Вход в мавзолей Зун-Нуна в каирском некрополе (здесь и далее мои снимки, если не указано иное)
Имя Зун-Нуна не столь часто бывает на слуху, как, к примеру, имена
Аттара,
Ибн-Араби или
Ясави; тем не менее, каждый из этих великих суфиев считал его учителем или вдохновителем. Джами ставил Аль-Мисри «во главе суфийского сообщества, все члены которого восходят к Зун-Нуну и находятся в связи с ним». Персидский Мастер Озарения
Сухраварди помещал «брата из Ахмима» в генеалогическую линию духовной преемственности всех герметических Учителей, начатую «патриархом философов» Тотом-Гермесом, принятую Пифагором и Платоном, а затем продолженную суфийскими мистиками.
Сфинкс на плато Гизы, вневременный символ герметического знания
Зун-Нуна называли магом и алхимиком, сравнивая с такими Мастерами Великого Делания, как Джабир ибн Хайян. Он прослыл мудрецом, овладевшим науками, недоступными разуму обычных смертных. Говорили, что бОльшую часть жизни Зун-Нун провел рядом с развалинами древнего храма в Ахмиме, где, изучая надписи и изображения на стенах, проник в тайну египетских иероглифов. Как он сделал это? Символическое объяснение Зун-Нуна делает ответ лишь более туманным:
«Я совершил три путешествия. В первом из них я овладел знаниями, доступными как обычным людям, так и избранным. Во втором я приобщился к наукам, понятным избранным, но недоступным обычным людям. В третьем путешествии я обнаружил знание, лежащее вне постижения как обычных людей, так и избранных».
Зун-Нун считается первым, кто ввел в суфийское учение понятие ма’рифат -
объективное сознание, мгновенное неопосредованное постижение истины, получаемое вне обычного мыслительного процесса. Ма’рифат выше интеллекта, использующего логику и дедукцию, и превосходит даже мудрость - сочетание ума и интуиции с правильным осмыслением опыта. Ма’рифат - то самое знание, которое Зун-Нун обнаружил в третьем путешествии. Оно даруется тому, чья природа полностью трансмутировалась; кто, по загадочному выражению Зун-Нуна, стал «таким, каким был до того, как был». Поскольку для передачи такого знания не существует ни слов, ни образов, появилось знаменитое изречение Зуна-Нуна: «Каким бы мы ни воображали Бога, Он не таков».
Гробница Зун-Нуна
Из всех словесных средств лишь поэзия, наверное, способна приблизиться к отзвуку того, что открывается мистику, поэтому Зун-Нун пытался выразить свой опыт в стихах.
О Всевышний Господь, в мире сем Ты не познан никем,
Хотя Сам Ты всеведущ и в суть проникаешь вещей.
Не постигнут Тебя все «откуда?», «куда?» и «зачем?»,
И ни мер, ни пределов не знаешь Ты в силе Своей.
Как в границы Тебя заключить, если глаз не узреет Тебя?
Как помыслить Того, Кого мысль не способна объять?
У истоков творенья Он создал все жизни, любя,
Породил все миры и остался Собою опять.
Неизменным пребудет во все времена, что грядут,
Пусть эоны проходят, и веком сменяется век,
Только Он не прейдет, хоть земля с небесами прейдут.
Славен будь Он, Кто правит мирами навек!
Дал твореньям Себя, но все то же могущество в Нем,
Чтоб врагов поразить, не нуждается в помощи Он,
Все в Себе Он объемлет, не зная нехватки ни в чем,
Сотворенное же - в колесе перемен и времен.
(перевод стихов Зун-Нуна здесь и далее сделан мной)
****
Абу’ль Фаиз Саубан ибн Ибрахим Аль-Мисри - таково было его настоящее имя - родился в 796 году в Ахмиме, древнем городе на восточном берегу Нила в Верхнем Египте. «Аль-Мисри» означает «Египетский», от арабского названия Египта - Миср. Его отец Ибрахим был темнокожим нубийским рабом, получившим свободу и принявшим ислам.
Бедуины Египта, которые выглядят так же, как и их далекие предки, на фоне пирамиды Хефрена (фото сделано моим товарищем по путешествию на плато Гизы)
Ибрахим был тесно связан с арабским племенем
Курайшитов, хранителей Каабы в Мекке и потомков библейского патриарха Авраама, и благодаря им был приобщен к арабскому языку и исламской традиции. Учителем Зун-Нуна называют суфия Садуна из Фустата (так назывался город, давший начало Каиру), однако, судя по нижеследующей истории, Зун-Нун на достаточно раннем этапе обучения усвоил, что слепая привязанность к личности Учителя может стать препятствием на пути:
Зун-Нун странствовал в горах и увидел толпу людей, страдающих от различных недугов. Оказалось, что страдальцы ждали целителя, жившего в пещере неподалеку, который раз в году выходил из своего убежища, чтобы явить чудо исцеления. Вместе со всеми Зун-Нун ждал появления старца, и наконец увидел, как тот, бледный и изможденный, появился из пещеры. Благоговение, охватившее Зун-Нуна, ввергло все тело его в дрожь. Старец оглядел толпу с состраданием, затем поднял глаза к небу и выдохнул несколько раз на собравшихся. Все они почувствовали облегчения своих страданий. Когда старец собрался вернуться в свое пристанище, Зун-Нун схватил его за подол одеяния.
«Во имя Бога, - вскричал он, - ты исцеляешь телесные недуги; молю тебя, излечи мой внутренний недуг!»
«Зун-Нун, - отвечал чудотворец, - убери руку. Если Друг, Кто наблюдает за нами из зенита своего могущества и величия, увидит, что ты цепляешься за другого человека, Он оставит тебя на попечение того человека, а того человека оставит на тебя, и оба вы пропадете, хватаясь друг за друга».
Сказав так, старец удалился в пещеру.
Ряд пещер, где жили отшельники, недалеко от Рамессеума, Верхний Египет
Через много лет, когда Зун-Нун сам стал Мастером, и к нему приходили искатели, желавшие встать на Путь Истины, он говорил им: «Вы можете присоединиться к нашему каравану лишь в случае принятия вами двух вещей. Первая - вам придется делать то, чего вы не хотите делать. Вторая - вам не разрешено будет делать то, что вы желаете. Именно это желание стоит между человеком и Путем Истины».
Когда я цитирую эти слова Зун-Нуна, переданные Идрисом Шахом в книге «Мыслители Востока», в переписке с людьми, интересующимися Традицией, то неизменно наблюдаю резкое снижение энтузиазма у собеседников. Кто-то говорит об этом открыто, кто-то - нет. Тем не менее, как человек, пытающийся идти путем суфиев пятнадцать лет, могу подписаться под каждым словом Зун-Нуна. Он просто не сказал, что уныние от отсутствия возможности потакать желаниям проходит, когда искателю открывается смысл того, что делает с ним таким образом Всеблагий.
****
Большую часть жизни Зун-Нун провел в родном Ахмиме, лишь к концу жизни перебравшись в Фустат. Весьма вероятно, что Аль-Мисри хорошо владел коптским языком, так как копты - прямые потомки египтян времен фараонов - в то время составляли большинство населения Египта. Сам коптский язык эволюционировал из древнеегипетского, однако ко времени Зун-Нуна копты уже полностью утратили знание иероглифического письма и, приняв христианство, использовали греческий алфавит. Фараонские иероглифы, с легкой руки греческих ученых, которые в них не разбирались, стали считаться чисто символическим или идеографическим способом передачи смысла. Как мы увидим ниже, это предубеждение было главным камнем преткновения на пути к их расшифровке.
Египетские иероглифы (фото моего товарища по путешествию)
Зун-Нун, судя по всему, смог преодолеть это препятствие, изучая рисунки и письмена, вырезанные на древних камнях Ахмимского храма. Храм в Ахмиме, к нашему времени полностью разрушенный, тогда еще сохранял остатки былой славы и, возможно, напоминал другие храмы Верхнего Египта в Карнаке и Эдфу.
Иероглифы на стенах храма Гора в Эдфу, Египет
В «Поэме о благородном ремесле» (Аль-касыда фи аль-сана аль-карима), которая считается произведением Зун-Нуна, суфий упоминает, что, учась у жрецов, овладел их знаниями, закодированными на стенах Ахмимского храма. Ключ к расшифровке загадочных надписей был получен им в результате озарения, для наглядного описания которого Зун-Нун использовал притчу, изложенную Идрисом Шахом в книге «Суфии»:
«В одном месте была статуя человека, указывающего на что-то пальцем, и на ее постаменте была выбита надпись: "Ударь в этом месте и найдешь сокровище". Происхождение статуи было неизвестным, и целые поколения людей пытались колотить молотками по тому месту, где была надпись. Но поскольку камень был из самой твердой породы, даже самые сильные удары не оставляли на нем следа, и значение надписи оставалось неразгаданным.
Размышляя о статуе, Зун-Нун однажды ровно в полдень обратил внимание на то, что тень от ее указательного пальца (никто в течение веков не замечал этого) легла вдоль одной из плит мостовой под древним изваянием. Отметив это место, он раздобыл необходимые инструменты и вскрыл плиту, которая оказалась люком в подземную пещеру, где хранились странные предметы, произведенные с большим мастерством. Это позволило ему раскрыть секреты их изготовления, давно утерянные, и, таким образом, овладеть и самими сокровищами, и тем знанием, что сопутствовало им.
Статуя в Луксорском храме
Эта замечательная многоуровневая притча дает, среди прочих, два важных указания ученику на Пути дервишей. Первое из них относится к поддержанию состояния бдительности или внимательности, противоположностью которого является невнимательность (
гафлах) или завеса неочищенного сердца. «В то время как обычные люди каются в грехах, избранные раскаиваются в своей невнимательности», - говорил Зун-Нун.
Второе указание относится к пробуждению в себе способности смотреть на проблему с неожиданного угла (в когнитивной психологии такое мышление называется латеральным). Как метафорически описано в притче, Зун-Нун обнаружил ключ к египетским надписям не там, где искали все, пытаясь прочесть их как символы, а предположив, что иероглифы имели фонетическое значение. (Именно так спустя тысячу лет поступит и Жан-Франсуа Шампольон, расшифровывая письменность фараонов уже для всего мира). Далее, Зун-Нун, как сам он указывал в книге Китаб халл аль-румуз, «Книге о дешифровке символов», установил связь между разговорным коптским языком и древнеегипетским, что позволило суфию прояснить смысл ряда надписей на стенах Ахмимского храма.
Согласно свидетельствам, храм был значительных размеров и тогда еще в достаточной степени сохранности, привлекая множество путешественников и являясь источником интереса местных жителей. Исламские источники приписывают строительство храма в Ахмиме самому Тоту-Гермесу, которого в мусульманской традиции считают одним из пророков и именуют Идрисом. По легенде, Тот узнал о надвигающемся всемирном потопе за триста лет до него и решил сохранить знания в пирамидах и храмах для будущего человечества.
Изображение Тота-Гермеса в виде человека с головой ибиса в храме Калабша
Одним из святилищ, где были записаны секреты науки допотопного Египта, как утверждают исламские историки, был Ахмимский храм. В 12-м веке андалузский географ свидетельствовал о множестве рисунков на стенах храма в Ахмиме. Согласно более поздним свидетельствам арабских путешественников, эти рисунки относились к алхимии, магии, теургии, медицине, астрономии и геометрии. Возможно, речь идет о тех самых «сокровищах» и «знаниях, которые сопутствовали им», которые Зун-Нун обнаружил, раскрыв секрет иероглифов. Мы уже никогда не узнаем, что это были за сокровища... но Зун-Нун оставил нам указание на используемые им методы, а значит, дал надежду найти свой собственный клад : )
Настенные росписи и барельефы храма Хатхор в Дендере. Возможно, Ахмимский храм представлял собой нечто похожее.
А нужен ли мне этот клад? - вопросит иной читатель. Зачем искать, исследовать достижения древних, биться над загадками тех областей знания, которые мы даже не считаем научными? «Тот, кто смотрит на мир и не видит его как место обучения, омертвляет свое сердце, завесой пренебрежения отделяя его от познания истины», - отвечает Зун-Нун.
****
Известно, что Аль-Мисри много странствовал, путешествуя в Северной Африке, Сирии, Палестине, Аравии и даже Персии. Путешествие может быть бесценным уроком того, как, пребывая среди людей, в то же время совершать паломничество в своем внутреннем пространстве. «Гностик - тот, кто, находясь с людьми, сохраняет отрешенность от них», - это высказывание Зун-Нуна через несколько веков найдет отзвук в одном из правил суфийского ордена Ходжаган «уединенная медитация среди людей»,
хилват дар анджуман.
Уединение, о котором говорил Зун-Нун - особого рода, и его часто принимает за нечто иное. Уединенность мистика среди людей не имеет ничего общего с унылой замкнутостью, самоустраненностью или одиночеством. Более всего оно схоже с тайной радостью, которую человек испытывает в компании людей, где находится его возлюбленный или возлюбленная; радостью, приходящей от осознания этой незримой взаимности, интимной связи сердец, неведомой никому, кроме двух влюбленных. «Радость любящего - в уединении, когда он может всецело посвятить себя общению со своим Возлюбленным», - говорил Зун-Нун. Для такого уединения не обязательно удаляться от мира; наоборот, нужно нести свет радости в мир.
Мистик знает, что любовь его взаимна. В одном из путешествий с Аль-Мисри произошел случай, благодаря которому суфий и получил прозвище Зун-Нун, что означает «Человек Рыбы»:
Однажды, когда суфий плыл на торговом корабле, у одного из купцов пропал драгоценный камень. Всех пассажиров обыскали, но ничего не нашли, и тогда всеобщие подозрения пали на Зун-Нуна (к сожалению, учитывая нравы того времени, это легко предположить, если он был единственным нубийцем на судне). Суфий подвергся оскорблениям, но сохранял молчание, пока ему не стали угрожать. Тогда Зун-Нун взмолился: «О Создатель, Ты знаешь». Как только он произнес это, множество рыб высунули головы из воды, и у каждой во рту был драгоценный камень. Взяв камень у одной из рыб, суфий отдал его купцу. С тех пор Аль-Мисри прозвали Зун-Нуном - «Человеком Рыбы».
Хотя эта история звучит скорее как притча или сказка, какое-то чудесное происшествие с рыбами, вполне вероятно, действительно послужило источником прозвища Зун-Нуна.
Берег Нила, Верхний Египет
Случай с несправедливым обвинением в краже был далеко не единственным в жизни суфия. Даже когда Зун-Нун достиг состояния арифа - Познавшего, люди не признали его истинного величия. Напротив, законоведы Фустата за высказывания о мистическом опыте объявили Аль-Мисри еретиком и, заковав в цепи, повезли в Багдад, где при дворе халифа Аль-Мутаваккиля он должен был предстать перед инвизицией.
Рассказывают, что когда Зун-Нун вступил в зал суда, он заявил, что в этот самый час научился истинному исламу от старой женщины. «Как это случилось?» - спросили его.
«Когда стража привела меня к воротам дворца, - отвечал Зун-Нун, - ко мне подошла старая женщина с клюкой и, глядя прямо мне в глаза, сказала: «Не бойся того, пред кем ты сейчас предстанешь, ибо и он, и ты - слуги Единого. Если Господь того не возжелает, никто не сможет причинить вред Его рабу».
Как писал потом в своих стихах Зун-Нун:
Все, что создано Им, лишь от Божиих живо щедрот,
Всех просящих Его дарит благом и помощью Он.
Превращенья существ все известны Ему наперед,
Чьи рожденье и смерть для Него преходящи, как сон.
Тайный помысел сердца любого не скрыт от Него,
И известно Ему, что хранится в глубинах души,
Даже то, что не сказано, уха не минет Его,
Путь букашки мельчайшей сквозь землю Он видит в тиши.
Когда халиф начал допрашивать Зун-Нуна, тот отвечал спокойно и с достоинством. От вдохновенных речей суфия правитель прослезился и объявил его невиновным, после чего Зун-Нун был освобожден от цепей и вернулся в Египет.
Египетская старушка, приветствовавшая нас на входе в мавзолей Зун-Нуна
****
Некоторые из агиографов считали Зун-Нуна одним из самых ранних
маламати - так называли особую касту дервишей, идущих «путем позора», то есть намеренно навлекающих на себя осуждение. Часто маламати делали это с целью продемонстрировать людям, как в зеркале, их собственные пороки. Иногда, подобно
Байазиду Бистами, они использовали порицание как способ воспитания смирения, укрощения эго или нафса. Известно высказывание Зун-Нуна: «Если бы люди знали, насколько Познавшие низкого мнения о себе, они бы кидали им грязь в лицо».
В связи с темой маламати мне кажется достойной внимания следующая притча о Зун-Нуне:
У Зун-Нуна был ученик, отличавшийся великой праведностью. Сорок лет он соблюдал ночное бдение за молитвой, множество раз проходил сорокадневное уединение и восходил на святую гору Арафат. Однажды он пожаловался Зун-Нуну:
«Я совершил все это, но в ответ на все мои страдания Друг не сказал мне ни слова, не удостоил меня ни единым взглядом. Он пренебрегает мной и не открывает мне тайн невидимого мира. Я не жалуюсь на Бога, просто говорю как есть. Всю жизнь я стучал в Его дверь с надеждой, но боюсь, что мне так и не откроют до конца моих дней, и мне все труднее жить с этой мыслью. Как целителя душ прошу тебя, окажи мне помощь в моем убожестве».
«Иди домой и наешься сегодня вечером до отвала, - сказал ему Зун-Нун. - Потом пропусти вечернюю молитву и крепко спи всю ночь. Раз уж Друг не показывает тебе Себя с доброй стороны, может быть Он обратится к тебе с порицанием; раз Он не удостаивает тебя сострадающего взгляда, может быть, взглянет теперь со всей строгостью».
Дервиш ушел и наелся за ужином, как ему велели. Сердце его не позволило ему пропустить вечернюю молитву, и он помолился, после чего уснул. В ту ночь он увидел во сне Пророка (мир ему!).
«Твой Друг приветствует тебя, - сказал он дервишу. - Тот, кто приходит к Моему двору и быстро получает то, чего жаждет, - слабый человек. Весь смысл и цель твоего опыта - исполнение долга без ожидания награды и без упреков за отсутствие таковой. Бог свидетель, Я давал твоему сердцу его жажду все сорок лет и также давал возможность достичь того, чего ты только мог надеяться достичь, чтобы удовлетворить свою жажду. Но передай Мои приветствия этому притворщику Зун-Нуну. Потом скажи ему: «Притворщик и лжец, не будь Я твоим Господом, если не раскрою твой позор перед всем городом. Смотри же, не смей обманывать несчастных влюбленных при Моем дворе и отпугивать их от Моего двора».
Ученик проснулся, и его охватили рыдания. Он пошел к Зун-Нуну Аль-Мисри и все рассказал ему. Когда Зун-Нун услышал слова о том, что Бог посылает ему приветствия и объявляет его притворщиком и лжецом, он упал на землю и стал кататься по ней от радости, рыдая в экстазе.
Думаю, один из слоев смысла этой чрезвычайно любопытной истории станет чуть яснее, если поразмышлять над высказыванием Зун-Нуна: «Нет пользы для тебя держаться компании тех, кто любит считать тебя безгрешным».
****
Последние годы жизни Зун-Нун провел в Гизе недалеко к югу от Фустата, близи от великих пирамид и Сфинкса.
Вид на пирамиды в Гизе
Когда пришло его время покинуть этот мир, ученики попросили его дать им последнее наставление, на что суфий ответил: «Не отвлекайте меня, я дивлюсь красотами Его щедрости!» Может быть, он хотел, чтобы ученики вспомнили то, что Аль-Мисри говорил им раньше: «Что есть конец Любви? У Любви нет конца. Вы спросите, почему? Потому что Возлюбленный бесконечен».
Он писал об этом в стихах:
Все, что рождается в мире, должно умереть,
Нет исключений от смерти, прибежища нет.
Но и сама попирается смертию смерть -
Вечно живым остается Единого свет.
Вид из галереи самой древней каирской мечети Ибн Тулуна, которая была построена во времена Зун-Нуна
Первый Он и последний, Единый, начало всего,
«Далеко» или «близко» - различия нет для Него.
Мощен Он и возвышен; сквозь смену времен
В прошлом шел Он один, и в будущем есть только Он.
Рассказывают, что в день похорон Зун-Нуна нещадно палило солнце, но на всем пути от его дома до места захоронения над повозкой с гробом кружились птицы, как бы защищая процессию от солнца.
Вид на некрополь («Город Мертвых») - район Каира, где ранее находились только мавзолеи, и где был похоронен Зун-Нун
Худжвири отзывался о Зун-Нуне как об одном из лучших суфиев, когда-либо живших, добавляя, что люди Египта при жизни не признавали его величия. Судя по скромному мавзолею Аль-Мисри, он и по сей день остается неизвестным и непонятным большинству. Причина данного парадокса наглядно показана в следующей истории из книги Идриса Шаха «Путь суфиев»:
«Однажды к Зун-Нуну пришел юноша и заявил, что суфии неправы и многое другое. Египтянин, не сказав ни слова, снял с пальца кольцо и протянул его молодому человеку со словами: «Отнеси это кольцо к рыночным торговцам - и посмотри, сможешь ли ты получить за него золотой».
Никто на всем рынке не предложил за кольцо больше, чем серебряную монету, и молодой человек принес кольцо назад.
«А теперь, - сказал Зун‑Нун, - отнеси его настоящему ювелиру. Посмотрим, сколько он за него заплатит».
Ювелир предложил за кольцо тысячу золотых. Молодой человек был поражен.
«Сейчас твои знания о суфиях, - сказал Зун-Нун, - столь же велики, как знания торговцев о драгоценных камнях. Если хочешь по достоинству ценить драгоценности, стань ювелиром».
Как в вышеприведенной истории, лишь немногие понимают истинную ценность того, кто приходил на землю под именем Зун-Нун Аль-Мисри.
В мавзолее Зун-Нуна
Нам очень повезло, что в четверг, когда мы отправились поклониться Зун-Нуну в каирский некрополь, его мавзолей был открыт - нас предупреждали, что его мало посещают, и он часто бывает закрыт, поскольку формально не является музеем. Нашу маленькую паломническую группу привел туда по узким и хаотичным улочкам Города Мертвых наш египетский Проводник, дервиш ордена Кадири по имени Бешир. Он же рассказал нам некоторые из тех историй об Аль-Мисри, которыми я поделилась здесь.
...Я подхожу к ограде, за которой находится прикрытая зеленой тканью гробница великого мистика, и закрываю лицо руками, чтобы не видно было, как я улыбаюсь от уха до уха от радости этой встречи. Я знаю, что мое счастье воссоединения взаимно, и что Зун-Нун Египтянин давно ждал издалека тех, кто знает толк в подлинных драгоценностях.