Paulista
Сейчас, когда вся эта история с визами и кругами бюрократического ада движется к логическому завершению, я невольно начинаю снова присматриваться к Сан-Пауло - стоит показаться, что привыкаешь к его монотонности, как по дороге в банк или к нотариусу вдруг видишь его с какого-нибудь моста или случайного спуска целиком, в разрезе, как муравейник, и внезапно осознаешь, какой же он все-таки большой.
За это время я несколько раз пыталась написать что-нибудь про самих паулистанцев, и каждый раз чего-то не хватало. Цельные нации, типа аргентинцев или испанцев, с самого порога увлекают тебя жирным и ленивым колоритом, который всегда немного осознан - типичный портеньо никогда не теряет национальной принадлежности, тем более за границей. В жителях Сан-Пауло главной, пожалуй, является именно эта недоосознанность себя, если не считать традиционной размытой гордости за причастность к бразильской нации и как следствие, всему, чем в ней так восхищаются иностранцы. На бóльшую рефлексию здесь катастрофически мало времени и ресурсов.
Главное, что я недавно поняла про паулиста - у них, как и у их города, есть два основных положения на переключателе. Первое - это предельное уныние и унификация, одинаковые, как под копирку, лица, безыскусная одежда тусклых цветов, небрежно или, наоборот, слишком старательно собранные в простой хвост волосы у женщин и неизменный квадратный ежик у мужчин. Неотличимые друг от друга, люди сливаются в однородные потоки, переполняющие город - их некуда девать, на них не хватает школ и больниц, их пытаются распихать в новые и новые наспех возведенные здания с вырубленными прямо в стенах незанавешанными окнами. Первое время мне казалось, что это все, что меня обманули, что все краски остались где-нибудь в Рио и в музыке Жилберту Жиля, которую здесь на улице в основном заменяет, вот сюрприз-то, тот же реггетон. Но потом я начала замечать второй переключатель. Парень в комбинезоне и наушниках цвета зебры. Негритянка в розовом, похожем на торт платье, шедшая мимо стоящего в здании старого вокзала пианино и севшая на нем поиграть. Некто, идущий по своим делам со стеклянным шаром на голове. Мужчина, выгуливающий в тележке невозможных размеров персидского кота. Джуниор со своей свиньей. Все они прячутся в слоях Сан-Пауло, незаметные на первый взгляд среди общей массы, большую часть времени случайно или намеренно остающиеся на границе бокового зрения, но от этого не менее материальные. Дело здесь в законе больших чисел или в естественной реакции бразильца на втиснутый в рамки быт мегаполиса, но откровенно необычных людей на здешних улицах куда больше, чем в том же Буэнос-Айресе с его вечными богемными претензиями. Промежуточных состояний между смазанными шестеренками и прорывающимся сквозь них безумием, кажется, не существует - про сам город можно сказать то же самое. При этом сложно сказать, кто кого породил.
Главные ощущения, остающиеся от Сан-Пауло - это бесконечное удивление и бесконечная рутина. Я не смогла бы здесь жить - мне неуютно внутри двадцатимиллионного невроза населения, создавшего монстра, давно не поддающегося контролю. Я не могу сказать, что полюбила его, привязалась к нему, чувствую с ним особую связь или что-то еще из широкого спектра болезненных отношений одного человека и одного города. Чтобы жить в Сан-Пауло, нужны крепкие нервы или привычка и равнодушие. У меня, к счастью, нет ни того, ни другого - к счастью, потому что равнодушие не способно существовать в долгом равновесии с чем-то еще и в конечном итоге всегда побеждает. Самое сложное в Сан-Пауло - продолжать удивляться. Для этого главное - вовремя исчезнуть. По-моему, мне это удалось.
номера у автобусов, кстати, вида 719R-10.
Внезапно - Парати, штат Рио-де-Жанейро, в котором так хорошо, что и сказать про него нечего.
Почти Монтевидео.
За это время я несколько раз пыталась написать что-нибудь про самих паулистанцев, и каждый раз чего-то не хватало. Цельные нации, типа аргентинцев или испанцев, с самого порога увлекают тебя жирным и ленивым колоритом, который всегда немного осознан - типичный портеньо никогда не теряет национальной принадлежности, тем более за границей. В жителях Сан-Пауло главной, пожалуй, является именно эта недоосознанность себя, если не считать традиционной размытой гордости за причастность к бразильской нации и как следствие, всему, чем в ней так восхищаются иностранцы. На бóльшую рефлексию здесь катастрофически мало времени и ресурсов.
Главное, что я недавно поняла про паулиста - у них, как и у их города, есть два основных положения на переключателе. Первое - это предельное уныние и унификация, одинаковые, как под копирку, лица, безыскусная одежда тусклых цветов, небрежно или, наоборот, слишком старательно собранные в простой хвост волосы у женщин и неизменный квадратный ежик у мужчин. Неотличимые друг от друга, люди сливаются в однородные потоки, переполняющие город - их некуда девать, на них не хватает школ и больниц, их пытаются распихать в новые и новые наспех возведенные здания с вырубленными прямо в стенах незанавешанными окнами. Первое время мне казалось, что это все, что меня обманули, что все краски остались где-нибудь в Рио и в музыке Жилберту Жиля, которую здесь на улице в основном заменяет, вот сюрприз-то, тот же реггетон. Но потом я начала замечать второй переключатель. Парень в комбинезоне и наушниках цвета зебры. Негритянка в розовом, похожем на торт платье, шедшая мимо стоящего в здании старого вокзала пианино и севшая на нем поиграть. Некто, идущий по своим делам со стеклянным шаром на голове. Мужчина, выгуливающий в тележке невозможных размеров персидского кота. Джуниор со своей свиньей. Все они прячутся в слоях Сан-Пауло, незаметные на первый взгляд среди общей массы, большую часть времени случайно или намеренно остающиеся на границе бокового зрения, но от этого не менее материальные. Дело здесь в законе больших чисел или в естественной реакции бразильца на втиснутый в рамки быт мегаполиса, но откровенно необычных людей на здешних улицах куда больше, чем в том же Буэнос-Айресе с его вечными богемными претензиями. Промежуточных состояний между смазанными шестеренками и прорывающимся сквозь них безумием, кажется, не существует - про сам город можно сказать то же самое. При этом сложно сказать, кто кого породил.
Главные ощущения, остающиеся от Сан-Пауло - это бесконечное удивление и бесконечная рутина. Я не смогла бы здесь жить - мне неуютно внутри двадцатимиллионного невроза населения, создавшего монстра, давно не поддающегося контролю. Я не могу сказать, что полюбила его, привязалась к нему, чувствую с ним особую связь или что-то еще из широкого спектра болезненных отношений одного человека и одного города. Чтобы жить в Сан-Пауло, нужны крепкие нервы или привычка и равнодушие. У меня, к счастью, нет ни того, ни другого - к счастью, потому что равнодушие не способно существовать в долгом равновесии с чем-то еще и в конечном итоге всегда побеждает. Самое сложное в Сан-Пауло - продолжать удивляться. Для этого главное - вовремя исчезнуть. По-моему, мне это удалось.
номера у автобусов, кстати, вида 719R-10.
Внезапно - Парати, штат Рио-де-Жанейро, в котором так хорошо, что и сказать про него нечего.
Почти Монтевидео.