Интервью с Хулио Бальмаседой
Проект Tengo una pregunta para vos / Buenos Aires / март 2012
Пепа: Если я назову тебе имя - Мигель Бальмаседа, какое первое воспоминание всплывает в твоей голове?
Хулио: Мой отец был выдающимся папой. Но в последние 4 года, когда я начал танцевать танго он стал еще и моим другом.
И когда ты ощущаешь это чувство к человеку, который на самом деле, не просто твой друг - это что-то невероятное. Мой папа - это мой друг. Он был им и всегда будет. И он всегда рядом со мной.
Пепа: Значит вот так ты начал заниматься танго? Твой папа тебя учил?
Хулио: Да, он меня научил. Сначала мой папа начал учить моего брата, примерно в 82м году. И Эрнесто сказал: «Да ну, танго это фигня». Поэтому со мной папа не захотел идти по тому же пути, не хотел заставлять меня учиться, и не стал меня трогать. А в танго я пришел по другой причине. У меня была девушка, и у нее не было работы. А к моему папе на уроки в Каннинг приходило по 100 человек, а платили за вход только 80 из них, потому что на входе никто не сидел и деньги не собирал. Так что эти 20 просто не платили. Поэтому папа предложил моей девушке работу - собирать с людей деньги за уроки, и предложил ей забирать себе деньги, которые ей заплатят эти 20 человек, которые раньше не платили. Поскольку она была моей девушкой официально, я тоже должен был идти с ней (…), чтобы проводить ее на пути туда и обратно. И я помню, что в то время на уроки приходили все - Освальдо, Пабло Верон… И все меня спрашивали, кто я. И я говорил: «Я сын Мигеля». И они спрашивали: «А ты танцуешь танго?» А я говорил: «Нееееет». А они говорили: «Ну ты дураааак!» Поэтому в тот момент я понял, кем был мой отец в танго. И вот я сказал папе: «Ладно, я хочу научиться танцевать танго, но не в Каннинге, учи меня дома». У меня уже в тот момент было огромное эго. И я не хотел, чтобы люди говорили: «Ой, что ж этот парнишка так плохо танцует то?» И так я начал танцевать дома с мамой, она мне помогала. И потом я выучил как мужскую партию, так и женскую, потому что и мой папа меня водил, и я его. Потом, когда я немного поосвоился, я начал ходить в Каннинг.
Пепа: А ты помнишь, что было самым важным и того, чему научил тебя отец? Такая вещь, о которой ты бы сказал: это я не забуду никогда!
Хулио: Мой папа меня 5 месяцев заставлял ходить в Каннинге по кругу. Ну там вообще все были, и Пабло Верон тоже за мной ходил. Я говорил: «Пап, ну можно я хоть очо вперед сделаю?» А он отвечал: «Не-не, давай ходи пока». Вот это было самым главным. Эта идея - быть заземленным. Слава богу, что все, к счастью, было так.
Пепа: И вы никогда не ссорились?
Хулио: Неет, папа был просто замечательным. Вот с его партнершей я ругался.
Пепа: С твоей мамой?
Хулио: Нет, с партнершей папы. С мамой я танцевал дома, и она умела танцевать. Но мой папа танцевал в паре с другой сеньорой.
Пепа: В какой момент ты понял, что готов посвятить себя танго?
Хулио: Таких моментов был 2. Я начал учиться у папы в 88м, но через 2 года он заболел. Из-за этого я начал ему помогать. Например, на частных уроках, когда он не мог танцевать. Тогда я танцевал за него, а он поправлял. Я тогда вроде уже неплохо танцевал, но все еще не имел такого авторитета, как мой папа. А на уроки тогда приходили люди, которые сейчас за границей (в Европе) занимаются танго, это была старая «молодежь», которые сейчас организуют фестивали. Среди них было немного американцев, но вот европейцев - полно. Все это было в 90х годах, ты бы не поверила, как тогда все было. И некоторые их этих людей уже не танцуют…
Пепа: И на тот момент ты представлял, что ты окажешься там, где ты есть сейчас?
Хулио: Когда я начал помогать папе, я понял, что хочу посвятить себя этому, понял, что мне нравится. Но по-настоящему я принял это, когда встретил Корину. Я познакомился с ней в 95м, а в 96м мы начали работать вместе. И потом был этот «толстячок, который хорошо танцует»… Я вам все, как есть, расскажу, ладно? Если я хочу что-то сказать, я говорю без реверансов… В тот момент я работал с Марией Пантусо. И Мария, в то же время, ездила с семинарами в Италию с другим партнером, а я оставался дома. И я был дураком, «толстячком, который хорошо танцует», я оставался вести уроки в клубе Паракультураль. И в тот момент я думал, что я еще не готов, чтобы ездить в Европу. Но, тем не менее, я решил, что хочу работать в танго. И те, кто знают, помнят, что мы были одними из первых, кто начал давать уроки в 92-93м в Паракультурале, но еще старого образца, которого уже нет, мы были вместе с Омаром, который занимался организацией, а мы с Марией Пантусо давали уроки. И она ездила себе с семинарами, а я как дурак оставался вести уроки. И я говорил: ну как же так? А люди говорили: ну ты же сам позволяешь, скажи, чтобы она брала тебя. А потом появилась Корина. А Корина, она тоже как скажет: «Ты что забыл с этой… девушкой?» Да она вообще 7 песо брала за урок, а мне платила один песо. И я такой довольный был - зарабатывал сто песо! А она по 850, по 900 песо зарабатывала. А я ничего с этим не делал, пока Корина мне не сказала: «Идиот, тебя же дурят!» И вот с этого момента я решил, что буду зарабатывать этим себе на жизнь, не знаю как, но я это сделаю. Но когда я начал, я и представить себе не мог, что все будет так.
Пепа: Если я не ошибаюсь, вы начали работать в паре в 96м, а через 2 года уже танцевали в шоу Форевер танго? И вы стали главной парой и были номинированы на премию Тони?
Хулио: Да. На самом деле, мы поехали в турне с труппой, которая называлась Тангерос, которой руководила итальянка Мария Микели, она была ученицей моего папы. И когда моего папы уже не было, она обратилась ко мне. У нее уже было это шоу, но главная пара не смогла больше работать, и тогда они позвали меня с Кориной. Корина на тот момент танцевала 8 месяцев. То есть, она, конечно, и раньше танцевала, но это было совершенно другое… А так мы в паре работали 5-6 месяцев. И мы поехали в турне по побережью Италии на 3 месяца. И когда мы были в Италии, мне в отель, где мы были, прислали факс от Форевер танго, сотовых же не было тогда. И в факсе говорилось: возвращайся в Аргентину, мы хотим тебя для шоу, ну и т.д. И вот мы вернулись в Буэнос Айрес, и помню, что мы были в клубе Альмагро, который тогда еще существовал. И этот товарищи сказал мне: «Хулио, я хочу, чтобы ты танцевал в шоу!» А я тогда килограмм 15-20 сбросил, потому что был с Кориной все время, а она святым духом питалась, ну и мне пришлось тоже… А этот товарищ мне говорит: «Слушай, ну я же хотел, чтобы ты такой же толстячок был, как раньше!» Я ему сказал: «Не-не, даже не мечтай!» И еще, когда прежде меня звали в Форевер танго, мне всегда подсовывали разных партнерш, и я всегда отказывался. И первое, что я сказал на этот раз: я не буду танцевать с другой партнершей, только с Кориной! И парень согласился. Ну и вот так все началось.
Пепа: Ты помнишь первое выступление в спектакле? Что ты чувствовал? Я бы со страху умерла!
Хулио: Ну нет… Мы в течение 15 дней смотрели представления спектакля, а днем репетировали. И посмотрели мы спектакль примерно 8-9 раз… И когда я увидел танцора, которого звали Мажораль.. ох, ну он же танцевать не умеет, ихо де пута! И вот я увидел его на сцене и не мог поверить своим глазам! Он такие штуки вытворял. Я сказал: нет, я никогда так не смогу, я ухожу, где мои вещи? И такое впечатление он производил на меня, а я на тот момент считал, что он вообще танцевать не умеет! Конечно, это было не очень умно с моей стороны.. Ну и мы просто потом пахали целый месяц, и как пахали.. Я всегда говорю, что были Хулио и Корина до Форевер Танго, и после… Изменилось все: перспектива того, что мы хотели делать в нашей жизни, то есть, в нашей профессии. Мы конечно уже успели и в Италии поработать с той труппой, но это была такая light версия. А в Форевер танго мы работали бок о бок с такими людьми… Это было невероятно. Когда ты смотрел Форевер танго, сидя в зале, ты не мог понять - откуда он взялся, этот парень? Они были как животные какие-то. А потом ты видел его же, но такого простого, обычного… Но из зала это смотрелось иначе - тебя просто сносило как ураганом!
Пепа: А потом вы танцевали в шоу (???)
Хулио: Да, это было. Но до этого, когда мы были в Нью-Йорке, нас номинировали на премию «Тони». И представляете, мы на лимузине туда поехали, на 5ю авеню! И вот мы выходим из лимузина, а за нами Шон Коннери, а с другой стороны Марк Энтони. И я думаю про себя: что я тут делаю??? Что это вообще такое? (…)
Пепа: И все эти изменения произошли с вами за такое короткое время?
Хулио: Да, не говори! С момента, как мы начали работать с Кориной, прошло все три года. Она танцевала и до этого, но со мной всего три года. Это было, не помню точно, но в 98-99м году.
Пепа: И как ты думаешь, что произошло? Как ты перешел от тех 100 песо, которые ты зарабатывал в Каннинге, до премии в Нью-Йорке? В чем секрет?
Хулио: Я думаю, что перелом случился в тот момент, когда я ушел от Марии Пантусо. После этого я сразу же начал работать в трех местах, самых популярных в Аргентине: в Клубе Альмагро, в Галерее Танго и в клубе Грисель. Эти три места были самыми популярными, туда на танцы приходило больше всего людей. Все иностранцы шли туда, именно в эти клубы. И я там работал. И все закрутилось именно там.
Пепа: В то время, ты учился у кого-то еще, кроме твоего папы?
Хулио: Да, я брал пару уроков с двумя танцорами. Первым был, и я не мог понять, как он так двигает ногами, Родольфо Сьерри, милонгеро, который давно умер. И я не мог поверить, как он так двигает ногами - он делал тук-тук-тук-тук-тук… Ну и вообще, меня всегда привлекало chamuyo (см. видео 16:06 - 16:14). Парень вот отсюда все делал, как бы говорил Toma mate y avivate (Проснись и пой). Вот что мне нравилось. Меня вообще особо не впечатляло что-то фантастически-крутое. Это моя личная особенность. Я помню, как-то мы с Кориной пошли в театр Сан-Мартин, и мы смотрели театральную танцевальную постановку. Как же de puta madre они двигались! Мы вышли после первого акта, и я услышал, как две дамочки разговаривали: «Ой, ну я не знаю, что хотел сказать автор…» И я подумал: я же в этом ничего не понимаю, но я вижу, как двигаются тела, и когда я это вижу, я понимаю, что может сделать, чего может достичь этот человек… И это так меня заряжает, просто переполняет. А тогда хотел сказать : «Да заткнитесь вы, и посмотрите, как они танцуют, как они двигаются внутри музыки!» Вот что меня всегда привлекало. А когда я вижу что-то фантастически-крутое, я могу сказать: как здорово, круто! Но вот это, то, как двигается человек, это меня просто заводит, больше, чем , что бы то ни было. И когда я вижу такое, меня переполняет энергия, я становлюсь, как подросток. Однажды, когда я вновь вернулся в Нью-Йорк, мой ученик мне сказал, слушай, есть билеты в первый ряд на мюзикл «Чикаго». (см. видео 18:13-18:23) Мы сели, началось представление… Твою жеж маму! Я потом был в таком состоянии! Мне хотелось залезть на сцену, сбросить оттуда всех танцовщиц! У меня энергия шла изнутри! И это невероятно, прекрасно! И со мной это часто происходит, когда я вижу, как танцуют ребята. И сейчас столько ребят, которые очень хорошо танцуют. Есть новое поколение, которое просто невероятно!
Пепа: Как тебе кажется, есть ли разница между тем, как танцевали раньше, и как танцуют сейчас? Потому что я слышала, что раньше никто не торопился, люди сначала целый год просто ходили на милонгу и смотрели, не танцевали, они не брали уроков, потому что не было такого выбора. А сейчас всего полно - уроки техники, музыкальность, чего угодно… И многие говорят, что сейчас танцорам не хватает силы (huevos) в танце, не хватает сердца…
Хулио: Я тебе скажу кое-что… Главная причина того, что у этих прежних ребят была сила (huevos), заключается в том, что раньше не было таких девушек, как сейчас, раньше все были как холодильники! И единственное, что могло нам помочь, это научиться вести в танце ТАК… Я помню, что на урок к моему папе приходили Гижермина, Каролина, (…) Ванина Билус… И я говорил: «Папа, можно я пойду с ними потанцую?» Он говорил: «Не-не, тебе вот сюда» - и приводил мне очередную женщину-холодильник, да еще и с усами. Короче, мне приходилось чуть ли не подстегивать ее, чтобы она сдвинулась с места! (см. видео 20:27-20:58) Я помню, что моя правая рука доходила ей до левой лопатки, ее спина была необъятная! И тогда ты должен был принять очень уверенное решение, чтобы она пошла на очо!! И это мне очень помогло! И потом, когда я танцевал с другими девушками, я вообще не напрягался, курил бамбук. И кроме того, если ты не стоял крепко на полу, она бы тебя утащила на фиг! Почему было так? Потому что на выходных они завивали кудри и шли танцевать в субботу и в воскресенье, а всю неделю до этого они стояли у плиты и следили за домом. Я не говорю, что они плохо танцевали, у них была стоя штучка, своя изюминка… Может, их стопы не были такими элегантными, немножко косолапили… Но они обладали такой power, ты мог почувствовать этот настрой, как они переносят вес на полу, и ты чувствовал, где она стоит. И если ты знаешь, где она стоит - все, можешь поиграть, поделать штуки всякие. И это интересно - раньше ты понимал, где находится женщина.
Вопрос: А сейчас нет?
Хулио: А сейчас не то, чтобы нет… Ох, не просите меня об этом говорить. Ну ладно, скажу искренне: мужчины танцуют гораздо лучше, чем женщины. Девушки, простите! Не поймите меня неправильно. Девушки плохо выглядят со стороны. Мужчина, танцуя, выглядит лучше, чем женщина. И более того, я проверял! Я танцевал с девушками, которые выглядят не очень, но в объятии с ними я чувствую себя хорошо. Но визуально, тот, кто сидит за столиком, не может это почувствовать, он лишь видит. (…) Если мы будем сравнивать с прежними временами, женщины танцевали лучше. И я говорю не о совсем древних временах, а о моем прошлом. И женщины танцевали лучше мужчин. Мужчины больше дополняли, они относились к женщинам с огромным уважением, он думали: «Ох, вот этого делать нельзя, потому что на милонге так не принято». Когда началась вся это история с танго нуэво, ну то есть, танго стали больше танцевать в открытом объятии, мужчина получил больше свободы. И с этой свободой он начал больше играть в танце. Я не говорю сейчас, хорошо это или плохо, не об этом речь. Но с этой свободой мужчины заняли другое положение. Потом эта эпоха перемен вновь трансформировалась в форму, которая мне знакома. И сейчас большинство выбирает более интимное объятие, и мужчина изменился, перешел на новый этап. Девушки, простите, но с эстетической точки зрения, вы выглядите плохо.
Пепа: Но разве в танго не важнее то, что внутри, чем то, что снаружи?
Хулио: Да. Но если ты выступаешь, т хочешь мне что-то показать… Есть 2 момента: если я не хочу идти смотреть, то я не пойду. И тебя не должно заботить, нравится мне или нет. Я всегда говорю: когда кто-то выступает, он должен думать о людях, которые его любят. Те, которые тебя не любят, они и не полюбят. Поэтому, если на выступление пришли люди, которые тебя любят, ты должен танцевать для них, и для самого себя. (…) Поэтому все эти разговоры про ощущения внутри - это тоже все довольно относительно.
Вопрос: Ты сказал, что сейчас женщины танцуют хуже, чем раньше, но это не объясняет, почему так произошло (…)
Хулио: Проведем параллель с тем, что было раньше. Женщины той эпохи, Милена, Ванина, многие, кто танцевал в 85м, когда я даже еще не начал, они уделяли большое внимание тому, как они ставили стопы на полу, как они делали шаг. Они больше работали. Честно говоря, раньше работали больше. А сейчас молодые девушки считают, что они уже хороши. Я двигаюсь, ты двигаешься… Но за этим ничего нет. Это не плохо, это дело вкуса. Мне в женщине нравятся ноги - не поймите меня превратно, мы говорим о танце. Поэтому когда ты видишь женщину в танце, ты смотришь на ее ноги, или ты смотришь, что происходит между ней и мужчиной. (…) Но представим, что наверху между ней и мужчиной не происходит ничего, куда дальше ты будешь смотреть? Не на попу же… Мы смотрим на то, как двигаются ее ноги. И вот тут облом! Я не сужу, я просто хочу увидеть танец. И вот я вижу, что с эстетической точки зрения, с ногами творится полная фигня. Ну как же так? И знаете, я считаю, девушки простите, (…) что роль женщины в танце переоценена. Получается, что она думает: «Вот я такая двигаюсь. Этому нравится, как я двигаюсь, тому тоже нравится.. Ну все, я крутая!» Хорошо, пусть так, это не плохо. Но вот я сижу на милонге, пью свое пивко, смотрю выступление и говорю: «…» (см.видео 29:02-29:10) Вот то, как я это вижу.