Имре Кальман. Штрихи к портрету
В нем уживались два композитора, творчески не похожих друг на друга - Эммерлих Кальман и Имре Кальман. Эммерлих сочинял фортепианные пьесы, скерцо, симфонию, и к «легкомысленному» жанру оперетты относился с презрением.
Однажды к нему обратились с оскорбительным предложением сочинить незатейливую песенку для нового кабаре со странным названием «Бонбоньерка». Как?! Ему - серьезному композитору, для какой-то «Бонбоньерки»?! Унизиться до шлягера?!
И он унизился, но ему было так стыдно, что счел необходимым спрятаться за псевдоним. Но случилось невероятное -вдруг весь Будапешт запел его песенку. Это было потрясением. Он написал еще одну, и она, к удивлению автора, затмила популярность первой. И тогда во второй раз родился композитор. Имя его - Имре Кальман!
Кальман был скучным, замкнутым, невеселым, порой угрюмым человеком. Он не любил танцевать, и во время балов, проходивших в его доме, частенько посиживал на кухне со своим другом Эрихом-Мария Ремарком. Часто довольствовался обществом своих такс (в доме их было несколько) и созерцанием своей коллекции часов. При нем всегда были часы - в жилетном кармашке, в портмоне, на руке и в кармане пиджака.
Как вы думаете, что он хранил в верхнем ящике своего письменного стола? Огрызки карандашей, которыми композитор написал свои оперетты. Был очень суеверен. По пятницам и 13 числа каждого месяца умирал от страха. А что с ним происходило, когда 13 число выпадало на пятницу, трудно передать.
Он был трижды женат. Первая жена была старше его на десять лет, вторая - младше на тридцать, зато на ней он был женат дважды.
Однажды он сидел в кафе, в котором обычно пировали артисты, и пил пиво. В сопровождении элегантных молодых людей вошла стройная красивая женщина. Она здесь знала всех, но вдруг увидела скромного, сидевшего за столиком в дальнем углу, незнакомого мужчину. Не дожидаясь, когда их познакомят, подошла и назвала себя:
- Паула Дворжак.
Он встал.
- Имре Кальман.
- У вас мания величия? - она засмеялась шутке этого невысокого полноватого мужчины. - Сегодня, если быть, то быть Имре Кальманом. Не правда ли?
- Конечно. Тем более, что для меня это не составляет труда.
- Вы актер?
- Нет, композитор.
- Ну, будет вам! Итак - Паула Дворжак, - снова представилась она.
- Имре Кальман, - поклонился незнакомец. - Надеюсь, что это не самое большое ваше разочарование.
Эта обаятельная и умная женщина была старше его на десять лет, но они стали мужем и женой. И были счастливы. Лишь ее смерть разлучила их.
Как-то Вера, вторая жена Кальмана, спросила:
- Ты часто вспоминаешь Паулу?
- Нет, - ответил Имре, - я просто никогда ее не забываю...
Паула частенько задумывалась над удивительными чертами характера своего мужа и не могла объяснить их для себя. Но однажды догадалась, и в правильности своей догадки убеждалась все больше и больше. Неуверенность в своем будущем и постоянное ожидание несчастий, которые могут вдруг обрушиться на него и его семью, Кальман унаследовал от гонимых отовсюду своих предков. А его скупость в жизни и безумная щедрость в музыке, где он дарит людям радость и наслаждение!
А недоверчивое отношение к своим успехам и восхищение зрителей на каждом спектакле! А острое, почти физическое ощущение зыбкости всего того, что он имеет, которое в любой момент может рассыпаться и превратиться в прах! Да, конечно, ей было известно происхождение Имре. И хоть он впитал в себя венгерскую культуру, в нем легко узнаются национальные черты народа, родившего его.
Он потрясающе талантлив, и поражает удивительной легкостью музыкального мышления. Из грусти и тоски безудержно вырастают искреннее веселье, юмор и смех, свойственные миру еврейских местечек, когда они примеряют роскошные одеяния Мечты. Его угнетал гадюшник венских антисемитов. Вдруг они вспомнили и опубликовали давнишний пасквиль Рихарда Вагнера на Феликса Мендельсона под названием «Евреи в музыке», а в небольшом комментарии к нему были прозрачные намеки на Легара и Кальмана.
Заголовки статей в венских газетах того времени такие: «Ограничить деятельность евреев», «Во всем виноваты евреи!», «Австрия погибнет от засилья евреев». И Австрия перестала быть Австрией: она стала немецкой провинцией «Остмарк». Значимость Кальмана как композитора была такой, что даже фашисты не решились его убить. Только лично Гитлер мог причислить неарийца к арийской расе. Кальману было присвоено звание почетного арийца, которое давало возможность не разделить ему участь австрийских евреев. Он отказался от этого звания и покинул страну.
Принцы от рождения - они наследуют почитание, власть и богатство. Есть принцы по уму и таланту - они, не имея титулов, своим трудом добывают все это в сердцах и душах людей. Паула считала, что в Вене живут два императора: Франц-Иосиф, власть которого распространялась на всю Австро-Венгрию, и Имре Кальман, власть которого над сердцами людей не знала границ. Его музыка приносила людям радость.
Поэтому она звучала в блокадном Ленинграде. Поэтому еще в 1944 году, во время войны, вышел на экраны страны знаменитый кинофильм «Сильва». Среди нищеты и убогости послевоенной жизни в души людей входил недосягаемый светлый мир. В нем были красивые женщины, музыка, счастье, достаток, любовь и мир, который наполнен блеском беззаботной жизни.
Эту арию я впервые услышал в старом, убогом дворе на Глубочицкой улице. Одноэтажный, несуразный, длинный, как барак дом, стоял под самой горой. Был жаркий день. В узком пространстве между домом и горой в тени на стуле сидел пожилой, полуголый мужчина с подкрашенными старостью редкими волосами на голове, груди, спине и пел.
Пел самозабвенно, закрыв глаза, наслаждаясь. Я и сейчас вижу отца моего друга, низкорослого, толстенького - удивительно похожего на Имре Кальмана. «О, баядера!» - пел он об ушедшей любви, об ушедшей Мечте. Какой же огромной силой таланта нужно было обладать, чтобы старый киевский еврей, потерявший на войне родных и близких, в голодном 1947 году пел о баядере!
Велик Кальман! Велик!..
Давид Кладницкий
источник