Маргарита Ивановна Зарудная-Фриман
Маргарита Ивановна Зарудная-Фриман
(11 ноября (по-старому стилю) 1908 - 23 октября 2008)
Маргарита Ивановна Зарудная-Фриман, родилась в Петербурге, правнучка архитектора Александра Брюллова и сенатора Сергея Зарудного, математик, инженер, писательница, устроитель бесчисленных «русских» вечеров, ангел-хранитель для тех, кого принято называть «третьей волной» российской эмиграции.
Зарудная-Фриман М. Мчались годы за годами. История одной семьи
Второе издание книги "Мчались годы за годами". История семьи Брюлловых-Зарудных
Russia and Beyond: One Family's Journey, 1908 - 1935 by Margaret Zarudny Freeman
Кто сказал, что незаменимых людей нет? Кто бы он ни был, он был не прав. Два года назад в своем доме в Бельмонте, около Бостона (штат Массачузеттс) умерла всем нам дорогая и незабываемая Маргарита Ивановна Зарудная в замужестве Фриман. Мы, и вообще все, кто был с ней знаком, звали ее Муля. С ней ушла навсегда самая значительная, самая интересная страница русской эмиграции, начавшейся в 70-х годах ХХ века. Перестала существовать коллективная культурная жизнь русской общины. Да и самой общины не стало.
Обстоятельства Мулиной жизни, история ее семьи звучaт почти невероятно, хотя для нас, детей революции и многих лет сталинского режима, казалось бы, не может быть ничего, чему мы не были свидетелями или жертвами, а посему ничто не должно нас потрясать, удивлять или приводить в изумление. Мать шестерых детей расстрелянная в застенках ЧК ни за что ни про что, только потому, что любила правду, была предана интересам людей, стремилась им помогать, жертвуя своим комфортом, покоем, и, как оказалось, безопасностью и, в конечном итоге, жизнью. Подлинная общечеловеческая трагедия, однако для российско-советского прошлого не уникальна. Разве что шестеро мал мала меньших детишек, потерявших мать и оставшихся также и без отца, скрывавшегося в эти годы от тех же большевиков, а потому находившегося в Китае на строительстве Транссибирской железной дороги, оказавшиеся в мессиве войны, голода, репрессий может показаться неким перебором. Но и такие случаи известны. Что на самом деле потрясает это то количество человеческой доброты, того поразительного духа содружества, взаимопомощи, теплоты, любви и созидания, которое рождалось, родилось и воплотилось в жизнь каждого из участников этой драмы и в первую очередь Маргариты Ивановны. Нечеловеческие трудности быта, оторванность от привычно заботливых и любящих родителей не могли сломить воли к жизни той странной группы, состоящей из шести детей (старшей, Муле не было еще тринадцати, младшей Кате только два) и двух русских деревенских женщин - старухи няни и двадцатишестилетней молодой крестьянки Мани, бывшей маминой ученицы, которую мама взяла в дом помогать с детьми, когда ей было лет шестнадцать. Именно она и стала легендарным ангелом спасителем, сумевшим сохранить всех детей и после долгих мытарств по дорогам растерзанной страны воссоединить их в Китае с отцом.
Счастливая семейная атмосфера благополучного детства с интеллигентными родителями, гувернантками, няней, кухаркой и тому подобным кончилось вместе с нагрянувшей революцией. Дети лишились родительской нежности и заботы. Вместе с родителями исчезла та небольшая сфера безопасности, или ощущение ее, которую родители стремились создать вокруг семьи даже в самых тяжелых и чреватых катастрофами обстоятельствах. Однако все они выжили, продемонстрировав беспрецедентное торжество духа над тяжелейшими внешними обстоятельствами, грозившими им гибелью. В этом была огромная заслуга Мани, наделенной природным умом и деревенской практичностью, любвиобильным сердцем способным на полную отдачу тому, что она считала своим долгом. Она всю себя отдала семье Зарудных и вышла замуж уже в Америке, когда последняя из девочек поступила в колледж. Мы встречали ее в доме Мули в семидесятые годы, куда она приезжала обычно перед Мулиным днем
рождения, лепила бесчисленное количество пирожков и закладывала их до нужного момента в морозилку. Это делалось не только для Мули. Она помнила дни рождений не только всех “ее” шестерых детей, но и их детей и внуков, рассеянных по разным концам страны и объезжала их в нужное время, готовила, дарила подарки, всячески помогала. Ее пример несомненно сыграл роль в формировании вверенных ей детей. В тяжелые годы , последовавшие за арестом и расстрелом матери, ее первой и главной помощницей стала тринадцатилетняя Муля. Вот когда многие черты характера и поведения, основы которых были заложены еще папой и мамой, пустили глубокие корни и дали плоды, которыми питались все мы, приехавшие в Америку в последней четверти прошлого столетия. Мама, вышедшая из семьи Брюлловых, семьи с сильными народовольческими традициями (одна из теток Мули уморила себя голодом, так как не могла есть, зная сколько людей страдало от голода), придерживалась социалистических убеждений. Она была членом Общества по распространению народного образования, преподавала в школах для крестьянских детей, мечтала о счастливом будущем не только ее детей, но всех детей страны. Огромную роль она отводила знанию, обучению. Мать , горячо любимая Мулей, на всю жизнь оставалась ее героиней. От нее девочка унаследовала и любовь к знанию, и свойственное ей отсутствие эгоизма, желание работать на благо других, делиться с нуждающимися всем, чем можно было делится, чувство ответственности за существование и благополучие других. Муля унаследовала ее либерализм, ее истинную демократичность; она никогда не кичилась ни своим происхождением (дворянство Зарудных, Брюлловых, Лансере и т. д., ни своими знакомствами (среди многочисленных знаменитостей, с которыми она работала и дружила были такие как основатель кибернетики Винер и многие другие всемирно известные ученые). Когда не стало матери, тринадцатилетняя девочка встала рядом с Маней и добровольно возложила на себя нелегкую задачу воспитания и образования младших сестер и брата. Муля (и няня) кормили, одевали, физически защищали шестерку (что в тех условиях было задачей нелегкой), Муля же следила и за их умственным развитием, их образованием, за их интеллектуальным и моральным ростом. Она взвалила на себя ответственность, которая была не по плечу подростку тринадцати лет, но она не сдавалась и эта по существу невыполнимая задача научила ее многому. Муля и Маня работали (того не сознавая) единым фронтом: никакой дискриминации не допускалось, все делилось поровну, никому не отдавалось предпочтения. Чувство семьи, ее необходимость, равное принятие всех ее членов, независимо от их индивидуальных особенностей стало органической частью Мулиной личности и когда экспатриоты из ее бывшей родины начали приезжать в Америку она не колеблясь включила их в свою, теперь такую многочисленную семью и, как в детстве и в юности с младшими детьми взяла на себя роль советчика, помощника, опекуна. Я никогда не забуду, как через два дня после прибытия в Бостон, мы встретили тогда совершенно незнакомую нам Мулю, которая взяла нас к себе в дом, поместила нас в большой гостевой комнате с окнами смотрящими на розовый цветущий каштан, поила, кормила и, главное учила нас правилам новой жизни. Я помню, как в День Независимости Муля повезла нас в Конкорд, помню с каким уважением и гордостью она рассказывала нам об Американской борьбе за независимость.
Помню, как однажды, когда мы уже жили самостоятельно в снятой с Мулиной помощью квартире, к нашему дому подъехала ее огромная красная машина с открывающимся верхом, до верху нагруженная предметами мебели и какими -то другими совершенно жизненно необходимыми вещами. Она была так перегружена, что маленькой хозяйки ее совсем не было видно. Оказалось, что Муля едучи из Вермонта, по дороге остановилась около какого-то магазина подержанных вещей и скупила там все, что нам, не имевшие тогда, как говорится ни ложки, ни плошки, могло пригодиться. Среди этих вещей был , в частности, сервиз, который до сих пор украшает наш стол по праздникам. А эта знаменитая, сильно побитая красная машина была вскоре продана нам Мулей за 50 долларов. До сих пор помню, как я ее любила! Но это все мелочи, серъезнее то, что и своей преподавательской работой я обязана той же Муле. Пример нашей семьи не уникален, но типичен - десятки, если не сотни людей, так или иначе, физически или духовно, обогатились от знакомства, от дружбы с Мулей.
Думая о чертах характера Мули, которые уходят корнями в детство, перечитывая в который раз ее замечательную книгу, я обратила внимание на такой интересный факт: все знали и всегда восхищались тем, что Муля (со своим мужем) своими руками построили (точнее кардинально перестроили из каретника) теперь ставший знаменитым дом в Бельмонте. Однако, почитав внимательно Мулину книгу становится ясно, что зуд строительства возник у Мули очень рано. Ее детство, еще до трагических событий Революции и Гражданской войны, не отличалось оседлостью - семья из-за работы отца постоянно переезжала с места на место (Петербург, Иваново, Любава, Выкса, Уфа и, наконец Сибирь - Омск, а затем через всю страну в Китай, в Харбин). Обживая новое место жительства, Муля, во главе группы других детей везде занималась строительной деятельностью. В одном месте это был домик из маленьких кирпичиков (первый блин, как говорится был комом, домик рассыпался), затем была сооружена берлога в большой поленнице дров, в Сибири был построен дом из ледяных корпичей, а в Харбине уже настоящий дом, в строительстве которого принимала участие вся семья. Каждый раз инициатором стройки была Муля. В ней с ранних лет горела неукротимая тяга к созиданию. То же самое было с садом.
Мулина любознательность не имела границ. Все ей было интересно, увлекательно, волнующе, будь то новые открытия в точных науках, истории судьбах людей и так далее. Интерес этот никогда не был пассивным; он требовал немедленного, деятельного вмешательства в интересующие ее явления, события, проблемы, факты. Широта Мулиных интересов была поистине уникальна, все новое она встречала с заражающим детским восторгом. Восторженные интересы немедленно воплощались в действия. Каждый день был наполнен созиданием: читались книги, писались стихи, лепилась керамика (в подвале была установлена печь для обжига ее), строились дома, стругались, пилились доски ( в том же подвале была столярная мастерская, своими новейшими пилами, отвертками, молотками и пр. вызывавшая зависть недавно приехавших эмигрантов, в том числе моего мужа), проводились электропровода для усовершенствования звукоаппаратуры, в МТИ создавалась звуколаборатория, велись уроки русского языка. При этом времени хватало на активное устройство чужих судеб, на решение проблем вновьприехавших, на помощь всем, кто нуждался в помощи. Всего, что составляло диапозон Мулиной активности я перечислять не стану, оставлю этот
диннлый список открытым… Казалось не было ничего, чего бы не могла сделать эта удивительная женщина, всегда улыбающаяся, с быстрыми движениями и сияющими глазами.
Мулина натура была абсолютно лишена косности, консерватизма. Даже будучи уже в преклонных годах она никогда не отворачивалась от нового под предлогом того, что уже поздно или трудно понять его и принять в нем участие. Так, например, с обычным присущим ей восторгом она приняла, освоила компьютер и все время совершенствуясь, пользовалась им в работе над своей замечательной книгой Мчались годы за годами (и ее английским вариантом Russia and Beyond), посвященной истории ее семьи. Сейчас готово к публикации второе издание русского варианта книги, так как первое уже давно распродано.
Да, она прожила долгую жизнь. Сто лет - большой срок, однако мы прекрасно знаем, что время понятие относительное и целиком зависит от его наполненности. Мулины сто лет насыщены таким количеством действий, событий, людей, что число отпущенных ей лет исчислить невозможно. Одно ясно - тратить драгоценное время она не любила. Я помню, как однажды Муля сетовала на то, что, приняв душ, надо тратить время на вытирание своего тела полотенцем. Ей казалось это пустой тратой драгоценных минут, которые можно было бы творчески использовать на что-нибудь интересное и полезное. «Надо было бы установить какие-нибудь обогревательные трубы с дырочками и пока ты делаешь что-то интересное, горячий воздух из них тебя бы обдувал и сушил.»
Многие Мулины проекты носили чисто прагматический характер, но не все... Ее дом был центром ее мироздания. Она построила его, многократно его перекраивала, организовывала, обживала, обставляла, отделывала. Его структура была подстать ее натуре: почти весь первый этаж представлял одну большую комнату-гостинную окно во всю стену глядело в знаменитый сад. Все открыто, никаких темных углов, никаких закаулков. В доме, наряду с простыми и удобными, вполне утилитарными предметами были и такие, присутствие которых придавало ее жилью особый, только ему присущий уют. Она любила современность, простоту линий. Она ценила красоту. Картины на стенах, цветы в вазах, на креслах и диванах вышитые крестом коврики и подушки, вышитые ее руками, по ее собственным дизайнам. Это поражало своей неожиданностью. Ее одежда, нередко также сшитая (или перешитая) ее же руками также была специфично ее - она любила приодеться и украсить себя серьгами, бусами, брошками. Эта привычка сохранилась у нее до конца. Однако самым красивым ее произведением был сад. Долгие годы Муля планировала его сама, копала, сажала, пересаживала и только последнее время стала прибегать к помощи садовника. У нас до сих пор живет отросток ее вистерии.
На протяжении многих лет Мулин дом в Бельмонте был настоящим культурням центром. В нем не только праздновались дни рождения хозяйки и многочисленные юбилеи ее бесчисленных друзей, новогодние елки и пр., но также читались лекции, устраивались музыкальные вечера, чтения стихов, выступали местные и приезжие писатели, поеты, музыканты, организовывались выставки работ художников, фотографов, керамистов. Всего не перечислить. И на все это у Мули хватало желания, сил, энергии - поистине она была неповторима! Такой она и осталась навсегда в нашей памяти.
Лена Семека-Панкратова
Моисей Каганов "Дом, где согреваются сердца" 17 сентября, 2003
Margaret Zarudny Freeman community:
our_mulya
Содружество друзей Маргариты Ивановны Зарудной-Фриман:
our_mulya