*_*_*, или пять скетчей о тайной, а равно и явной природе вещей
I
Лазарь Ааронович любил свою работу. Он помогал мёртвым нравиться в мире живых. Иметь там успех, так сказать. Ежедневно (кроме выходных и праздников, разумеется) Лазарь Ааронович преодолевал четыре трамвайных остановки, потом надо было ещё пройти вот так чуть-чуть тропинкой, пролезть между сломанными досками ветхого забора (это чтобы угол срезать, вполне резонно) и только тогда, молодцеватый, чуть с прозеленью, он входил в одноэтажный, неприметный сарайчик позади областной больницы. Внутри слегка чисто и кафельно. Открыто окно, и запах акаций, разносимый ветром, играет казёной минздравовской тюлью. Он сел, и надолго задумался о былом.
II
Дедушка Юлька был сегодня сущий диавол. Ещё за утренним чаем он понял: сожительница Лариса хочет его убить. Это она приставила к его личному кипятильнику шпионить каких-то несносных тварей. Она думает что никто не видит. Наивная! Дед Юлька хитёр и смел! Это он только для отвода глаз третьего дня накрошил в уборной прошлогодний номер известий и обильно залил кефиром. И пусть думают что невменяемый. Пусть ослабят бдительность, а уж тогда... Внезапно, глубокие мысли о былом заполонили Деда Юлькин мозжечок серебристыми мушками.
III
Некоторая маленькая девочка очень не хотела ходить в школу, и не просто так себе из пустяковых соображений. Ну вот совершенно невозможно было ей туда пойти, аж не знаю с чего бы так. Учительница-гордость бывало так спросит невзначай у родителей, не вышло бы чего, сами знаете. Те только отмалчиваются так в тряпочку, или того лучше, станут и хихикают, ну сущие идиоты, янемогу. Учительница только так зыркнет строго сквозь очки овальные, да ножкой топнет, ужас как страшно. После смотрит, что с этих блаженненьких взятки гладки, и думает так, провались вы совсем, идолы. И спешит в класс свой, деток учить писать и читать предложения умные, чтоб в каждом, каждый раз слово "так" было. Но по разу, а больше нельзя, плохо так получается. И всё учит, учит деток, падла, чтоб росли так здоровенькие и счастливенькие. Спаси Господи! Но тут думы о былом как подкрадутся так незаметно...
IV
Виктор Палыч имел сплошные неприятности по служебной линии. По женской (хе-хе) части. А дело всё в том, что, например, надо какую работу левую да не денежную справить, так налезут красавицы всем коллективом дружным, только держись. И вот уже Виктор Палыч, голубчик, корпит над полугодовым отчётом, клеит окна поролоном вонючим, или того хуже, к начальнику злому да пузатому с прошением идёт. А надо сказать что всё это ему не упало не на. Всё только глазки их прекрасные (хе-хе) его очаровывали. Долго бы тянулись эти злоключения, да только явился Палыч раз домой со службы. Явился, говорю значит, со службы, усики бритвочкой поровнял, а после задумался. Нет, не о былом. А только взял он рукой левой пониже сраму, а правой, с бритвочкой, хватил разом наискось, как учили (или не учили, упомнишь тут). Жижа течёт... И теперь дела у него идут вольно. Бывало, подойдёт какая-то и уже глазками стрельнет и бюстик поправит "Виктор Палыч, а не могли бы вы..." Порывисто вставал он тогда из-за стола, срывал портки и орал "Иди Наааа Бл...". Вид непокрытой правды навеивал сотрудницам смутные мысли о былом.
V
В жизни гранёного стакана наступили суровые перемены. Ранее он жил на второй полке буфета, а с недавних пор прочно утвердился на подоконнике. День сменялся ночью. Хозяин приходил. Хозяин уходил. Грохотали в парадной шаги соседей. На солнечном пятне растекался дворовой кот. Изредка бывал дождь. Скользили свинцовые утюги переменной облачности. В водовороте этих мятежных событий несчастный стакан совсем потерял себя.
(написано в здравом уме и трезвой памяти)
Лазарь Ааронович любил свою работу. Он помогал мёртвым нравиться в мире живых. Иметь там успех, так сказать. Ежедневно (кроме выходных и праздников, разумеется) Лазарь Ааронович преодолевал четыре трамвайных остановки, потом надо было ещё пройти вот так чуть-чуть тропинкой, пролезть между сломанными досками ветхого забора (это чтобы угол срезать, вполне резонно) и только тогда, молодцеватый, чуть с прозеленью, он входил в одноэтажный, неприметный сарайчик позади областной больницы. Внутри слегка чисто и кафельно. Открыто окно, и запах акаций, разносимый ветром, играет казёной минздравовской тюлью. Он сел, и надолго задумался о былом.
II
Дедушка Юлька был сегодня сущий диавол. Ещё за утренним чаем он понял: сожительница Лариса хочет его убить. Это она приставила к его личному кипятильнику шпионить каких-то несносных тварей. Она думает что никто не видит. Наивная! Дед Юлька хитёр и смел! Это он только для отвода глаз третьего дня накрошил в уборной прошлогодний номер известий и обильно залил кефиром. И пусть думают что невменяемый. Пусть ослабят бдительность, а уж тогда... Внезапно, глубокие мысли о былом заполонили Деда Юлькин мозжечок серебристыми мушками.
III
Некоторая маленькая девочка очень не хотела ходить в школу, и не просто так себе из пустяковых соображений. Ну вот совершенно невозможно было ей туда пойти, аж не знаю с чего бы так. Учительница-гордость бывало так спросит невзначай у родителей, не вышло бы чего, сами знаете. Те только отмалчиваются так в тряпочку, или того лучше, станут и хихикают, ну сущие идиоты, янемогу. Учительница только так зыркнет строго сквозь очки овальные, да ножкой топнет, ужас как страшно. После смотрит, что с этих блаженненьких взятки гладки, и думает так, провались вы совсем, идолы. И спешит в класс свой, деток учить писать и читать предложения умные, чтоб в каждом, каждый раз слово "так" было. Но по разу, а больше нельзя, плохо так получается. И всё учит, учит деток, падла, чтоб росли так здоровенькие и счастливенькие. Спаси Господи! Но тут думы о былом как подкрадутся так незаметно...
IV
Виктор Палыч имел сплошные неприятности по служебной линии. По женской (хе-хе) части. А дело всё в том, что, например, надо какую работу левую да не денежную справить, так налезут красавицы всем коллективом дружным, только держись. И вот уже Виктор Палыч, голубчик, корпит над полугодовым отчётом, клеит окна поролоном вонючим, или того хуже, к начальнику злому да пузатому с прошением идёт. А надо сказать что всё это ему не упало не на. Всё только глазки их прекрасные (хе-хе) его очаровывали. Долго бы тянулись эти злоключения, да только явился Палыч раз домой со службы. Явился, говорю значит, со службы, усики бритвочкой поровнял, а после задумался. Нет, не о былом. А только взял он рукой левой пониже сраму, а правой, с бритвочкой, хватил разом наискось, как учили (или не учили, упомнишь тут). Жижа течёт... И теперь дела у него идут вольно. Бывало, подойдёт какая-то и уже глазками стрельнет и бюстик поправит "Виктор Палыч, а не могли бы вы..." Порывисто вставал он тогда из-за стола, срывал портки и орал "Иди Наааа Бл...". Вид непокрытой правды навеивал сотрудницам смутные мысли о былом.
V
В жизни гранёного стакана наступили суровые перемены. Ранее он жил на второй полке буфета, а с недавних пор прочно утвердился на подоконнике. День сменялся ночью. Хозяин приходил. Хозяин уходил. Грохотали в парадной шаги соседей. На солнечном пятне растекался дворовой кот. Изредка бывал дождь. Скользили свинцовые утюги переменной облачности. В водовороте этих мятежных событий несчастный стакан совсем потерял себя.
(написано в здравом уме и трезвой памяти)