Личная мифология
Сижу в танке, копаю ямку, хороню иллюзии. Потек-поплыл личный жизненный миф № 5.
Первый подростковый миф был о том, что я бессмертна, а значит можно плутать и халявить бесконечно.
Второй подростковый миф был о том, что я прекрасна. И не важно, что когда я болею, то становлюсь лысой, зеленой и сухорукой (а болею я раз в месяц). Сквозь контуры сквозит мой облик нежный, прижмись к стеклу - я вынырну как прежде.
Третий юношеский миф был о творческом союзе, а четвертый - о том, что близкий всегда перенесет тебя через грязную мокрую лужу, если вдруг собственный костыль потерялся.
Первый миф скис сам собой: не за горами гроб. Остальные три мифа прогрызли как мыши мои любови. Правда такова: когда я болею - я лысая, сухорукая и в пупырышках; свой звездный, прекрасный и творческий бред придется воплощать самому; близкий тоже терпеть не может мутных холодных луж и бывает на костылях.
А вот за пятый держалась до прошлой недели. Я точно знаю, что есть ровная дорога, живут-бредут по ней люди, дети и кони, и у всех то венки в волосах, то соль на губах. А в это время я в танке и зимней ушанке несусь где-то сбоку, по болотам, ямам и колдобинам. Танк то рычит, то глохнет. Чтобы не остаться позади всех, я переделываю его в реактивный самолет. Цена за безумную радость полета - пять метров на танке (и в теплой ушанке) - где-то полжизни: сперва флаг дырявится, затем фюзеляж отваливается, а потом и плоскогубцы с молотком теряются.
Миф заключался в следующем: если мы с танком пролетим еще километр, то обязательно плюхнемся на ровную дорогу. И даже не будем в хвосте вереницы занятых собой людей, детей и лошадей. Танк я тогда брошу и поскачу по песочку, юная и неубитая жизнью, на разноцветных костылях (вся спина в орденах).
Правда грустна и поучительна: Это - моя ушанка, мой танк и моя колея. По-своему мы втроем прекрасны. Люди, дети и кони идут своей дорогой. Так что, видимо, просто пора научиться рулить.
Первый подростковый миф был о том, что я бессмертна, а значит можно плутать и халявить бесконечно.
Второй подростковый миф был о том, что я прекрасна. И не важно, что когда я болею, то становлюсь лысой, зеленой и сухорукой (а болею я раз в месяц). Сквозь контуры сквозит мой облик нежный, прижмись к стеклу - я вынырну как прежде.
Третий юношеский миф был о творческом союзе, а четвертый - о том, что близкий всегда перенесет тебя через грязную мокрую лужу, если вдруг собственный костыль потерялся.
Первый миф скис сам собой: не за горами гроб. Остальные три мифа прогрызли как мыши мои любови. Правда такова: когда я болею - я лысая, сухорукая и в пупырышках; свой звездный, прекрасный и творческий бред придется воплощать самому; близкий тоже терпеть не может мутных холодных луж и бывает на костылях.
А вот за пятый держалась до прошлой недели. Я точно знаю, что есть ровная дорога, живут-бредут по ней люди, дети и кони, и у всех то венки в волосах, то соль на губах. А в это время я в танке и зимней ушанке несусь где-то сбоку, по болотам, ямам и колдобинам. Танк то рычит, то глохнет. Чтобы не остаться позади всех, я переделываю его в реактивный самолет. Цена за безумную радость полета - пять метров на танке (и в теплой ушанке) - где-то полжизни: сперва флаг дырявится, затем фюзеляж отваливается, а потом и плоскогубцы с молотком теряются.
Миф заключался в следующем: если мы с танком пролетим еще километр, то обязательно плюхнемся на ровную дорогу. И даже не будем в хвосте вереницы занятых собой людей, детей и лошадей. Танк я тогда брошу и поскачу по песочку, юная и неубитая жизнью, на разноцветных костылях (вся спина в орденах).
Правда грустна и поучительна: Это - моя ушанка, мой танк и моя колея. По-своему мы втроем прекрасны. Люди, дети и кони идут своей дорогой. Так что, видимо, просто пора научиться рулить.