Анна на стуле (спектакль "Анна Каренина" в театре Вахтангова)
Наверное, давно стоит перестать писать, что я не сентиментальна и не плачу в кино или театре. Плачу. Но не от "боже, как трогательно", а от чувства единения с художником, того мгновенного пронзающего озарения, понимания его идеи.
"Анна Каренина" в театре Вахтангова, невербальный - хореографический - спектакль, получился крайне неоднозначным. Треть зала ушли после первого акта, оставшиеся устроили овацию. Но те, кто продрались сквозь чудовищную (местами) музыку, затянутые сцены и общую сумятицу происходящего, были вознаграждены невероятным по силе финалом.
Я всегда воспринимала историю Карениной как историю личную, историю запутавшихся несчастных людей, которые не умеют отпускать, принимать и ценить. Анна, тоскующая по сыну и оттого не любящая младшую дочь, терзающая Вронского мелочной ревностью, доводящая себя до безумия пустыми подозрениями; Алексей, молодой, пылкий, искренне пытавшийся быть хорошим, но сломавшийся о броню неверия этой женщины; Каренин, "человек в футляре", живущий правилами и принимающий решения по циркуляру...
Здесь же получилась история публичная, история чудовищной бесчеловечной травли. Любое нарушение правил этого пошлого, развращенного, маслянисто-бархатного общества карается плевками в спину и презрением в лицо.
Бархат, мягкий струящийся бархат... Никогда бы не подумала, что черные бальные платья, изящные и роскошные, могут смотреться так пошло и подло, омерзительно и гадко. БоХатые наряды выглядят умышленно избыточными в сравнении с чистыми линиями силуэта Анны.
Но самый неожиданный атрибут - стулья. Простые грубые стулья, они играют здесь роль камертона, выразителя идей. В одной из первых сцен мы видим Каренина, погруженного в свои мысли, а за его спиной - покорная Анна, раболепно переставляющая в его угоду стулья. Анна, которая минуту назад летала в объятиях Вронского, сейчас бессмысленно переставляет нелепые стулья, встраиваясь колесиком в канцелярскую машину. Вот угрюмый Левин, который вязко, тяжело шагает по сцене, волоча за собой пресловутый стул как символ всего рутинного, наносного, излишнего, словно пудовая гиря каторжника. Второй рукой он тащит за собой невесомую хрупкую Китти, чья участь - стать привязанной к этому приземленному быту.
В сцене объяснения хмурый Каренин сидит в дубовом кресле, в раздражении с грохотом стуча по полу. Пришедшую Анну он бросает в то же кресло, и она опадает обессилевшей куклой, без возможности противостоять грузу обязательств. Когда кресло опрокидывается, Каренин замирает в сидячей позе - даже будучи опрокинутым, разбитым, лишенным прежних ориентиров, он сохраняет свой привычный "футляр".
И в сцене бала пары вальсируют (!) со стульями в руках. Вот уж яркий символ громоздкости, нелепости светских условностей и норм! Все напыщенное, надутое, избыточное - в этих чертовых стульях, которые лишь мешаются и мешают!
И в самом конце, когда Анна, оставшись одна, лишившись любимого, которого только что поглотило жадное собственническое великосветское общество, идет под звуки хорала по световому лучу, в нее из темноты летят все же стулья, сбивают с ног. Пошлые грубые обыденные стулья, вместо бичевания и побивания камнями.
А затем из темноты приходят люди, рассаживаются, и слаженный топот их ног складывается в стук колес, все громче и громче, оглушая и затмевая ангельское пение. Общество само затоптало Анну, обескровило, смешало с грязью. Изничтожило винтик, возомнивший себя способным на счастье.
_
Я не знаю, рекомендовать или нет этот спектакль. Для его понимания нужно хорошо знать первоисточник (иначе вообще непонятны аллюзии) и стоически переносить какофонию безумной музыки Шнитке. Спектакль более пластический, чем хореографический, а исполнители - не чисто балетные, а входят в общий состав актерской труппы театра. Но эмоциональная выразительность и наполненность, идеи и сценические приемы способны стиснуть сердце и заворожить.
"Анна Каренина" в театре Вахтангова, невербальный - хореографический - спектакль, получился крайне неоднозначным. Треть зала ушли после первого акта, оставшиеся устроили овацию. Но те, кто продрались сквозь чудовищную (местами) музыку, затянутые сцены и общую сумятицу происходящего, были вознаграждены невероятным по силе финалом.
Я всегда воспринимала историю Карениной как историю личную, историю запутавшихся несчастных людей, которые не умеют отпускать, принимать и ценить. Анна, тоскующая по сыну и оттого не любящая младшую дочь, терзающая Вронского мелочной ревностью, доводящая себя до безумия пустыми подозрениями; Алексей, молодой, пылкий, искренне пытавшийся быть хорошим, но сломавшийся о броню неверия этой женщины; Каренин, "человек в футляре", живущий правилами и принимающий решения по циркуляру...
Здесь же получилась история публичная, история чудовищной бесчеловечной травли. Любое нарушение правил этого пошлого, развращенного, маслянисто-бархатного общества карается плевками в спину и презрением в лицо.
Бархат, мягкий струящийся бархат... Никогда бы не подумала, что черные бальные платья, изящные и роскошные, могут смотреться так пошло и подло, омерзительно и гадко. БоХатые наряды выглядят умышленно избыточными в сравнении с чистыми линиями силуэта Анны.
Но самый неожиданный атрибут - стулья. Простые грубые стулья, они играют здесь роль камертона, выразителя идей. В одной из первых сцен мы видим Каренина, погруженного в свои мысли, а за его спиной - покорная Анна, раболепно переставляющая в его угоду стулья. Анна, которая минуту назад летала в объятиях Вронского, сейчас бессмысленно переставляет нелепые стулья, встраиваясь колесиком в канцелярскую машину. Вот угрюмый Левин, который вязко, тяжело шагает по сцене, волоча за собой пресловутый стул как символ всего рутинного, наносного, излишнего, словно пудовая гиря каторжника. Второй рукой он тащит за собой невесомую хрупкую Китти, чья участь - стать привязанной к этому приземленному быту.
В сцене объяснения хмурый Каренин сидит в дубовом кресле, в раздражении с грохотом стуча по полу. Пришедшую Анну он бросает в то же кресло, и она опадает обессилевшей куклой, без возможности противостоять грузу обязательств. Когда кресло опрокидывается, Каренин замирает в сидячей позе - даже будучи опрокинутым, разбитым, лишенным прежних ориентиров, он сохраняет свой привычный "футляр".
И в сцене бала пары вальсируют (!) со стульями в руках. Вот уж яркий символ громоздкости, нелепости светских условностей и норм! Все напыщенное, надутое, избыточное - в этих чертовых стульях, которые лишь мешаются и мешают!
И в самом конце, когда Анна, оставшись одна, лишившись любимого, которого только что поглотило жадное собственническое великосветское общество, идет под звуки хорала по световому лучу, в нее из темноты летят все же стулья, сбивают с ног. Пошлые грубые обыденные стулья, вместо бичевания и побивания камнями.
А затем из темноты приходят люди, рассаживаются, и слаженный топот их ног складывается в стук колес, все громче и громче, оглушая и затмевая ангельское пение. Общество само затоптало Анну, обескровило, смешало с грязью. Изничтожило винтик, возомнивший себя способным на счастье.
_
Я не знаю, рекомендовать или нет этот спектакль. Для его понимания нужно хорошо знать первоисточник (иначе вообще непонятны аллюзии) и стоически переносить какофонию безумной музыки Шнитке. Спектакль более пластический, чем хореографический, а исполнители - не чисто балетные, а входят в общий состав актерской труппы театра. Но эмоциональная выразительность и наполненность, идеи и сценические приемы способны стиснуть сердце и заворожить.