Про любовь
Я слишком атеист для этих ваших святых Валентинов, но куда деваться от тлетворного влияния общественности? К тому же, у кое-кого из моих персонажей сейчас как раз брачный период %)
Так что вот вам короткая зоофильская сказочка в формате очередной беседы Гидеона с Тавиеном. Не "18+", но немного слезовыжимательно.
-- Я знаю много историй о любви. Наверное, даже все истории рассказывают о ней -- в каком-то смысле. О любви детей к родителям и родителей к детям; о любви к братьям и сёстрам, наставникам и ученикам, соратникам, богам... Любви к Родине своей и своему народу. К Миру своему и самой Жизни. Но о том, что чаще всего называют "любовью" юноши вроде тебя, я помню, пожалуй, всего одну историю. Это не одно из Сказаний, и никогда таковым не станет, ибо не учит ничему хорошему. Однако, думаю, история эта достойна быть рассказанной:
"Однажды пара орлов свила гнездо на вершине дерева, что стояло рядом с домом на опушке леса. В доме том жил лесничий с женою и сыном, а других людей не было поблизости. И пока отец мальчика уходил в лес, а мать хлопотала по дому, тот наблюдал за жизнью орлиного семейства, радуясь радостям их и сочувствуя невзгодам. Он привязался к ним не меньше, чем привязался бы к своим сверстникам, будь таковые поблизости. Может быть, даже больше. Птицы же едва ли замечали его существование. Так проходили годы.
Как-то раз один из орлов не возвратился в гнездо. Птенцы к тому времени уже вылупились, но ещё не оперились, и мальчик испугался, что оставшийся родитель не сможет выкормить их в одиночку. Он и раньше пробовал делиться едой со своими крылатыми друзьями, но те никогда не спускались на землю вблизи от его дома. Тогда мальчик стал молиться богам, чтобы те подсказали ему способ помочь птицам... и боги вняли его молитвам. Они наделили его даром самому превращаться в орла.
Поначалу тот пользовался этим даром лишь чтобы принести свою, добытую силком или стрелою, добычу на край орлиного гнезда, когда никто не видел этого. Но со временем познал он радость неудержимого полёта и азарт охоты в обличье хищника. Более того, он полюбил ту самую орлицу. Следующей весною он вновь обратился орлом, уже не скрываясь, и стал ей новым супругом.
Больше с той поры не возвращался он в дом и почти не вспоминал о том, что был когда-то человеком. Но родители его помнили и тосковали. Прошло так ещё несколько лет, счастливых для птичьей пары и несчастных для пары человеческой. Потеряв надежду на то, что сын когда-нибудь вернётся по своей воле, мать стала со слезами и сетованиями на то, что единственное дитя совсем забыло её, умолять его всего лишь на один день принять прежний облик. Хоть жизнь птичья и была ему куда более по нраву, чем человеческая, тот пожалел мать и внял её словам. Пока же был он в доме с матерью, что продолжала плакать и обнимать его, отец вышел и застрелил из лука ждавшую поблизости орлицу".
-- Но почему? Разве так уж редко случается то, что повзрослевшие дети уходят из дома, и бывает даже, что никогда не видятся больше со своими родными?
-- Они боялись, что сын их однажды просто не вернётся, как тот орёл, а они даже не узнают, где и как он погиб. Кроме того, для них его возлюбленная была всего лишь животным. А что когда-либо мешало людям убивать животных ради своих нужд? Их можно понять, я думаю.
-- Понять, но не простить.
-- Нет, не простить...
"Конечно, он покинул дом в печали и гневе, и никогда больше не возвращался к родителям, которые предали его. Едва ли они ещё хоть раз увидели своего сына или услышали о нём. Чего боялись -- то в итоге получили по своей же вине.
Но вновь обернуться орлом и жить с птицами он тоже не мог, ибо утратил свой дар со смертью той, ради кого его обрёл.
...
Я почти уверен, что встретил его однажды. Конечно, я не знал, как должен был он выглядеть, а заговорить с ним не решился. Тот человек был уже немолод, одинок и угрюм; глаза его были жёлтыми, как у хищной птицы, а к потрёпанной одежде было приколото столь же потрёпанное орлиное перо -- не к шляпе, как то обычно бывает, но на груди, возле сердца".
-- Так значит, это даже не сказка? Всё было взаправду, причём не так уж давно?
-- Вполне возможно. Я говорил уже, что это не одно из Сказаний. Всего лишь одна из тех историй, которые рассказывала мне моя собственная бабушка.
-- И люди действительно могут превращаться в зверей или птиц?
-- Я... почти уверен -- этого вопроса маг не ожидал -- А что, ты хотел бы в кого-нибудь превратиться?
-- Иногда мне хочется стать лошадью. Чтобы на просторе скакать галопом наравне с ближайшим своим другом, чувствовать и замечать всё то же, что и он, говорить с ним на его языке... Но потом я вспоминаю, что я всё-таки паладин, а в копытах священный меч не удержишь.
-- Да, друг мой, не все наши желания стоят того, чтобы их претворять в жизнь, если всерьёз об этом задуматься. А я, пожалуй, ошибся на твой счёт...
-- О, если Вы думали, что я желал беседы о "том, что чаще всего называют любовью юноши вроде меня" -- пожалуй, да, Вы ошиблись -- с улыбкой ответил рыцарь -- Но я всё равно рад, что мне удалось услышать эту историю, как и все прочие, что Вы рассказываете.
Так что вот вам короткая зоофильская сказочка в формате очередной беседы Гидеона с Тавиеном. Не "18+", но немного слезовыжимательно.
-- Я знаю много историй о любви. Наверное, даже все истории рассказывают о ней -- в каком-то смысле. О любви детей к родителям и родителей к детям; о любви к братьям и сёстрам, наставникам и ученикам, соратникам, богам... Любви к Родине своей и своему народу. К Миру своему и самой Жизни. Но о том, что чаще всего называют "любовью" юноши вроде тебя, я помню, пожалуй, всего одну историю. Это не одно из Сказаний, и никогда таковым не станет, ибо не учит ничему хорошему. Однако, думаю, история эта достойна быть рассказанной:
"Однажды пара орлов свила гнездо на вершине дерева, что стояло рядом с домом на опушке леса. В доме том жил лесничий с женою и сыном, а других людей не было поблизости. И пока отец мальчика уходил в лес, а мать хлопотала по дому, тот наблюдал за жизнью орлиного семейства, радуясь радостям их и сочувствуя невзгодам. Он привязался к ним не меньше, чем привязался бы к своим сверстникам, будь таковые поблизости. Может быть, даже больше. Птицы же едва ли замечали его существование. Так проходили годы.
Как-то раз один из орлов не возвратился в гнездо. Птенцы к тому времени уже вылупились, но ещё не оперились, и мальчик испугался, что оставшийся родитель не сможет выкормить их в одиночку. Он и раньше пробовал делиться едой со своими крылатыми друзьями, но те никогда не спускались на землю вблизи от его дома. Тогда мальчик стал молиться богам, чтобы те подсказали ему способ помочь птицам... и боги вняли его молитвам. Они наделили его даром самому превращаться в орла.
Поначалу тот пользовался этим даром лишь чтобы принести свою, добытую силком или стрелою, добычу на край орлиного гнезда, когда никто не видел этого. Но со временем познал он радость неудержимого полёта и азарт охоты в обличье хищника. Более того, он полюбил ту самую орлицу. Следующей весною он вновь обратился орлом, уже не скрываясь, и стал ей новым супругом.
Больше с той поры не возвращался он в дом и почти не вспоминал о том, что был когда-то человеком. Но родители его помнили и тосковали. Прошло так ещё несколько лет, счастливых для птичьей пары и несчастных для пары человеческой. Потеряв надежду на то, что сын когда-нибудь вернётся по своей воле, мать стала со слезами и сетованиями на то, что единственное дитя совсем забыло её, умолять его всего лишь на один день принять прежний облик. Хоть жизнь птичья и была ему куда более по нраву, чем человеческая, тот пожалел мать и внял её словам. Пока же был он в доме с матерью, что продолжала плакать и обнимать его, отец вышел и застрелил из лука ждавшую поблизости орлицу".
-- Но почему? Разве так уж редко случается то, что повзрослевшие дети уходят из дома, и бывает даже, что никогда не видятся больше со своими родными?
-- Они боялись, что сын их однажды просто не вернётся, как тот орёл, а они даже не узнают, где и как он погиб. Кроме того, для них его возлюбленная была всего лишь животным. А что когда-либо мешало людям убивать животных ради своих нужд? Их можно понять, я думаю.
-- Понять, но не простить.
-- Нет, не простить...
"Конечно, он покинул дом в печали и гневе, и никогда больше не возвращался к родителям, которые предали его. Едва ли они ещё хоть раз увидели своего сына или услышали о нём. Чего боялись -- то в итоге получили по своей же вине.
Но вновь обернуться орлом и жить с птицами он тоже не мог, ибо утратил свой дар со смертью той, ради кого его обрёл.
...
Я почти уверен, что встретил его однажды. Конечно, я не знал, как должен был он выглядеть, а заговорить с ним не решился. Тот человек был уже немолод, одинок и угрюм; глаза его были жёлтыми, как у хищной птицы, а к потрёпанной одежде было приколото столь же потрёпанное орлиное перо -- не к шляпе, как то обычно бывает, но на груди, возле сердца".
-- Так значит, это даже не сказка? Всё было взаправду, причём не так уж давно?
-- Вполне возможно. Я говорил уже, что это не одно из Сказаний. Всего лишь одна из тех историй, которые рассказывала мне моя собственная бабушка.
-- И люди действительно могут превращаться в зверей или птиц?
-- Я... почти уверен -- этого вопроса маг не ожидал -- А что, ты хотел бы в кого-нибудь превратиться?
-- Иногда мне хочется стать лошадью. Чтобы на просторе скакать галопом наравне с ближайшим своим другом, чувствовать и замечать всё то же, что и он, говорить с ним на его языке... Но потом я вспоминаю, что я всё-таки паладин, а в копытах священный меч не удержишь.
-- Да, друг мой, не все наши желания стоят того, чтобы их претворять в жизнь, если всерьёз об этом задуматься. А я, пожалуй, ошибся на твой счёт...
-- О, если Вы думали, что я желал беседы о "том, что чаще всего называют любовью юноши вроде меня" -- пожалуй, да, Вы ошиблись -- с улыбкой ответил рыцарь -- Но я всё равно рад, что мне удалось услышать эту историю, как и все прочие, что Вы рассказываете.