"ПОГЛЯДИ В ГЛАЗА ЧУДОВИЩ" Автор Мария Батова.
Вопрос "а не бросить ли мне это всё?" для человека, занимающегося исполнительским искусством, думаю, возникает регулярно.
Сперва он возникает от неумения, неуверенности, детского нежелания заниматься. Тут уходит наибольший процент.
Потом - от сравнения себя с другими: они - вон как, а я - погулять вышел. Да и жить на что-то надо. Тут многие приобретают вторую профессию, на всякий случай. И понимают, что она-то и есть их настоящее дело, а занятие искусством переходит в разряд аматёрства, что никак не может унизить или быть маркером неудачи. Просто всё становится на места. А кто-то, полежав и порыдав и отзавидовав своё, встает и идет дальше - и больше не сравнивает. Ведь "живущий несравним".
Потом - от неизбежных неудач (кто избежал, тот молодец, а кто не избежал, тот спрашивает: а не бросить ли мне это все?). Тут ты приобретаешь знание о несовершенстве, и это хорошее знание. Того, кто верит в железность, совершенство и безвариантность, может постичь другая неудача: стать беспощадным монстром по отношению к себе и другим. И тогда внешнее мастерство будет приносить зло, но обнаруживается это поздно и болезненно, если вообще обнаруживается. Кто же обнаружил в себе такого монстра и укротил его - возможно, упал в чьих-то глазах, но не в Божьих.
Потом - когда уже ты достигаешь какого-то мастерства и понимания - вдруг может обжечь, что ты совсем бесполезный человек на своей сцене или за своим инструментом, в отличие от тех, кто лечит, спасает. На этом этапе приходит спасительное понимание, что жизнь больше музыки или театра, и ты становишься более зрячим. Ты понимаешь, вместе с тем, что твое мастерство могут помочь и утешить тогда, когда не могут помочь врачи или когда человек остался совсем один на свете. Ты можешь быть и для этого. Только вряд ли тебе об этом скажут отчетливо и вслух.
Потом - начинает сказываться возраст (или обнаруживаться болячки), и ты устаешь больше, чем в 20 или 30 лет, но тогда ты еще не умел, как сейчас, а сейчас у тебя меньше сил. Но ты все равно идешь на сцену, сквозь усталость, и оживаешь именно там, потому что это уже навсегда твоё. И тут ты приобретаешь бережность к коллегам, и младшим и старшим, потому что нет на свете железных людей. Тут ты учишься благодарить за всё, что есть на свете, зная свою и чужую хрупкость и внезапную смертность. Тут ты собираешься и перестаешь делать лишнее, а делаешь только то, что действительно хочешь. И тут ты горюешь, что понял это так поздно. Нет, не поздно. Никогда не поздно.
Потом приходят совсем молодые, и ты смотришь на внутренние часы: не пропустить бы момент, когда действительно пора уйти и дать им место. Ан нет: никогда. Потому что твое место там - где ты. И даже когда тебя не станет - его не займет никто. Поэтому есть смысл работать до последнего вздоха.
Блаженны те, кого миновал хотя бы один из этих кризисов.
На каждой ступеньке - это и кризис (т.е., суд - над собой), и возможность остановиться и взять паузу, и возможность честного взгляда на себя. На каждой ступеньке это требует осознания того, что жизнь - больше сцены.
И всякий раз такая остановка требует всего мужества, которое у тебя есть. В лучших музыкантах и актерах, которые мне в жизни встречались - в мастерах - всегда была неуверенность в сочетании с потрясающим мастерством. Я хорошо понимаю природу этой неуверенности и уязвимости. Это значит, что человек живой, настоящий и прошел не одно и не два испытания.
Даже если снаружи кажется, что человек ух какой боец, прокладывает себе дорогу без препятствий и карьера полна одних взлетов - это у больших мастеров лишь снаружи. А кто большой мастер - это показывает время. Тут имитация бессмысленна.
Всех нас на нашем пути ждут собаки с глазами величиной с мельничные колеса. Но мы же знаем, как закончилась сказка. От собак - не убежать. Зато можно приручить. И тогда они тебе помогут.
И вообще, наше дело служивое.