"Я убит подо Ржевом..."
Открытию мемориала павшим подо Ржевом посвящается.
К скульптурному воплощению памяти есть вопросы, однако это не умаляет величия самого подвига.
Стихи Александра Твардовского.
Я убит подо Ржевом, в безымянном болоте,
В пятой роте, на левом, при жестоком налёте.
Я не слышал разрыва, я не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва - и ни дна ни покрышки.
И во всём этом мире, до конца его дней,
Ни петлички, ни лычки с гимнастёрки моей.
Я - где корни слепые ищут корма во тьме;
Я - где с облачком пыли ходит рожь на холме;
Я - где крик петушиный на заре по росе;
Я - где ваши машины воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке ветер травы прядёт, -
Там, куда на поминки даже мать не придёт.
Подсчитайте, живые, сколько сроку назад
Был на фронте впервые назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая, как на теле рубец.
Я убит и не знаю, наш ли Ржёв наконец?
Удержались ли наши там, на Среднем Дону?..
Этот месяц был страшен, было всё на кону.
Неужели до осени был за ним уже Дон
И хотя бы колёсами к Волге вырвался он?
Нет, неправда. Задачи той не выиграл враг!
Нет же, нет! А иначе даже мёртвому - как?
И у мёртвых, безгласных, есть отрада одна:
Мы за Родину пали, но она - спасена.
Наши очи померкли, пламень сердца погас,
На земле на поверке выкликают не нас.
Нам свои боевые не носить ордена.
Вам - всё это, живые. Нам - отрада одна:
Что недаром боролись мы за Родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, - вы должны его знать.
Вы должны были, братья, устоять, как стена,
Ибо мёртвых проклятье - эта кара страшна.
Это грозное право нам навеки дано, -
И за нами оно - это горькое право.
Летом, в сорок втором, я зарыт без могилы.
Всем, что было потом, смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно вам привычно и ясно,
Но да будет оно с нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы и не Дон потеряли,
И в тылу у Москвы за неё умирали.
И в заволжской дали спешно рыли окопы,
И с боями дошли до предела Европы.
Нам достаточно знать, что была, несомненно,
Та последняя пядь на дороге военной.
Та последняя пядь, что уж если оставить,
То шагнувшую вспять ногу некуда ставить.
Та черта глубины, за которой вставало
Из-за вашей спины пламя кузниц Урала.
И врага обратили вы на запад, назад.
Может быть, побратимы, и Смоленск уже взят?
И врага вы громите на ином рубеже,
Может быть, вы к границе подступили уже!
Может быть… Да исполнится слово клятвы святой! -
Ведь Берлин, если помните, назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие крепость вражьей земли,
Если б мёртвые, павшие хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы, воскрешали на миг, -
О, товарищи верные, лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное вы постигли вполне.
В нём, том счастье, бесспорная наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная, вера, ненависть, страсть.
Наше всё! Не слукавили мы в суровой борьбе,
Всё отдав, не оставили ничего при себе.
Всё на вас перечислено - навсегда, не на срок.
И живым не в упрёк этот голос наш мыслимый.
Братья, в этой войне мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, - были мы наравне.
И никто перед нами из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое, за Советскую власть
Так же, может быть, точно - шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом, тот ещё под Москвой.
Где-то, воины, где вы, кто остался живой?
В городах миллионных, в сёлах, дома в семье?
В боевых гарнизонах на не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая, вся в цветах иль в снегу…
Я вам жизнь завещаю, - что я больше могу?
Завещаю в той жизни вам счастливыми быть
И родимой Отчизне с честью дальше служить.
Горевать - горделиво, не клонясь головой,
Ликовать - не хвастливо в час победы самой.
И беречь её свято, братья, счастье своё -
В память воина-брата, что погиб за неё.
Click to viewК скульптурному воплощению памяти есть вопросы, однако это не умаляет величия самого подвига.
Стихи Александра Твардовского.
Я убит подо Ржевом, в безымянном болоте,
В пятой роте, на левом, при жестоком налёте.
Я не слышал разрыва, я не видел той вспышки, -
Точно в пропасть с обрыва - и ни дна ни покрышки.
И во всём этом мире, до конца его дней,
Ни петлички, ни лычки с гимнастёрки моей.
Я - где корни слепые ищут корма во тьме;
Я - где с облачком пыли ходит рожь на холме;
Я - где крик петушиный на заре по росе;
Я - где ваши машины воздух рвут на шоссе;
Где травинку к травинке ветер травы прядёт, -
Там, куда на поминки даже мать не придёт.
Подсчитайте, живые, сколько сроку назад
Был на фронте впервые назван вдруг Сталинград.
Фронт горел, не стихая, как на теле рубец.
Я убит и не знаю, наш ли Ржёв наконец?
Удержались ли наши там, на Среднем Дону?..
Этот месяц был страшен, было всё на кону.
Неужели до осени был за ним уже Дон
И хотя бы колёсами к Волге вырвался он?
Нет, неправда. Задачи той не выиграл враг!
Нет же, нет! А иначе даже мёртвому - как?
И у мёртвых, безгласных, есть отрада одна:
Мы за Родину пали, но она - спасена.
Наши очи померкли, пламень сердца погас,
На земле на поверке выкликают не нас.
Нам свои боевые не носить ордена.
Вам - всё это, живые. Нам - отрада одна:
Что недаром боролись мы за Родину-мать.
Пусть не слышен наш голос, - вы должны его знать.
Вы должны были, братья, устоять, как стена,
Ибо мёртвых проклятье - эта кара страшна.
Это грозное право нам навеки дано, -
И за нами оно - это горькое право.
Летом, в сорок втором, я зарыт без могилы.
Всем, что было потом, смерть меня обделила.
Всем, что, может, давно вам привычно и ясно,
Но да будет оно с нашей верой согласно.
Братья, может быть, вы и не Дон потеряли,
И в тылу у Москвы за неё умирали.
И в заволжской дали спешно рыли окопы,
И с боями дошли до предела Европы.
Нам достаточно знать, что была, несомненно,
Та последняя пядь на дороге военной.
Та последняя пядь, что уж если оставить,
То шагнувшую вспять ногу некуда ставить.
Та черта глубины, за которой вставало
Из-за вашей спины пламя кузниц Урала.
И врага обратили вы на запад, назад.
Может быть, побратимы, и Смоленск уже взят?
И врага вы громите на ином рубеже,
Может быть, вы к границе подступили уже!
Может быть… Да исполнится слово клятвы святой! -
Ведь Берлин, если помните, назван был под Москвой.
Братья, ныне поправшие крепость вражьей земли,
Если б мёртвые, павшие хоть бы плакать могли!
Если б залпы победные нас, немых и глухих,
Нас, что вечности преданы, воскрешали на миг, -
О, товарищи верные, лишь тогда б на войне
Ваше счастье безмерное вы постигли вполне.
В нём, том счастье, бесспорная наша кровная часть,
Наша, смертью оборванная, вера, ненависть, страсть.
Наше всё! Не слукавили мы в суровой борьбе,
Всё отдав, не оставили ничего при себе.
Всё на вас перечислено - навсегда, не на срок.
И живым не в упрёк этот голос наш мыслимый.
Братья, в этой войне мы различья не знали:
Те, что живы, что пали, - были мы наравне.
И никто перед нами из живых не в долгу,
Кто из рук наших знамя подхватил на бегу,
Чтоб за дело святое, за Советскую власть
Так же, может быть, точно - шагом дальше упасть.
Я убит подо Ржевом, тот ещё под Москвой.
Где-то, воины, где вы, кто остался живой?
В городах миллионных, в сёлах, дома в семье?
В боевых гарнизонах на не нашей земле?
Ах, своя ли, чужая, вся в цветах иль в снегу…
Я вам жизнь завещаю, - что я больше могу?
Завещаю в той жизни вам счастливыми быть
И родимой Отчизне с честью дальше служить.
Горевать - горделиво, не клонясь головой,
Ликовать - не хвастливо в час победы самой.
И беречь её свято, братья, счастье своё -
В память воина-брата, что погиб за неё.