Любовь проститутки (отчет с РИ "Отверженные")
Впервые за два года съездила на ролевую игру - и отлично (пусть и камерно) поиграла. Получилась премилая история про "спасение любовью, за которое не стыдно".
Отчет уже пару недель висит в ВК, но как показал опыт - ЖЖ весьма себе жив и тоже жаждет новостей. Поэтому - дублирую)
Любовь проститутки
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
С. Есенин
ЧАСТЬ 1
На баррикаде снова спорили.
Лилл подошла ближе и опознала в сером рассветном сумраке две знакомые фигуры - долговязого Мориса и того, франтоватого, во фраке. Жан, да. Его зовут Жан...
Морис снова горячился:
-...революции не проходят бескровно! Наш флаг цвета крови, и это говорит о серьезности наших намерений!
- Ты уже пролил кровь, Морис, и это привело только к ухудшению ситуации...
- Да вы просто трусы!...
Лил вздохнула и прошлась вдоль баррикады.
...они нравились ей. Оба. Горячий неистовый Морис и мягкий рассудительный Жан. Совсем еще мальчишки, горящие своими идеями и кричащие с груды поломанной мебели о своей любви к Франции. Да что вы знаете о любви, наивные смешные дети... Дети, чьи родители сейчас изнывали от беспокойства по ту и другую сторону баррикады. Лилл усмехнулась - вспомнилось, как вчера, когда она говорила с Жаном, ее ожег - словно плетью прошлись - взгляд его матери. И как его занесло сюда, этого благополучного мальчика из богатой семьи?...
-...это наш долг - отдать свои жизни за революцию!
Они спорили до хрипоты. Вот к галдежу присоединился еще один голос, еще. Виктор? Поль? Этьен?
Гвалт перекрыл стук ставен и зычный крик госпожи Трентиньян:
- А ну заткнитесь! Вот уж подсобил Господь - из всех домов Парижа вы устроили свою свалку именно под моими окнами!
Парни притихли, но ненадолго. Хватало любой искры, чтобы спор разгорался вновь и вновь.
От общей толпы отошел Жан и уселся среди обломков, утомленно провел руками по лицу. Она села ближе и почувствовала, как он вздрогнул, ощутив тепло ее плеча.
- А что же ты? Ты не хочешь проливать крови?
Он упрямо мотнул головой:
- Не хочу. Погибнут люди, в том числе те, кто не имеет к этой войне никакого отношения. Я пришел сюда защищать что мне дорого, а не уничтожать. - он нашел в темноте ее руку, и она удивилась простоте и безыскусности этого жеста.
Из переулка метнулась тень, и кто-то начал проворно карабкаться по той стороне баррикады:
- Полиция! Сюда идет полиция!
В воздухе повисла напряженная тишина.
Которую разбил всем знакомый и всем уже порядком поднадоевший полутрезвый клич:
- Смерть сторонникам кровавого режима! Смерть полицейским собакам! Я лично пристрелю каждого, кто полезет сюда! Пистолет, дайте мне мне пистолет, чет возьми!
- Морис, заткнись, а? - беззлобно буркнул кто-то.
- Свобода, равенство, братство! Я готов умереть здесь за свою единственную любовь - свободную Францию!
На баррикаде суетились, затаскивали наверх мешки, поправляли укрепления. Чувствовалась общая нервозность - в прошлый раз, когда над их головами впервые засвистели пули, а бинты напитались кровью, игра в протест стала чудовищно реальной.
- Смерть врагам революции! За каждого убитого нашего они заплатят сотнями! - продолжал распаляться Морис, размахивая бутылкой.
Лилл оглянулась на Жана. Он стоял бледный и медленно сжимал и разжимал кулаки.
Она вздохнула. Прикрыла глаза. Поправила волосы.
И подошла, покачивая бедрами, к Морису.
...она увела его к себе. Увела прочь от остальных, от него, отводя опасность, отвлекая единственно известным ей способом. Она любила его спокойно и расчетливо, удерживая при себе максимально долго. Это было нетрудно - он был молод, горяч, он никогда раньше не был с женщиной. Как ты можешь любить свою Францию, мальчик, если ты никого никогда не любил...
...Когда он ушел, она какое время еще лежала, глядя в темноту. Нет, она не чувствовала себя грязной, как бывало в ее работе, но чувствовала опустошение. Она предала ту руку, что нашаривала ее пальцы в темноте...
Она принялась устало собирать разбросанные вещи.
Раздался небрежный стук - в дверях стояла соседка Азельма, громогласная госпожа Трентиньян. Она удивленно присвистнула:
- Сын судьи? Лиллит, ты совсем? Да месье Мьолис тебя сожрет. И вообще я думала, что у тебя шашни с этим, мелким... Жаном, что ли...
Лилл посмотрела на нее пустыми тоскливыми глазами. Азельма охнула.
- Эй, милая, ты чего?... Ты что, влюбилась, что ли? - кивок. - В того, второго? - кивок. - А этот что тут делал?
- Я увела его, чтобы защитить Жана...
Азельма покачала головой:
- Ну ты, мать, даешь на старости лет... Я уж думала, ты давно выросла из этих глупостей. Тут смотри, Лилл, дело такое... Хорошее дельце, выгодное.
Лиллит рассеяно шмыгнула носом.
- Со мной говорила госпожа Теннари, матушка Жана. Так вот - она готова предложить тебе 20 тысяч франков, чтобы ты отступилась от него...
Стало мерзко. Глаза сразу высохли:
- Что, она покупает меня как шлюху? По самой высокой ставке? Какая честь! А она весьма ценит своего сына!
- Да подумай, это ж такие деньжищи!
Лилл раздраженно сдернула юбку со спинки кровати.
- Да, Лиллит Пусьен проститутка, которую всегда покупают! Передай госпоже Теннари, что я подумаю над ее щедрым предложением!
По городу тек первый неверный холодный свет. Лилл прикоснулась к щекам - они пылали. Она решительно зашагала к баррикаде.
Там было тихо. На мешках, растянувшись, спал Морис. Возле костерка переговаривались студенты; кто-то заметил ее и выразительно хмыкнул.
Она поискала глазами Жана. Тот неловко устроился на каких-то досках.
Она протянула ему руку:
- Пойдем. Мои девочки разъехались, и в доме полно свободных кроватей. Хоть выспишься нормально.
Правда, в ту ночь они оба спали мало.
...они любили друг друга, легко и свободно, без лишних слов и объяснений.
Революционер, не желавший лить чужую кровь, и проститутка, отказавшаяся от денег.
ЧАСТЬ 2
... Лилл лежала на смятых простынях и с улыбкой наблюдала, как Жан одевается. Сквозь красные занавеси пробивались первые рассветные лучи, и вся комната была залита этим красноватым светом - не пугающе-кровавым, а теплым, жарким... Она лениво перекатилась набок, потянулась.
- Ты выйдешь за меня?
Она обернулась:
- Что?
Он продолжал неторопливо застегивать рубашку.
- Ты выйдешь за меня?
Она осеклась, задохнулась... Вспомнился умоляющий шепот его матери: "ну если ты правда любишь его - отпусти, ты ведь сама понимаешь - для него так будет лучше." Захотелось оттолкнуть, убежать, запретить о себе думать.
Она осторожно спросила:
- Ты точно этого хочешь?
Он спокойно смотрел на нее.
- Да, я все решил. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
В его пальцах мелькнуло что-то блестящее. Она подавила судорожный вздох.
- И ты понимаешь, что тебя ждет? Не будет никакого "там", будет только "здесь". Здесь, среди нищих и бедняков. Тебя никогда не примут в обществе, твой выбор осудят, тебя заклеймят позором за связь с порочной грязной шлюхой...
Он усмехнулся:
- Лилл, я борюсь за равенство в Париже. Кому как не мне ломать устои?
Он наклонился к ней, прошептал:
- Лилл, мне плевать, что они скажут. Я хочу, чтобы моей женой стала самая чистая, самая честная женщина Парижа. Потому что нет ничего честней и чище любви.
-
Было страшно.
По городу ходили слухи, что в Париж вступили войска национальной гвардии. Иногда в отдалении слышились залпы орудий, тихие вкрадчивые раскаты все приближающейся грозы.
Над баррикадой висела непривычная тишина. Упрямое молчание людей, готовящихся умереть за свою идею.
Или за идею того, кто дорог. Лилл сжала ладонь Жана.
Она не жалела о своем выборе. Да, их счастье было недолгим, но оно - было. И теперь она была готова заплатить свою цену.
В маленькой церкви напротив баррикады зазвонил колокол. Тяжело и мерно звучали удары - и глухо стучала кровь в висках.
Лилл посмотрела на церковь, покосилась на тонкое серебряное кольцо на пальце. Светло и грустно улыбнулась Жану:
- Как ты думаешь, может быть, мы успеем?
Он перехватил ее взгляд, и все поняв, кивнул.
Они проскользнули за баррикаду, вбежали в церковь. Молодой кюре неодобрительно покачал головой и, выслушав их, с неохотой согласился провести обряд.
Пока священник, сбиваясь, зачитывал священные слова и спрашивал их о согласии, Лилл неловко стянула с пальца подаренное кольцо и вложила в руку Жана. Тот снял со своей руки отцовскую печатку и отдал ей. Да, все было неправильно, но было абсолютно верным. У них не было времени, не было шумного праздника. Были только они наедине с Богом.
...в ту секунду, когда Жан надевал ей кольцо, раздался первый пушечный залп по баррикаде.
Задребезжали стекла. Жан дернулся всем телом, словно выстрел пришелся по нему, одеревенел, замер.
Она прильнула к нему, обняла, вжалась каждой клеточкой тела. Зашептала:
- Я тебя не отпущу. Тебя для меня сохранил Бог.
Они стояли, обнявшись, посреди церкви, за стенами которой рушился мир. Каждый новый залп обрывал сердце, каждый новый выстрел - ранил. Да, они умирали вместе со всеми, с каждым из их, но оставались жить.
Потому что Бог сохранил их не для войны, а для любви.
Отчет уже пару недель висит в ВК, но как показал опыт - ЖЖ весьма себе жив и тоже жаждет новостей. Поэтому - дублирую)
Любовь проститутки
Я б навеки пошел за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
С. Есенин
ЧАСТЬ 1
На баррикаде снова спорили.
Лилл подошла ближе и опознала в сером рассветном сумраке две знакомые фигуры - долговязого Мориса и того, франтоватого, во фраке. Жан, да. Его зовут Жан...
Морис снова горячился:
-...революции не проходят бескровно! Наш флаг цвета крови, и это говорит о серьезности наших намерений!
- Ты уже пролил кровь, Морис, и это привело только к ухудшению ситуации...
- Да вы просто трусы!...
Лил вздохнула и прошлась вдоль баррикады.
...они нравились ей. Оба. Горячий неистовый Морис и мягкий рассудительный Жан. Совсем еще мальчишки, горящие своими идеями и кричащие с груды поломанной мебели о своей любви к Франции. Да что вы знаете о любви, наивные смешные дети... Дети, чьи родители сейчас изнывали от беспокойства по ту и другую сторону баррикады. Лилл усмехнулась - вспомнилось, как вчера, когда она говорила с Жаном, ее ожег - словно плетью прошлись - взгляд его матери. И как его занесло сюда, этого благополучного мальчика из богатой семьи?...
-...это наш долг - отдать свои жизни за революцию!
Они спорили до хрипоты. Вот к галдежу присоединился еще один голос, еще. Виктор? Поль? Этьен?
Гвалт перекрыл стук ставен и зычный крик госпожи Трентиньян:
- А ну заткнитесь! Вот уж подсобил Господь - из всех домов Парижа вы устроили свою свалку именно под моими окнами!
Парни притихли, но ненадолго. Хватало любой искры, чтобы спор разгорался вновь и вновь.
От общей толпы отошел Жан и уселся среди обломков, утомленно провел руками по лицу. Она села ближе и почувствовала, как он вздрогнул, ощутив тепло ее плеча.
- А что же ты? Ты не хочешь проливать крови?
Он упрямо мотнул головой:
- Не хочу. Погибнут люди, в том числе те, кто не имеет к этой войне никакого отношения. Я пришел сюда защищать что мне дорого, а не уничтожать. - он нашел в темноте ее руку, и она удивилась простоте и безыскусности этого жеста.
Из переулка метнулась тень, и кто-то начал проворно карабкаться по той стороне баррикады:
- Полиция! Сюда идет полиция!
В воздухе повисла напряженная тишина.
Которую разбил всем знакомый и всем уже порядком поднадоевший полутрезвый клич:
- Смерть сторонникам кровавого режима! Смерть полицейским собакам! Я лично пристрелю каждого, кто полезет сюда! Пистолет, дайте мне мне пистолет, чет возьми!
- Морис, заткнись, а? - беззлобно буркнул кто-то.
- Свобода, равенство, братство! Я готов умереть здесь за свою единственную любовь - свободную Францию!
На баррикаде суетились, затаскивали наверх мешки, поправляли укрепления. Чувствовалась общая нервозность - в прошлый раз, когда над их головами впервые засвистели пули, а бинты напитались кровью, игра в протест стала чудовищно реальной.
- Смерть врагам революции! За каждого убитого нашего они заплатят сотнями! - продолжал распаляться Морис, размахивая бутылкой.
Лилл оглянулась на Жана. Он стоял бледный и медленно сжимал и разжимал кулаки.
Она вздохнула. Прикрыла глаза. Поправила волосы.
И подошла, покачивая бедрами, к Морису.
...она увела его к себе. Увела прочь от остальных, от него, отводя опасность, отвлекая единственно известным ей способом. Она любила его спокойно и расчетливо, удерживая при себе максимально долго. Это было нетрудно - он был молод, горяч, он никогда раньше не был с женщиной. Как ты можешь любить свою Францию, мальчик, если ты никого никогда не любил...
...Когда он ушел, она какое время еще лежала, глядя в темноту. Нет, она не чувствовала себя грязной, как бывало в ее работе, но чувствовала опустошение. Она предала ту руку, что нашаривала ее пальцы в темноте...
Она принялась устало собирать разбросанные вещи.
Раздался небрежный стук - в дверях стояла соседка Азельма, громогласная госпожа Трентиньян. Она удивленно присвистнула:
- Сын судьи? Лиллит, ты совсем? Да месье Мьолис тебя сожрет. И вообще я думала, что у тебя шашни с этим, мелким... Жаном, что ли...
Лилл посмотрела на нее пустыми тоскливыми глазами. Азельма охнула.
- Эй, милая, ты чего?... Ты что, влюбилась, что ли? - кивок. - В того, второго? - кивок. - А этот что тут делал?
- Я увела его, чтобы защитить Жана...
Азельма покачала головой:
- Ну ты, мать, даешь на старости лет... Я уж думала, ты давно выросла из этих глупостей. Тут смотри, Лилл, дело такое... Хорошее дельце, выгодное.
Лиллит рассеяно шмыгнула носом.
- Со мной говорила госпожа Теннари, матушка Жана. Так вот - она готова предложить тебе 20 тысяч франков, чтобы ты отступилась от него...
Стало мерзко. Глаза сразу высохли:
- Что, она покупает меня как шлюху? По самой высокой ставке? Какая честь! А она весьма ценит своего сына!
- Да подумай, это ж такие деньжищи!
Лилл раздраженно сдернула юбку со спинки кровати.
- Да, Лиллит Пусьен проститутка, которую всегда покупают! Передай госпоже Теннари, что я подумаю над ее щедрым предложением!
По городу тек первый неверный холодный свет. Лилл прикоснулась к щекам - они пылали. Она решительно зашагала к баррикаде.
Там было тихо. На мешках, растянувшись, спал Морис. Возле костерка переговаривались студенты; кто-то заметил ее и выразительно хмыкнул.
Она поискала глазами Жана. Тот неловко устроился на каких-то досках.
Она протянула ему руку:
- Пойдем. Мои девочки разъехались, и в доме полно свободных кроватей. Хоть выспишься нормально.
Правда, в ту ночь они оба спали мало.
...они любили друг друга, легко и свободно, без лишних слов и объяснений.
Революционер, не желавший лить чужую кровь, и проститутка, отказавшаяся от денег.
ЧАСТЬ 2
... Лилл лежала на смятых простынях и с улыбкой наблюдала, как Жан одевается. Сквозь красные занавеси пробивались первые рассветные лучи, и вся комната была залита этим красноватым светом - не пугающе-кровавым, а теплым, жарким... Она лениво перекатилась набок, потянулась.
- Ты выйдешь за меня?
Она обернулась:
- Что?
Он продолжал неторопливо застегивать рубашку.
- Ты выйдешь за меня?
Она осеклась, задохнулась... Вспомнился умоляющий шепот его матери: "ну если ты правда любишь его - отпусти, ты ведь сама понимаешь - для него так будет лучше." Захотелось оттолкнуть, убежать, запретить о себе думать.
Она осторожно спросила:
- Ты точно этого хочешь?
Он спокойно смотрел на нее.
- Да, я все решил. Я хочу, чтобы ты стала моей женой.
В его пальцах мелькнуло что-то блестящее. Она подавила судорожный вздох.
- И ты понимаешь, что тебя ждет? Не будет никакого "там", будет только "здесь". Здесь, среди нищих и бедняков. Тебя никогда не примут в обществе, твой выбор осудят, тебя заклеймят позором за связь с порочной грязной шлюхой...
Он усмехнулся:
- Лилл, я борюсь за равенство в Париже. Кому как не мне ломать устои?
Он наклонился к ней, прошептал:
- Лилл, мне плевать, что они скажут. Я хочу, чтобы моей женой стала самая чистая, самая честная женщина Парижа. Потому что нет ничего честней и чище любви.
-
Было страшно.
По городу ходили слухи, что в Париж вступили войска национальной гвардии. Иногда в отдалении слышились залпы орудий, тихие вкрадчивые раскаты все приближающейся грозы.
Над баррикадой висела непривычная тишина. Упрямое молчание людей, готовящихся умереть за свою идею.
Или за идею того, кто дорог. Лилл сжала ладонь Жана.
Она не жалела о своем выборе. Да, их счастье было недолгим, но оно - было. И теперь она была готова заплатить свою цену.
В маленькой церкви напротив баррикады зазвонил колокол. Тяжело и мерно звучали удары - и глухо стучала кровь в висках.
Лилл посмотрела на церковь, покосилась на тонкое серебряное кольцо на пальце. Светло и грустно улыбнулась Жану:
- Как ты думаешь, может быть, мы успеем?
Он перехватил ее взгляд, и все поняв, кивнул.
Они проскользнули за баррикаду, вбежали в церковь. Молодой кюре неодобрительно покачал головой и, выслушав их, с неохотой согласился провести обряд.
Пока священник, сбиваясь, зачитывал священные слова и спрашивал их о согласии, Лилл неловко стянула с пальца подаренное кольцо и вложила в руку Жана. Тот снял со своей руки отцовскую печатку и отдал ей. Да, все было неправильно, но было абсолютно верным. У них не было времени, не было шумного праздника. Были только они наедине с Богом.
...в ту секунду, когда Жан надевал ей кольцо, раздался первый пушечный залп по баррикаде.
Задребезжали стекла. Жан дернулся всем телом, словно выстрел пришелся по нему, одеревенел, замер.
Она прильнула к нему, обняла, вжалась каждой клеточкой тела. Зашептала:
- Я тебя не отпущу. Тебя для меня сохранил Бог.
Они стояли, обнявшись, посреди церкви, за стенами которой рушился мир. Каждый новый залп обрывал сердце, каждый новый выстрел - ранил. Да, они умирали вместе со всеми, с каждым из их, но оставались жить.
Потому что Бог сохранил их не для войны, а для любви.