(no subject)
Новое кладбище
Похоже, священник Воронейского православного прихода Иоанн Угольников, о котором я писал ранее, был занозой в одном месте не только для причудских старообрядцев, но и для гражданских властей. По всякому поводу он имел свое мнение и не стеснялся его высказывать. Причем делал это весьма прямолинейно, без оглядки на авторитеты. За что ему нет- нет, да и "прилетало" от церковного начальства...
"Вследствии поручения Вашего Высокоблагородия от 24 минувшего октября за № 1591 я 5 сего ноября, совместно с Дерпским уездным врачем, выбыл для осмотра местности под новое Воронейское кладбище, о чем священнику Иоанну Угольникову было доложено урядников Пруэлем, которому о том мною был дан приказ эстафетою. К осмотру земли в д. Воронья о. Иоанн прибыл, но вместо содействия и совместного осмотра начал позволять себе агитировать народ против полиции, выражаясь "нашего мнения не слушают", "я писал начальнику уезда, а он мне не ответил" и "нам нечего здесь делать". Услышав это, находившийся рядом народ начал роптать, ввиду чего я попросил священника ничего лишнего не говорить. Священник произносил эти выражения, потому что ему не нравилось, что было приступлено мною к осмотру местности в расстоянии около 300 саженей от села Воронья (ст. 915 том 13 Свода законов), а между тем о. Иоанну хотелось, как он высказал впоследствии, осмотреть место под кладбище на 100 саженей ближе к деревне, каковое место и осмотрено было по дошедшей до него очереди. Окончив осмотр местностей и сделав заключение о годности и негодности их под кладбище, мною предложено было священнику подписать протокол осмотра, на что он ответил, что он посмотрит еще, как будет внесено в протокол, добавив, что он написал в Консисторию об этом деле. Я ему сказал на это, что меня не касается то, что он писал в Консисторию и что я говорю с ним по поводу осмотра сегодняшнего числа, на что он ответил, что ему нет дела до полиции. О вышеозначенном, не желая подорвать авторитет православного священника составлением протокола его действий в глазах местного раскольнического народонаселения, я протокола не составил и как бы оставил без последствий его неуместные выражения, но сообщил о сим Благочинному 1-го округа Дерптского уезда, как непосредственному начальнику священника Угольникова. Вообще я заметил, что этот священник питает нерасположение ко мне со дня составления протокола о негодности старого кладбища, хотя составление такового протокола возлагается на меня законом и формальным поручением начальства.
О чем имею честь донести Вашему Высокоблагородию.
Подписал: Младший помощник Н. Фомин"
Итак, о. Иоанн вроде бы не против нового кладбища, однако желает, чтобы оно располагалось чуток поближе к деревне. Уездный чиновник Николай Фомин ссылается на ст. 915 (том 13) Свода законов Российской империи, где черным по белому написано, что "кладбищ среди селений не иметь, но учреждать оные позади, не ближе полуверсты от них...". Если принять за основу классическую версту в 500 саженей (1066 метров), то минимальное расстояние до мест погребения не должно было превышать ... 250 саженей. Власти присмотрели участок в 300 саженей от деревни, Угольников предлагает свой вариант, на 100 саженей поближе. По факту, отступление от буквы закона составило бы всего 50 саженей (~100 метров). Думаю, младшего помощника Фомина возмутило не столько содержание, сколько форма протеста. Православный священник публично ораторствовал при большом скоплении народа, который уже "начал роптать". Рискну предположить, что критика в адрес полиции от представителя государственной церкви звучала для слушателей (в большинстве своем старообрядцев), как бальзам на душу. Этого уездный чиновник никак не мог допустить. Однако прилюдно составлять протокол на возмутителя спокойствия и уж тем более задерживать его, не стал, дабы не "подрывать авторитет православного священника в глазах местного раскольнического народонаселения".
"Ваше Преосвященство, Милостивый Архипастырь.
Начальник Дерптского уезда донес мне, что при осмотре его Младшим помощником избранных вследствии моего предписания новых мест под Воронейское православное и старообрядческое кладбище, местный священник о. Иоанн Угольников вместо того, чтобы оказать свое содействие и совместно с Младшим помощником осмотреть избранные места, начал агитировать народ против полиции. Вследствии сего, препровождая при сем копию с рапорта Младшего помощника на имя начальника Дерптского уезда, в котором подробно описан вышеупомянутый поступок о. Иоанна Угольникова, имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство, не признаете ли Вы возможным принять меры к прекращению подобного опасного, по состоянию умов раскольников, возбуждения их против полиции.
Поручая себя Архипасторским молитвам Вашим имею честь быть Вашего Преосвященства..."
Жалоба на неподобающее поведение воронейского священника дошла до канцелярии Лифляндского губернатора Михаила Зиновьева. Последний деликатно намекнул Рижскому и Митавскому епископу Арсению, что надобно приструнить излишне говорливого пастыря на предмет недопустимости в будушем "подобного опасного, по состоянию умов раскольников, возбуждения их против полиции".
На сей раз Угольников отделался легким испугом. Если быть точным, то "внушением, с предупреждением, что на будущее время за подобные действия он будет подвергнут строгому взысканию." Дискредитация представителей власти в глазах "раскольников" никак не вписывалась в поведенческий кодекс православного священника. На дворе был декабрь 1892 года. Через 9 месяцев Иоанна Угольникова переместят из старообрядческого поселения в православную Олешницу (эст. Alajõe). Хочется верить, что это была обычная ротация кадров и вышеописанный инцидент тут не при чем...
P.S. О судьбе "раскрученных" персонажей этой истории, таких как губернатор Михаил Зиновьев и Рижский архиепископ Арсений, завсегда можно спросить у Гугла. А вот про скромного уездного чиновника Николая Фомина, чья докладная записка и положила начало делу "о поступке священника Угольникова при осмотре избранных новых мест под Воронейское кладбище", всемирная паутина нам ничего не расскажет. Но, к счастью, есть архивы...
Николай Васильевич Фомин родился в 1855 году в семье потомственных дворян Саратовской губернии. В 1875 году окончил полный курс Пензенской классической гимназии, после чего поступил вольноопределяющимся на военную службу. Через год подал прошение и был зачислен в Московское пехотное юнкерское училище. Военную карьеру завершил в 1891 году в звании штабс-капитана. По выходе в отставку был назначен младшим помощником Дерптского уездного начальника с переименованием чина из военного в гражданский (титулярный советник).
К этому времени русификация остзейских губерний уже шла полным ходом, так что вряд ли от начинающего чиновника потребовали знания местных языков (эстонского и немецкого). Предшественник Фомина - надворный советник фон Штемпель передал новому хозяину кабинета всю бухгалтерию, включая 89 неоконченных дел и 43 рубля 28 копеек наличных денег.
В 1902 году Николай Васильевич получил повышение. Из Юрьева его перевели на должность начальника Феллинского (Viljandi) уезда, в каковой он, с небольшим перерывом, и пребывал до начала 1917 года. А потом грянула Февральская революция и все рухнуло в одночасье...
Решением замминистра Внутренних дел князя Сергея Урусова полицию переименовали в милицию, а старых чиновников уволили со дня.
Статский советник Николай Фомин, отдавший госслужбе лучшие годы своей жизни, остался у разбитого корыта.
Если быть точным, то право на пенсию по старости он сохранил. Но её размер (428 рублей в год) выглядел как насмешка после оклада в 3200 руб. Имея за плечами 40 лет 5 месяцев и 9 дней стажа отец семейства не нажил "имущества и прав на эмеритуру". Эмеритура (от лат. emereo - заслуживаю) - спецпенсия за счет обязательных отчислений из жалованья служащих, аналог нашей 2-й ступени. Вчерашний Феллинский уездный исправник хлопочет о ежегодном социальном пособии в 2500 рублей, поскольку на его иждивении находятся больная жена и дочь-инвалид с грудным ребенком на руках. За Николая Фомина перед новой властью ходатайствуют влиятельные в прежней жизни персоны. Например, супруга знаменитого русского метеоролога, члена-корреспондента Петербургской Академии наук Александа Клоссовского
"Позвольте обратиться к Вам за истинно человеческой помощью. Я хочу получить её от Вас во имя не только людского сострадания, но и справедливости. В момент революции в Феллине, вследствии ликвидации властей, прервал свою службу начальник уезда Николай Васильевич Фомин - просвещенный и преданный, в лучшем смысле слова, делу служения здешнему краю администратор. Мой, 4 месяца тому назад умерший муж, заслуженный профессор А. В. Клоссовский хорошо знал, как и я, Н. В. Фомина. Имя Клоссовского есть символ научного и морального авторитета. Не время вводить теперь в заблуждение официальных лиц. Не откажите поверить нам, что Н. В. Фомин, после 40-летней службы внезапно остался без всяких средств к существованию, с больной женой, калекой дочерью с грудным ребенком, отец которого на войне честно исполняет свой долг. Вся деятельность Н. В. Фомина прошла в стремлении дать опору трудовому классу, немало было подано по разным инстанциям записок с указанием на необходимость реформ, немало было за эти протесты неприятностей по службе. Все это констатировано расследованием в момент его увольнения из Феллина. В Петрограде он нашел себе заработок и его оценили. Но два года тому назад он перенес тяжелую операцию глаз. Потрясения возобновили болезнь и он вправе получить пенсию: 40 лет честной службы, слеп, стар, обременен не только нетрудоспособной семьей, но семьей, требующей лечения. Не откажите спасти этих людей. К Вам посланы его бумаги для аттестации. Помогите с аттестацией и их скорейшей обратной высылкой.
Допропорядочность Н. В. Фомина охотно подтвердят:
- Стрельцов - председатель Перново-Феллинского мирового суда,
- известный Владимир Львович Бурцев,
- Владимир Данилович Хвольсон - присяжный поверенный, который написал о Н. В. Фомине: "знаю его более 20 лет, как честнейшего и благороднейшего человека, с ним произошла величайшая несправедливость".
Наша общая жизнь стала так трудна, но она почти безысходна для людей разбитых горем, без пристанища и средств при старости и болезнях. Я верую, что силы и права, которые Вам посылает судьба, дадут опору безпомощности, а Вам удовлетворение содеянного добра. Благодарю душою за все, что захотите сделать"
Варвара Павловна Клоссовская (1855) - детская писательница, автор воспоминаний о своем знаменитом муже. После октябрьского переворота 1917 года покинула Россию. Скончалась в 1937 году в возрасте 82 лет, похоронена в Берлине. Её перу, в частности, принадлежит книжка "Две елки: для детей и взрослых". Петроград, типография Киршбаума, 1917. 32 стр.
1. "Милостивый Государь Господин Комиссар".
Историческая развилка, на которой оказалась Россия между февралем и октябрем 1917 года вынуждала людей старой закалки тщательно подбирать слова. Вместо привычных губернаторов появились комиссары Временного правительства с весьма скромными полномочиями. Обращение "Ваше Превосходительство" уже кануло в лету, а "товарищ" было еще на подходе. Варвара Павловна посчитала, что "Милостивый Государь" хоть и родом из прежней эпохи, но вполне допустимый оборот речи. Кстати, обращение завизировано печатью уже не существующей на тот момент "канцелярии Лифляндского губернатора". Дело в том, что после февральских событий претерпели изменения не только прежние должности, но и границы. Согласно постановлению Временного правительства "Об автономии Эстляндии" от вчерашней Лифляндской губернии отделили 5 уездов с эстонским населением (включая Феллинский) и передали в состав Эстонии. Так что проникновенное письмо госпожи Клоссовской отправилось отнюдь не в Ригу, а в Ревель, где и легло на стол одного из отцов-основателей будущей Эстонской Республики, а на тот момент Губернского комиссара Яна Поски.
"Прошу ускорить и обосновать ходатайство возможно тщательнее".
Подумалось, а вдруг резолюцию на прошение Клоссовской наложил сам Ян Поска! Для сравнения скопипастил из архива его аутентичный почерк (будущий Министр иностранных дел Эстонской Республики был билингва). Увы, это не он...
2. "Вся деятельность Н. В. Фомина прошла в стремлении дать опору трудовому классу".
Времена изменились и без "поклона в красный угол" было уже не обойтись. После крушения монархии заигрывание с "низами" и проклятия в адрес самодержавия считались чем то само-собой разумеющимся. Варвара Павловна всего лишь следовала правилам игры...
3. Список тех, кто со слов Клоссовской готов был подтвердить допропорядочность Николая Фомина впечатляет:
Стрельцов Владимир Павлович, действительный статский советник, председатель Перново-Феллинского мирового суда. Более о его судьба пока ничего сказать не могу.
"Известный Владимир Львович Бурцев" - знаменитый публицист, разоблачитель секретных агентов полиции среди революционеров. Его звездый час пришелся аккурат на февраль - октябрь 1917 года. С большевиками вчерашний борец против царизма общего языка не нашел и вынужден был покинуть Россию. В эмиграции печатал как антикоммунистические ("Проклятье вам, большевики"), так и антифашистские статьи (доказал подложность "Протоколов сионских мудрецов"). Каким боком он знавал Фомина, сказать не берусь. Рискну предположить, что вчерашний уездный начальник сошелся с маститым журналистом уже в Петрограде, то есть после отъезда из Эстонии. Варвара Клоссовская, судя по несколько пренебрежительному эпитету "известный", особо теплых чувств в Бурцеву не питала. Оно и понятно: в её глазах он принадлежал к когорте тех, кто расшатывал устои привычного и устоявшегося миропорядка.
Владимир Данилович Хвольсон (1868 - 1931) - юрист, присяжный поверенный. Был женат на Анне Душкиной (1868 - 1934) - русской детской писательнице, придумавшей "Мурзилку" и "Незнайку". Отец Владимира - Даниил Хвольсон - знаменитый русский лингвист и востоковед. После октября 1917 года супруги Хвольсоны покинули Россию. Скончались во Франции, похоронены на знаменитом кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
4. "Имя Клоссовского есть символ научного и морального авторита".
Варвара Павловна пребывает в несколько наивном убеждении, что апелляция к заслугам её скончавшегося супруга всенепременно поможет решить проблему.
"В удостоверение личности моего мужа и моей решаюсь приложить эти две брошюры". Как мило!!!
5.
Последняя справка в этом душещипательном деле датирована 21 августа 1917 года. Из пока еще Юрьева "вдове заслуженного профессора" сообщили, что "Губернским комиссаром сделано сношение с Главным Управлением по делам милиции". Да простит меня читатель за фривольность, но "сношаться" тогдашним властям оставалось недолго. Через два месяца власть в России (и Эстонии) захватят большевики, а через полгода бывшую прибалтийскую губернию оккупируют войска кайзеровской Германии. Рискну предположить, что новым хозяевам будет не до старого служаки...
Финал жизни бывшего первого помощника начальника Дерптского уезда, схлестнувшегося в далеком 1892 году с воронейским священником, мне неведом. Но скорее всего он был безрадостным. В лучшем случае, Николай Фомин, как и его заступница Варвара Клоссовская, покинул Россию и провел остаток жизни пусть и в нищете, но в какой-никакой безопасности. В худшем, остался в родных пенатах и до конца дней пребывал под дамокловым мечом диктатуры пролетариата из-за своего дворянского происхождения и полицейского прошлого...
Заранее извиняюсь, что в очередной раз не удержался и потянул за ниточку причинно-следственных связей, которые как бы невзначай увлекли повествование с воронейской окраины на просторы глобальных исторических событий...
Такая вот история...
На главную Немного истории
Похоже, священник Воронейского православного прихода Иоанн Угольников, о котором я писал ранее, был занозой в одном месте не только для причудских старообрядцев, но и для гражданских властей. По всякому поводу он имел свое мнение и не стеснялся его высказывать. Причем делал это весьма прямолинейно, без оглядки на авторитеты. За что ему нет- нет, да и "прилетало" от церковного начальства...
"Вследствии поручения Вашего Высокоблагородия от 24 минувшего октября за № 1591 я 5 сего ноября, совместно с Дерпским уездным врачем, выбыл для осмотра местности под новое Воронейское кладбище, о чем священнику Иоанну Угольникову было доложено урядников Пруэлем, которому о том мною был дан приказ эстафетою. К осмотру земли в д. Воронья о. Иоанн прибыл, но вместо содействия и совместного осмотра начал позволять себе агитировать народ против полиции, выражаясь "нашего мнения не слушают", "я писал начальнику уезда, а он мне не ответил" и "нам нечего здесь делать". Услышав это, находившийся рядом народ начал роптать, ввиду чего я попросил священника ничего лишнего не говорить. Священник произносил эти выражения, потому что ему не нравилось, что было приступлено мною к осмотру местности в расстоянии около 300 саженей от села Воронья (ст. 915 том 13 Свода законов), а между тем о. Иоанну хотелось, как он высказал впоследствии, осмотреть место под кладбище на 100 саженей ближе к деревне, каковое место и осмотрено было по дошедшей до него очереди. Окончив осмотр местностей и сделав заключение о годности и негодности их под кладбище, мною предложено было священнику подписать протокол осмотра, на что он ответил, что он посмотрит еще, как будет внесено в протокол, добавив, что он написал в Консисторию об этом деле. Я ему сказал на это, что меня не касается то, что он писал в Консисторию и что я говорю с ним по поводу осмотра сегодняшнего числа, на что он ответил, что ему нет дела до полиции. О вышеозначенном, не желая подорвать авторитет православного священника составлением протокола его действий в глазах местного раскольнического народонаселения, я протокола не составил и как бы оставил без последствий его неуместные выражения, но сообщил о сим Благочинному 1-го округа Дерптского уезда, как непосредственному начальнику священника Угольникова. Вообще я заметил, что этот священник питает нерасположение ко мне со дня составления протокола о негодности старого кладбища, хотя составление такового протокола возлагается на меня законом и формальным поручением начальства.
О чем имею честь донести Вашему Высокоблагородию.
Подписал: Младший помощник Н. Фомин"
Итак, о. Иоанн вроде бы не против нового кладбища, однако желает, чтобы оно располагалось чуток поближе к деревне. Уездный чиновник Николай Фомин ссылается на ст. 915 (том 13) Свода законов Российской империи, где черным по белому написано, что "кладбищ среди селений не иметь, но учреждать оные позади, не ближе полуверсты от них...". Если принять за основу классическую версту в 500 саженей (1066 метров), то минимальное расстояние до мест погребения не должно было превышать ... 250 саженей. Власти присмотрели участок в 300 саженей от деревни, Угольников предлагает свой вариант, на 100 саженей поближе. По факту, отступление от буквы закона составило бы всего 50 саженей (~100 метров). Думаю, младшего помощника Фомина возмутило не столько содержание, сколько форма протеста. Православный священник публично ораторствовал при большом скоплении народа, который уже "начал роптать". Рискну предположить, что критика в адрес полиции от представителя государственной церкви звучала для слушателей (в большинстве своем старообрядцев), как бальзам на душу. Этого уездный чиновник никак не мог допустить. Однако прилюдно составлять протокол на возмутителя спокойствия и уж тем более задерживать его, не стал, дабы не "подрывать авторитет православного священника в глазах местного раскольнического народонаселения".
"Ваше Преосвященство, Милостивый Архипастырь.
Начальник Дерптского уезда донес мне, что при осмотре его Младшим помощником избранных вследствии моего предписания новых мест под Воронейское православное и старообрядческое кладбище, местный священник о. Иоанн Угольников вместо того, чтобы оказать свое содействие и совместно с Младшим помощником осмотреть избранные места, начал агитировать народ против полиции. Вследствии сего, препровождая при сем копию с рапорта Младшего помощника на имя начальника Дерптского уезда, в котором подробно описан вышеупомянутый поступок о. Иоанна Угольникова, имею честь покорнейше просить Ваше Преосвященство, не признаете ли Вы возможным принять меры к прекращению подобного опасного, по состоянию умов раскольников, возбуждения их против полиции.
Поручая себя Архипасторским молитвам Вашим имею честь быть Вашего Преосвященства..."
Жалоба на неподобающее поведение воронейского священника дошла до канцелярии Лифляндского губернатора Михаила Зиновьева. Последний деликатно намекнул Рижскому и Митавскому епископу Арсению, что надобно приструнить излишне говорливого пастыря на предмет недопустимости в будушем "подобного опасного, по состоянию умов раскольников, возбуждения их против полиции".
На сей раз Угольников отделался легким испугом. Если быть точным, то "внушением, с предупреждением, что на будущее время за подобные действия он будет подвергнут строгому взысканию." Дискредитация представителей власти в глазах "раскольников" никак не вписывалась в поведенческий кодекс православного священника. На дворе был декабрь 1892 года. Через 9 месяцев Иоанна Угольникова переместят из старообрядческого поселения в православную Олешницу (эст. Alajõe). Хочется верить, что это была обычная ротация кадров и вышеописанный инцидент тут не при чем...
P.S. О судьбе "раскрученных" персонажей этой истории, таких как губернатор Михаил Зиновьев и Рижский архиепископ Арсений, завсегда можно спросить у Гугла. А вот про скромного уездного чиновника Николая Фомина, чья докладная записка и положила начало делу "о поступке священника Угольникова при осмотре избранных новых мест под Воронейское кладбище", всемирная паутина нам ничего не расскажет. Но, к счастью, есть архивы...
Николай Васильевич Фомин родился в 1855 году в семье потомственных дворян Саратовской губернии. В 1875 году окончил полный курс Пензенской классической гимназии, после чего поступил вольноопределяющимся на военную службу. Через год подал прошение и был зачислен в Московское пехотное юнкерское училище. Военную карьеру завершил в 1891 году в звании штабс-капитана. По выходе в отставку был назначен младшим помощником Дерптского уездного начальника с переименованием чина из военного в гражданский (титулярный советник).
К этому времени русификация остзейских губерний уже шла полным ходом, так что вряд ли от начинающего чиновника потребовали знания местных языков (эстонского и немецкого). Предшественник Фомина - надворный советник фон Штемпель передал новому хозяину кабинета всю бухгалтерию, включая 89 неоконченных дел и 43 рубля 28 копеек наличных денег.
В 1902 году Николай Васильевич получил повышение. Из Юрьева его перевели на должность начальника Феллинского (Viljandi) уезда, в каковой он, с небольшим перерывом, и пребывал до начала 1917 года. А потом грянула Февральская революция и все рухнуло в одночасье...
Решением замминистра Внутренних дел князя Сергея Урусова полицию переименовали в милицию, а старых чиновников уволили со дня.
Статский советник Николай Фомин, отдавший госслужбе лучшие годы своей жизни, остался у разбитого корыта.
Если быть точным, то право на пенсию по старости он сохранил. Но её размер (428 рублей в год) выглядел как насмешка после оклада в 3200 руб. Имея за плечами 40 лет 5 месяцев и 9 дней стажа отец семейства не нажил "имущества и прав на эмеритуру". Эмеритура (от лат. emereo - заслуживаю) - спецпенсия за счет обязательных отчислений из жалованья служащих, аналог нашей 2-й ступени. Вчерашний Феллинский уездный исправник хлопочет о ежегодном социальном пособии в 2500 рублей, поскольку на его иждивении находятся больная жена и дочь-инвалид с грудным ребенком на руках. За Николая Фомина перед новой властью ходатайствуют влиятельные в прежней жизни персоны. Например, супруга знаменитого русского метеоролога, члена-корреспондента Петербургской Академии наук Александа Клоссовского
"Позвольте обратиться к Вам за истинно человеческой помощью. Я хочу получить её от Вас во имя не только людского сострадания, но и справедливости. В момент революции в Феллине, вследствии ликвидации властей, прервал свою службу начальник уезда Николай Васильевич Фомин - просвещенный и преданный, в лучшем смысле слова, делу служения здешнему краю администратор. Мой, 4 месяца тому назад умерший муж, заслуженный профессор А. В. Клоссовский хорошо знал, как и я, Н. В. Фомина. Имя Клоссовского есть символ научного и морального авторитета. Не время вводить теперь в заблуждение официальных лиц. Не откажите поверить нам, что Н. В. Фомин, после 40-летней службы внезапно остался без всяких средств к существованию, с больной женой, калекой дочерью с грудным ребенком, отец которого на войне честно исполняет свой долг. Вся деятельность Н. В. Фомина прошла в стремлении дать опору трудовому классу, немало было подано по разным инстанциям записок с указанием на необходимость реформ, немало было за эти протесты неприятностей по службе. Все это констатировано расследованием в момент его увольнения из Феллина. В Петрограде он нашел себе заработок и его оценили. Но два года тому назад он перенес тяжелую операцию глаз. Потрясения возобновили болезнь и он вправе получить пенсию: 40 лет честной службы, слеп, стар, обременен не только нетрудоспособной семьей, но семьей, требующей лечения. Не откажите спасти этих людей. К Вам посланы его бумаги для аттестации. Помогите с аттестацией и их скорейшей обратной высылкой.
Допропорядочность Н. В. Фомина охотно подтвердят:
- Стрельцов - председатель Перново-Феллинского мирового суда,
- известный Владимир Львович Бурцев,
- Владимир Данилович Хвольсон - присяжный поверенный, который написал о Н. В. Фомине: "знаю его более 20 лет, как честнейшего и благороднейшего человека, с ним произошла величайшая несправедливость".
Наша общая жизнь стала так трудна, но она почти безысходна для людей разбитых горем, без пристанища и средств при старости и болезнях. Я верую, что силы и права, которые Вам посылает судьба, дадут опору безпомощности, а Вам удовлетворение содеянного добра. Благодарю душою за все, что захотите сделать"
Варвара Павловна Клоссовская (1855) - детская писательница, автор воспоминаний о своем знаменитом муже. После октябрьского переворота 1917 года покинула Россию. Скончалась в 1937 году в возрасте 82 лет, похоронена в Берлине. Её перу, в частности, принадлежит книжка "Две елки: для детей и взрослых". Петроград, типография Киршбаума, 1917. 32 стр.
1. "Милостивый Государь Господин Комиссар".
Историческая развилка, на которой оказалась Россия между февралем и октябрем 1917 года вынуждала людей старой закалки тщательно подбирать слова. Вместо привычных губернаторов появились комиссары Временного правительства с весьма скромными полномочиями. Обращение "Ваше Превосходительство" уже кануло в лету, а "товарищ" было еще на подходе. Варвара Павловна посчитала, что "Милостивый Государь" хоть и родом из прежней эпохи, но вполне допустимый оборот речи. Кстати, обращение завизировано печатью уже не существующей на тот момент "канцелярии Лифляндского губернатора". Дело в том, что после февральских событий претерпели изменения не только прежние должности, но и границы. Согласно постановлению Временного правительства "Об автономии Эстляндии" от вчерашней Лифляндской губернии отделили 5 уездов с эстонским населением (включая Феллинский) и передали в состав Эстонии. Так что проникновенное письмо госпожи Клоссовской отправилось отнюдь не в Ригу, а в Ревель, где и легло на стол одного из отцов-основателей будущей Эстонской Республики, а на тот момент Губернского комиссара Яна Поски.
"Прошу ускорить и обосновать ходатайство возможно тщательнее".
Подумалось, а вдруг резолюцию на прошение Клоссовской наложил сам Ян Поска! Для сравнения скопипастил из архива его аутентичный почерк (будущий Министр иностранных дел Эстонской Республики был билингва). Увы, это не он...
2. "Вся деятельность Н. В. Фомина прошла в стремлении дать опору трудовому классу".
Времена изменились и без "поклона в красный угол" было уже не обойтись. После крушения монархии заигрывание с "низами" и проклятия в адрес самодержавия считались чем то само-собой разумеющимся. Варвара Павловна всего лишь следовала правилам игры...
3. Список тех, кто со слов Клоссовской готов был подтвердить допропорядочность Николая Фомина впечатляет:
Стрельцов Владимир Павлович, действительный статский советник, председатель Перново-Феллинского мирового суда. Более о его судьба пока ничего сказать не могу.
"Известный Владимир Львович Бурцев" - знаменитый публицист, разоблачитель секретных агентов полиции среди революционеров. Его звездый час пришелся аккурат на февраль - октябрь 1917 года. С большевиками вчерашний борец против царизма общего языка не нашел и вынужден был покинуть Россию. В эмиграции печатал как антикоммунистические ("Проклятье вам, большевики"), так и антифашистские статьи (доказал подложность "Протоколов сионских мудрецов"). Каким боком он знавал Фомина, сказать не берусь. Рискну предположить, что вчерашний уездный начальник сошелся с маститым журналистом уже в Петрограде, то есть после отъезда из Эстонии. Варвара Клоссовская, судя по несколько пренебрежительному эпитету "известный", особо теплых чувств в Бурцеву не питала. Оно и понятно: в её глазах он принадлежал к когорте тех, кто расшатывал устои привычного и устоявшегося миропорядка.
Владимир Данилович Хвольсон (1868 - 1931) - юрист, присяжный поверенный. Был женат на Анне Душкиной (1868 - 1934) - русской детской писательнице, придумавшей "Мурзилку" и "Незнайку". Отец Владимира - Даниил Хвольсон - знаменитый русский лингвист и востоковед. После октября 1917 года супруги Хвольсоны покинули Россию. Скончались во Франции, похоронены на знаменитом кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.
4. "Имя Клоссовского есть символ научного и морального авторита".
Варвара Павловна пребывает в несколько наивном убеждении, что апелляция к заслугам её скончавшегося супруга всенепременно поможет решить проблему.
"В удостоверение личности моего мужа и моей решаюсь приложить эти две брошюры". Как мило!!!
5.
Последняя справка в этом душещипательном деле датирована 21 августа 1917 года. Из пока еще Юрьева "вдове заслуженного профессора" сообщили, что "Губернским комиссаром сделано сношение с Главным Управлением по делам милиции". Да простит меня читатель за фривольность, но "сношаться" тогдашним властям оставалось недолго. Через два месяца власть в России (и Эстонии) захватят большевики, а через полгода бывшую прибалтийскую губернию оккупируют войска кайзеровской Германии. Рискну предположить, что новым хозяевам будет не до старого служаки...
Финал жизни бывшего первого помощника начальника Дерптского уезда, схлестнувшегося в далеком 1892 году с воронейским священником, мне неведом. Но скорее всего он был безрадостным. В лучшем случае, Николай Фомин, как и его заступница Варвара Клоссовская, покинул Россию и провел остаток жизни пусть и в нищете, но в какой-никакой безопасности. В худшем, остался в родных пенатах и до конца дней пребывал под дамокловым мечом диктатуры пролетариата из-за своего дворянского происхождения и полицейского прошлого...
Заранее извиняюсь, что в очередной раз не удержался и потянул за ниточку причинно-следственных связей, которые как бы невзначай увлекли повествование с воронейской окраины на просторы глобальных исторических событий...
Такая вот история...
На главную Немного истории