ЛИНА. - ВОКРУГ КЕРЁНСАНА. - ТЫКВА-ГОРЛЯНКА
Суббота, 24 августа
МЕСЯЦА два назад мне в фэйсбуке написали: "Витя, это ты?". Глянул, кто написал - Лина!
Лина - болгарка. Она, мы с tamar2006 и Саша Минаев когда-то вместе ходили в университет Ким Ир Сена. Тому уж сорок лет. Как быстро летит время! Стали переписываться. Потом стали общаться вживую, в скайпе (разумеется, все, кроме Минаева, который стал высокопоставленным дипломатом и теперь общается только с министрами да президентами). Вскоре мы, следуя правилам российского этикета, сказали подруге: "Мы все в Корее. Приезжай в гости". На самом деле, мы, конечно, ничего такого не имели в виду. Мы думали, что всякий разумный человек понимает пределы подобных приглашений, и ожидали вежливого ответа: "Спасибо за приглашение. Подумаю". Да и что за блажь, думали мы - мотаться через полсвета к людям, которых не видел полвека. Однако оказалось, что Лина об этой особенности российских традиций не знала. Ей не были ведомы и финансовые проблемы. Она сказала: "Хорошо", а ещё через несколько дней сообщила, что купила билет: "Ждите в гости!". Кстати, случившееся можно расценивать как одно из практических проявлений могущества и коварства нынешних социальных сетей.
Я вернулся из отпуска, и tamar2006 сказала мне: "Лина будет неделю, ты должен забрать её к себе". - "Что здесь делать? Дижон - дыра". - "Как хочешь, но у меня муж, работа - Боливару всех не снести. К тому же, моя квартира - две спальни да гостиная. Кондиционер в гостиной. В ней гостью не положишь, а в дальней спальне она неделю не выдержит - спечётся". Начался яростный торг. Я предлагал забить стрелку в Сеуле, однако против лома нет приёма (ученики великой и ужасной основательницы дальневосточного корееведения, думаю, знают об этом), и мы, в конце концов, порешили, что Лина приедет ко мне в субботу вечером и пробудет до вторника. Чтобы развеять тяжкие думы, сел на велосипед и до приезда подруги с утреца прокатил сто километров.
Мы должны были ехать в монастырь Магокса 마곡사 (туда-обратно 110 км), но накануне пролился сильнейший ливень, синоптики обещали дождь и на следующий день, и покатушка была отменена. Однако утром дождя не было, я прикатил в клуб и увидел там мающихся товарищей. Мы решили прокатиться по Кымгану и вокруг Керёнсана. Дистанция составила чуть меньше ста километров. Погода благоприятствовала: было пасмурно и прохладно.
Фотографий, снятых во время прохождения первого отрезка пути (чуть больше двадцати километров), нет, потому что мы ехали в горах, по имдо, "лесным", грунтовым дорогам, которые изобиловали камнями, все участники были бойцы, и обогнать их и, соответственно, сфотографировать не было возможности (я ехал на шоссейнике). Один апхил был настолько крут, что мне и некоторым товарищам пришлось спешиться.
Выехав наконец на Кымган и асфальтированную дорогу, привольно покатили среди гор в направлении монастыря Капса 갑사.
В Капса тоже ехали просёлочными дорогами. Поехали вдоль речки и вдруг выехали к длинному, не то из металлических, не то из пластмассовых прутьев, туннелю, обвитому лианами тыквы-горлянки - над головами в изобилии висели сами плоды.
Тыкву-горлянку (조롱박, 호리병박) видели все - если не висящую на лиане, то в виде черпака для воды, пхёчжунбака 표주박. В прежние времена их, черпаки, путники таскали привязанными к поясу. Тыква знаменита не только утилитарным, практическим, полезным назначением. Она, указание на неё, присутствует в корейской мифологии о зарождении древних царств. От неё пошла родовая фамилия первого правителя Силла и, наверно, четверти населения современной Кореи.
Согласно «Самгук юса» (кн. 1), в 69 до н. э. (по традиционной хронологии) старейшины шести поселений (общий) племени чинхан собрались, чтобы найти достойного правителя. В южной стороне под горой Ян-сан (в «Самгук саги»: посреди леса на склоне горы Янсан), у колодца Наджон, они увидели пар, озарявший землю подобно блеску молнии, и стоявшую на коленях и кланявшуюся (в «Самгук саги»: плакавшую) белую лошадь, возле которой лежало пурпурное (по другой версии, большое синее) яйцо. Заметив старейшин, лошадь заржала и поднялась в небо. В яйце нашли отрока, тело которого испускало сияние, птицы и звери, танцуя, следовали за ним, а солнце и луна блистали чистейшим светом. Поэтому его и нарекли Хёккосе (кит. запись древнекор. имени Пульгонэ, «озаряющий мир»), родовой же фамилией сделали Пак, потому что он родился из яйца, похожего на тыкву-горлянку («пак») (Взято отсюда).
А взять фольклор! Сколько в нём тыкв! Одна из самых знаменитых сказок про тыкву - сказка про добродетельного Хынбу и его брата Нольбу.
<...> Взгляните, как резвится наша ласточка: то вверх взмывает, то стрелой несется вниз. Как будто Черный дракон Северного моря играет меж разноцветных облаков с волшебной жемчужиной в пасти, будто то молодой даньшаньский феникс развлекается среди утунов с семечком бамбука в клюве или золотистая иволга, полная любовной страсти, снует в ивовых зарослях, поглядывая по сторонам.
Первой резвящуюся ласточку приметила жена Хынбу. Обрадованная, она стала звать супруга:
- Идите-ка сюда скорее! Смотрите, вон летает прошлогодняя ласточка! И что-то в клюве держит!
Мигом выбежал Хынбу на улицу и подивился на ласточку. А ласточка, покружив над головой Хынбу, уронила прямо перед ним то самое семечко, которое она принесла с собой.
Хынбу тотчас подобрал его и воскликнул:
- Послушай, жена! Ведь это та самая ласточка, которой мы в прошлом году лечили сломанную лапку! Это она бросила вот эту штуку! Что-то желтое... Уж не золото ли? Но почему оно тогда такое легкое?
- Внутри там что-то желтоватое проглядывает. Может быть, и впрямь золото? - сказала жена Хынбу.
- Какое там золото! - отвечал ей Хынбу. - Разве тебе неизвестно, что Чэнь Пин во время распри между царствами Чу и Хань разбросал в лагере противника сорок тысяч кынов золота, чтобы изловить Фань Яфу? Смекай сама, откуда теперь взяться золоту!
- Тогда это, наверное, яшма!
- А про яшму люди вот что рассказывают. Однажды в горах Куньлуня случился пожар, и вся яшма и прочие камни сгорели. А из той яшмы, что кое-где уцелела, Чжан Цзыфан смастерил себе флейту и печальной игрой на ней в лунную ночь на горе Цзиминшань привел в смятение восемь тысяч цзяндунских воинов. Нет, это, конечно, не яшма.
- Может быть, это та самая жемчужина, что сияет даже ночью? - терялась в догадках жена Хынбу.
- Э, нет этих жемчужин более на свете. Циский Вэй-ван разбил больше десятка шэнов таких жемчужин у вэйского Хуэй-вана , и нынче их уже не сыскать.
- Тогда янтарь?
- А янтаря и подавно теперь не найти. Сперва его прибрал к рукам чжоуский Ши-цзун , а позже весь этот янтарь пошел на кубки Тангалю. Подумай, откуда быть нынче янтарю!
- Ну, значит, железо?
- Нет ныне и железа. В царствование Цинь Ши-хуана железо собрали по всем девяти округам Китая и изготовили из него для вящего могущества императора двенадцать печатей. С тех пор этот металл исчез.
- Возможно, это щит черепахи или коралл?
- Ну что ты! Ведь черепаший панцирь - это ширма, а красный коралл - перила. И когда Гуанли-ван строил свой подводный хрустальный дворец, он, понятно, извел на него все сокровища моря. Нет, это и не щит черепахи, и не коралл.
- Уж не семечко ли это?
Эта же мысль мелькнула и в голове Хынбу. Присмотревшись внимательнее, он обнаружил в самом центре семени надпись из трех иероглифов: «Тыква - награда добродетели».
- Кажется, это и в самом деле семя тыквы-горлянки, - проговорил Хынбу. - Так же змея из озера Суйху принесла некогда в пасти жемчужину и наградила ею своего спасителя. Не принесла ли ласточка это семя в дар за нашу доброту? Ну что ж! Что дают, то и бери. Будем считать подарок золотом, даже если это комок земли, примем его за яшму, если даже это простой камешек. Будем считать его за счастье даже в том случае, если он - зло.
Выбрав по календарю благоприятный день, Хынбу вскопал у плетня на восточной стороне клочок земли и посадил семечко.
Дня через два-три взошел росток. На четвертый или пятый день стали виться побеги, и в узлах показались листья. Вслед за этим на каждом стебле распустились цветы и завязалось пять тыкв. Тыквы были круглые-прекруглые, и каждая величиной своей напоминала лодку с реки Тэдонган, или колокол со столичной улицы Колоколов, или же, если хотите, большой барабан преподобного Юкквана.
<...>
Вдруг тыква с треском разделилась, кверху поднялись разноцветные облака, и следом показались два отрока в голубых одеждах.
- О, горе мне! Что же это такое, - вскричал испуганный Хынбу. - В тыкве, оказывается, были люди! Самим есть нечего, а тут еще едоки на голову свалились!
Но взгляните на отроков! Если они и не из числа тех, что сзывали журавлей на горе Пэнлай, то непременно те самые, что собирали волшебные травы на священной горе Тяньтай. В левой руке у каждого кувшин, в правой - черепаховая шкатулка. Подняв сосуды и шкатулки высоко над головами, отроки приблизились к Хынбу и преподнесли их ему, молвив при этом:
- В серебряном кувшине напиток, возвращающий душу мертвым. В яшмовом кувшине вино, от которого прозревают слепые. В обертках из позолоченной бумаги трава, исцеляющая немых, трава, которая избавляет от недуга горбунов и паралитиков, и трава, исцеляющая глухих. А в свертках панты, женьшень, медвежья желчь и разные сорта киновари. Если все эти снадобья прикинуть на деньги, то наберется более десяти тысяч раз по сто миллионов лянов. Пожалуйста, торгуйте ими себе на пользу.
Словно зачарованный, слушал отроков Хынбу. А когда он наконец набрался духу спросить, откуда все это, отроков уже и след простыл.
Посмотрите-ка на Хынбу! Пустившись в пляс, он напевает:
Ольсиго чоыльсиго чотха!
Чихваджа чоыльсиго!
Слушайте, добрые люди!
Вздумал я тыквы отведать,
Вдруг привалило мне счастье!
Много богатых на свете,
Много добра у богатых,
Но среди них не найдется
Равного мне богача!
- Хорошо бы открыть аптеку в нашей хижине, - сказала супруга Хынбу.
- Если мы сейчас откроем аптеку, кто будет об этом знать? - возразил ей Хынбу. - Когда еще придут к нам покупать лекарства! А для меня теперь нет лучшего снадобья, чем рисовая каша!
- Это-то так. Может быть, вон в той тыкве каша? Давайте распилим еще одну!
И супруги принялись за следующую тыкву.
Плавно ходит пила.
Ну, наддай! Сама пошла!
В трех провинциях на юге
Бедняками слыли мы.
Вдруг богатство привалило,
Стали слыть за богачей.
Как же нам не веселиться,
Как не радоваться нам?
- Не подсчитать ли, что стоят все эти лекарства? - предложила Хынбу его супруга.
- А ты разве умеешь считать?
- На пальцах только, это правда... Но отчего же не попробовать?
И она принялась считать вслух:
Д е в я т ь ю д е в я т ь - в о с е м ь д е с я т
«О д и н анахорет по имени И Гуанлао
Гостил у Чи Чжун-цзы» .
В о с е м ь ю д е в я т ь - с е м ь д е с я т
«Д в а друга, Ли Бо и Цуй Цзунчжи ,
Любовались луной на реке Цайшицзян».
С е м ь ю д е в я т ь - ш е с т ь д е с я т
«Т р и мудреца бессмертных развлекались,
Летая в небесах на журавлях».
Ш е с т ь ю д е в я ть - п я т ь д е с я т
«Ч е т ы р е седовласых старца
Играли в шашки на горе Шаншань».
П я т ь ю д е в я т ь - с о р о к
«П я т ь раз шестьдесят ударов плетью
Нанес Пинвану У Цзысюй ».
Ч е т ы р е ж д ы д е в я т ь - т р и д ц а т ь
«Ш е с т ь детей с женою вместе
Лу Сюфу столкнул в пучину
И погиб, врагу не сдавшись».
Т р и ж д ы д е в я т ь - д в а д ц а т ь
«С е м ь посольств возглавил кряду
Ци Луцзю - советник хитрый
В век «Сражающихся царств».
Д в а ж д ы д е в я т ь - д е с я т ь и
«В о с е м ь боевых порядков - это план расположенья
Войск героя Чжугэ Ляна».
О д и н о ж д ы д е в я т ь
«Д е в я т ь диаграмм в «Великом плане»
Знаки Хуанхэ, а также
Письмена Лохэ содержат».
- Что-то около сорока тысяч пятисот лянов выходит!
- Ого! - смеется Хынбу и принимается считать по-простецки, то и дело сбиваясь и начиная вновь.<...> (Братья Хынбу и Нольбу. Перевод А.Васильева. - В кн.: Верная Чхунхян. Корейские классические повести XVII-XIX вв. Сс. 113-192).
Передохнув в беседке, мы покатили дальше.
Доехав до поворота на Капса, остановились у придорожной лавки и заправились макколли.
Побалагурили с сынишкой хозяйки лавки, щеголявшим в маминых туфлях.
Прокатив со старта около шестидесяти километров, прибыли в Ёнсан и пошли есть сундэ кукпап 순대국밥, похлёбку с кровяной колбасой и потрошками...
Прежде чем отправиться в дальнейший путь, приняли меры предосторожности и намазались - даром что солнце пряталось за облаками, красота кожи лица превыше всего! - противозагарным кремом.
Из Ёнсана до Омсари ехали горными дорогами.
Одолели последний высокий перевал - Минмокчэ 민목재, а там и до Юсона недалече.
Вниз с пологого перевала Тонхакса съехали со скоростью под шестьдесят км в час.
Примчались в клуб. Товарищи пошли на рынок в кабак (был базарный день), я поехал домой - готовиться к встрече с подругой молодости.
МЕСЯЦА два назад мне в фэйсбуке написали: "Витя, это ты?". Глянул, кто написал - Лина!
Лина - болгарка. Она, мы с tamar2006 и Саша Минаев когда-то вместе ходили в университет Ким Ир Сена. Тому уж сорок лет. Как быстро летит время! Стали переписываться. Потом стали общаться вживую, в скайпе (разумеется, все, кроме Минаева, который стал высокопоставленным дипломатом и теперь общается только с министрами да президентами). Вскоре мы, следуя правилам российского этикета, сказали подруге: "Мы все в Корее. Приезжай в гости". На самом деле, мы, конечно, ничего такого не имели в виду. Мы думали, что всякий разумный человек понимает пределы подобных приглашений, и ожидали вежливого ответа: "Спасибо за приглашение. Подумаю". Да и что за блажь, думали мы - мотаться через полсвета к людям, которых не видел полвека. Однако оказалось, что Лина об этой особенности российских традиций не знала. Ей не были ведомы и финансовые проблемы. Она сказала: "Хорошо", а ещё через несколько дней сообщила, что купила билет: "Ждите в гости!". Кстати, случившееся можно расценивать как одно из практических проявлений могущества и коварства нынешних социальных сетей.
Я вернулся из отпуска, и tamar2006 сказала мне: "Лина будет неделю, ты должен забрать её к себе". - "Что здесь делать? Дижон - дыра". - "Как хочешь, но у меня муж, работа - Боливару всех не снести. К тому же, моя квартира - две спальни да гостиная. Кондиционер в гостиной. В ней гостью не положишь, а в дальней спальне она неделю не выдержит - спечётся". Начался яростный торг. Я предлагал забить стрелку в Сеуле, однако против лома нет приёма (ученики великой и ужасной основательницы дальневосточного корееведения, думаю, знают об этом), и мы, в конце концов, порешили, что Лина приедет ко мне в субботу вечером и пробудет до вторника. Чтобы развеять тяжкие думы, сел на велосипед и до приезда подруги с утреца прокатил сто километров.
Мы должны были ехать в монастырь Магокса 마곡사 (туда-обратно 110 км), но накануне пролился сильнейший ливень, синоптики обещали дождь и на следующий день, и покатушка была отменена. Однако утром дождя не было, я прикатил в клуб и увидел там мающихся товарищей. Мы решили прокатиться по Кымгану и вокруг Керёнсана. Дистанция составила чуть меньше ста километров. Погода благоприятствовала: было пасмурно и прохладно.
Фотографий, снятых во время прохождения первого отрезка пути (чуть больше двадцати километров), нет, потому что мы ехали в горах, по имдо, "лесным", грунтовым дорогам, которые изобиловали камнями, все участники были бойцы, и обогнать их и, соответственно, сфотографировать не было возможности (я ехал на шоссейнике). Один апхил был настолько крут, что мне и некоторым товарищам пришлось спешиться.
Выехав наконец на Кымган и асфальтированную дорогу, привольно покатили среди гор в направлении монастыря Капса 갑사.
В Капса тоже ехали просёлочными дорогами. Поехали вдоль речки и вдруг выехали к длинному, не то из металлических, не то из пластмассовых прутьев, туннелю, обвитому лианами тыквы-горлянки - над головами в изобилии висели сами плоды.
Тыкву-горлянку (조롱박, 호리병박) видели все - если не висящую на лиане, то в виде черпака для воды, пхёчжунбака 표주박. В прежние времена их, черпаки, путники таскали привязанными к поясу. Тыква знаменита не только утилитарным, практическим, полезным назначением. Она, указание на неё, присутствует в корейской мифологии о зарождении древних царств. От неё пошла родовая фамилия первого правителя Силла и, наверно, четверти населения современной Кореи.
Согласно «Самгук юса» (кн. 1), в 69 до н. э. (по традиционной хронологии) старейшины шести поселений (общий) племени чинхан собрались, чтобы найти достойного правителя. В южной стороне под горой Ян-сан (в «Самгук саги»: посреди леса на склоне горы Янсан), у колодца Наджон, они увидели пар, озарявший землю подобно блеску молнии, и стоявшую на коленях и кланявшуюся (в «Самгук саги»: плакавшую) белую лошадь, возле которой лежало пурпурное (по другой версии, большое синее) яйцо. Заметив старейшин, лошадь заржала и поднялась в небо. В яйце нашли отрока, тело которого испускало сияние, птицы и звери, танцуя, следовали за ним, а солнце и луна блистали чистейшим светом. Поэтому его и нарекли Хёккосе (кит. запись древнекор. имени Пульгонэ, «озаряющий мир»), родовой же фамилией сделали Пак, потому что он родился из яйца, похожего на тыкву-горлянку («пак») (Взято отсюда).
А взять фольклор! Сколько в нём тыкв! Одна из самых знаменитых сказок про тыкву - сказка про добродетельного Хынбу и его брата Нольбу.
<...> Взгляните, как резвится наша ласточка: то вверх взмывает, то стрелой несется вниз. Как будто Черный дракон Северного моря играет меж разноцветных облаков с волшебной жемчужиной в пасти, будто то молодой даньшаньский феникс развлекается среди утунов с семечком бамбука в клюве или золотистая иволга, полная любовной страсти, снует в ивовых зарослях, поглядывая по сторонам.
Первой резвящуюся ласточку приметила жена Хынбу. Обрадованная, она стала звать супруга:
- Идите-ка сюда скорее! Смотрите, вон летает прошлогодняя ласточка! И что-то в клюве держит!
Мигом выбежал Хынбу на улицу и подивился на ласточку. А ласточка, покружив над головой Хынбу, уронила прямо перед ним то самое семечко, которое она принесла с собой.
Хынбу тотчас подобрал его и воскликнул:
- Послушай, жена! Ведь это та самая ласточка, которой мы в прошлом году лечили сломанную лапку! Это она бросила вот эту штуку! Что-то желтое... Уж не золото ли? Но почему оно тогда такое легкое?
- Внутри там что-то желтоватое проглядывает. Может быть, и впрямь золото? - сказала жена Хынбу.
- Какое там золото! - отвечал ей Хынбу. - Разве тебе неизвестно, что Чэнь Пин во время распри между царствами Чу и Хань разбросал в лагере противника сорок тысяч кынов золота, чтобы изловить Фань Яфу? Смекай сама, откуда теперь взяться золоту!
- Тогда это, наверное, яшма!
- А про яшму люди вот что рассказывают. Однажды в горах Куньлуня случился пожар, и вся яшма и прочие камни сгорели. А из той яшмы, что кое-где уцелела, Чжан Цзыфан смастерил себе флейту и печальной игрой на ней в лунную ночь на горе Цзиминшань привел в смятение восемь тысяч цзяндунских воинов. Нет, это, конечно, не яшма.
- Может быть, это та самая жемчужина, что сияет даже ночью? - терялась в догадках жена Хынбу.
- Э, нет этих жемчужин более на свете. Циский Вэй-ван разбил больше десятка шэнов таких жемчужин у вэйского Хуэй-вана , и нынче их уже не сыскать.
- Тогда янтарь?
- А янтаря и подавно теперь не найти. Сперва его прибрал к рукам чжоуский Ши-цзун , а позже весь этот янтарь пошел на кубки Тангалю. Подумай, откуда быть нынче янтарю!
- Ну, значит, железо?
- Нет ныне и железа. В царствование Цинь Ши-хуана железо собрали по всем девяти округам Китая и изготовили из него для вящего могущества императора двенадцать печатей. С тех пор этот металл исчез.
- Возможно, это щит черепахи или коралл?
- Ну что ты! Ведь черепаший панцирь - это ширма, а красный коралл - перила. И когда Гуанли-ван строил свой подводный хрустальный дворец, он, понятно, извел на него все сокровища моря. Нет, это и не щит черепахи, и не коралл.
- Уж не семечко ли это?
Эта же мысль мелькнула и в голове Хынбу. Присмотревшись внимательнее, он обнаружил в самом центре семени надпись из трех иероглифов: «Тыква - награда добродетели».
- Кажется, это и в самом деле семя тыквы-горлянки, - проговорил Хынбу. - Так же змея из озера Суйху принесла некогда в пасти жемчужину и наградила ею своего спасителя. Не принесла ли ласточка это семя в дар за нашу доброту? Ну что ж! Что дают, то и бери. Будем считать подарок золотом, даже если это комок земли, примем его за яшму, если даже это простой камешек. Будем считать его за счастье даже в том случае, если он - зло.
Выбрав по календарю благоприятный день, Хынбу вскопал у плетня на восточной стороне клочок земли и посадил семечко.
Дня через два-три взошел росток. На четвертый или пятый день стали виться побеги, и в узлах показались листья. Вслед за этим на каждом стебле распустились цветы и завязалось пять тыкв. Тыквы были круглые-прекруглые, и каждая величиной своей напоминала лодку с реки Тэдонган, или колокол со столичной улицы Колоколов, или же, если хотите, большой барабан преподобного Юкквана.
<...>
Вдруг тыква с треском разделилась, кверху поднялись разноцветные облака, и следом показались два отрока в голубых одеждах.
- О, горе мне! Что же это такое, - вскричал испуганный Хынбу. - В тыкве, оказывается, были люди! Самим есть нечего, а тут еще едоки на голову свалились!
Но взгляните на отроков! Если они и не из числа тех, что сзывали журавлей на горе Пэнлай, то непременно те самые, что собирали волшебные травы на священной горе Тяньтай. В левой руке у каждого кувшин, в правой - черепаховая шкатулка. Подняв сосуды и шкатулки высоко над головами, отроки приблизились к Хынбу и преподнесли их ему, молвив при этом:
- В серебряном кувшине напиток, возвращающий душу мертвым. В яшмовом кувшине вино, от которого прозревают слепые. В обертках из позолоченной бумаги трава, исцеляющая немых, трава, которая избавляет от недуга горбунов и паралитиков, и трава, исцеляющая глухих. А в свертках панты, женьшень, медвежья желчь и разные сорта киновари. Если все эти снадобья прикинуть на деньги, то наберется более десяти тысяч раз по сто миллионов лянов. Пожалуйста, торгуйте ими себе на пользу.
Словно зачарованный, слушал отроков Хынбу. А когда он наконец набрался духу спросить, откуда все это, отроков уже и след простыл.
Посмотрите-ка на Хынбу! Пустившись в пляс, он напевает:
Ольсиго чоыльсиго чотха!
Чихваджа чоыльсиго!
Слушайте, добрые люди!
Вздумал я тыквы отведать,
Вдруг привалило мне счастье!
Много богатых на свете,
Много добра у богатых,
Но среди них не найдется
Равного мне богача!
- Хорошо бы открыть аптеку в нашей хижине, - сказала супруга Хынбу.
- Если мы сейчас откроем аптеку, кто будет об этом знать? - возразил ей Хынбу. - Когда еще придут к нам покупать лекарства! А для меня теперь нет лучшего снадобья, чем рисовая каша!
- Это-то так. Может быть, вон в той тыкве каша? Давайте распилим еще одну!
И супруги принялись за следующую тыкву.
Плавно ходит пила.
Ну, наддай! Сама пошла!
В трех провинциях на юге
Бедняками слыли мы.
Вдруг богатство привалило,
Стали слыть за богачей.
Как же нам не веселиться,
Как не радоваться нам?
- Не подсчитать ли, что стоят все эти лекарства? - предложила Хынбу его супруга.
- А ты разве умеешь считать?
- На пальцах только, это правда... Но отчего же не попробовать?
И она принялась считать вслух:
Д е в я т ь ю д е в я т ь - в о с е м ь д е с я т
«О д и н анахорет по имени И Гуанлао
Гостил у Чи Чжун-цзы» .
В о с е м ь ю д е в я т ь - с е м ь д е с я т
«Д в а друга, Ли Бо и Цуй Цзунчжи ,
Любовались луной на реке Цайшицзян».
С е м ь ю д е в я т ь - ш е с т ь д е с я т
«Т р и мудреца бессмертных развлекались,
Летая в небесах на журавлях».
Ш е с т ь ю д е в я ть - п я т ь д е с я т
«Ч е т ы р е седовласых старца
Играли в шашки на горе Шаншань».
П я т ь ю д е в я т ь - с о р о к
«П я т ь раз шестьдесят ударов плетью
Нанес Пинвану У Цзысюй ».
Ч е т ы р е ж д ы д е в я т ь - т р и д ц а т ь
«Ш е с т ь детей с женою вместе
Лу Сюфу столкнул в пучину
И погиб, врагу не сдавшись».
Т р и ж д ы д е в я т ь - д в а д ц а т ь
«С е м ь посольств возглавил кряду
Ци Луцзю - советник хитрый
В век «Сражающихся царств».
Д в а ж д ы д е в я т ь - д е с я т ь и
«В о с е м ь боевых порядков - это план расположенья
Войск героя Чжугэ Ляна».
О д и н о ж д ы д е в я т ь
«Д е в я т ь диаграмм в «Великом плане»
Знаки Хуанхэ, а также
Письмена Лохэ содержат».
- Что-то около сорока тысяч пятисот лянов выходит!
- Ого! - смеется Хынбу и принимается считать по-простецки, то и дело сбиваясь и начиная вновь.<...> (Братья Хынбу и Нольбу. Перевод А.Васильева. - В кн.: Верная Чхунхян. Корейские классические повести XVII-XIX вв. Сс. 113-192).
Передохнув в беседке, мы покатили дальше.
Доехав до поворота на Капса, остановились у придорожной лавки и заправились макколли.
Побалагурили с сынишкой хозяйки лавки, щеголявшим в маминых туфлях.
Прокатив со старта около шестидесяти километров, прибыли в Ёнсан и пошли есть сундэ кукпап 순대국밥, похлёбку с кровяной колбасой и потрошками...
Прежде чем отправиться в дальнейший путь, приняли меры предосторожности и намазались - даром что солнце пряталось за облаками, красота кожи лица превыше всего! - противозагарным кремом.
Из Ёнсана до Омсари ехали горными дорогами.
Одолели последний высокий перевал - Минмокчэ 민목재, а там и до Юсона недалече.
Вниз с пологого перевала Тонхакса съехали со скоростью под шестьдесят км в час.
Примчались в клуб. Товарищи пошли на рынок в кабак (был базарный день), я поехал домой - готовиться к встрече с подругой молодости.