы -Дж. Маккензи («Долгая Страстная пятница»), Л. Андерсон («Если….»), Н. Роуг; а так же В.Херцог, М. Антониони, Р. Фассбиндер, ранний В. Вендерс («Американский Друг»); французы разных эпох, но, в особенности - Р. Брессон, Ж.-П. Мельвиль, ранний Ж.-Л. Годар; Р.Полански, фильм по сценарию чешкого писателя В.Ванчуры «Маркета Лазарова»… А.Тарковский - потрясающий! И один из моих фаворитов всех времён - фильм С. Параджанова «Тени Забытых Предков».
Последний мой вопрос касается политической и социальной активности. Мы обсуждали эту тему с Джанел Леппин. Она рассказала мне об акциях, в которых принимала участие: о демонстрации против инаугурации Трампа, а также об акциях против закрытия музыкальных клубов и лофтов в Вашингтоне. Это что-то значит для Вас? Как Вы относитесь к таким движениям в местном и глобальном масштабе? Вы участвуете в таких акциях?
Да, я также протестовала против инаугурации Трампа. В детстве мои родственники часто брали меня на различные демонстрации протеста. Я голосовала за Снупи пару лет назад…
…Снупи - это герой комиксов и мультиков? Что это была за акция?
Это была моя личная веселая акция протеста. Снупи - один из совершенно «свободных мыслителей», обладающих в равной степени острой наблюдательностью и фантазией равной чувству реальности…
Живя в центре капитализма, мне пришлось подать в суд на своего домовладельца. Жадный парень. В результате я стала большой фанаткой движений за справедливое жилье в Нью-Йорке. И всегда воодушевляюсь, видя, что местные полицейские и преступные политики теряют власть. Впрочем, новые обычно не отличаются от старых ...
Я могу вам сказать, что в России сейчас всё совсем плохо с политическим активизмом. Все митинги и демонстрации должны быть согласованы с властями. В противном случае вы можете быть арестованы, и вам будет предъявлено серьёзное обвинение.
Должно быть, это ощущение репрессий и ограничений ужасно. Я надеюсь, что-то внутреннее сможет расцвести вопреки внешнему притеснению…
февраль-апрель 2019
Музыка: samaralubelski.bandcamp.com