Записки из полевого дневника
Ниже - несколько заметок из личного дневника, которые я сделал в сентябре-октябре, когда монгольская экспедиция всё никак не могла закончится. Они - о жизни в поле, о Монголии, об археологии.
Тем, кто ещё не знает, фильм "Возвращение в Суцзуктэ" мы будем показывать 12 апреля в МЗ Дома учёных Академгородка. 19-00, вход свободный
Появившись в Монголии во второй раз, в сентябре 2006 года, я понял, что некоторая информация - в основном, эмоционального характера, в будущем может стереться из памяти. Начал делать записи. Археологи работают, журналист пишет. Для себя и для друзей, плохо представляющих, что такое полевая работа.
Тогда, в сентябре, всё было ещё совсем не ясно. Теперь всё иначе, но эмоции тех дней для меня ценны.
Записи эти я почти не обрабатывал - показалось, что так будет лучше.
(прощай, прощай, материк…)
Тут недавно встал не очень оригинальный, но как никогда, актуальный вопрос: а что там, с другой стороны Земли? Прикинули, подумали, получилось - океан. Неинтересно.
А о чем еще думать, когда прокопано 16 метров, в огромном раскопе уже можно закладывать очень основательный фундамент для одноподъездной высотки, а сруба все нет? Впрочем, нет и материка.
Деревянная конструкция-склеп, по идее, могла бы уже появится метра два назад, но как-то медлит, и в ближайшие дни её тоже не предвидится. Это видно по шурфам, хотя бы. Вчера один из руководителей монгольской студенческой практики в сердцах сказал по-русски: «Мудаки были эти хунну».
Хунну же руководствовались простым соображением - закопать своего дорогого покойника поглубже. Могилы грабили во все времена. А тут строителям повезло - метрах на 13-ти пошел лёгкий грунт, вот они и разбушевались. Правда, вычерпывать песок с галькой им пришлось уже вёдрами со специально построенного помоста.
* * * * * * * *
(робкими шагами подступает лето….)
О, дорогие мои Стадничук, Меньков, Банников, Костюк, Павлов!
Узнаю вас - каждого - только имена другие, непривычные для нашего слуха. Эльгэ, Барса, Нимхэ, Гомбо, Дэги. Как и тринадцать лет назад вам по плечу любые камни, любая работа. Ближе к перерыву вы оживляетесь, фантазируете вслух, рассказываете неновые анекдоты, и, со смехом, вспоминаете пионерские песни.
Вам по 18-20 лет, вы совершенно не представляете, что с вами будет дальше. Сегодня - работа, потом - ужин, потом, наверно - песни и спирт. Завтра - работа. Через месяц - третий курс…
Вы уже успели смотаться в город, продемонстрировать товарищам загорелые дочерна плечи и цивильно выпить красного вина, вкус которого почти забылся за полевые месяцы. Но - вернулись, потому что не знаете места и времени лучше. В этом вы совершенно правы…
* * * * * * * *
(звёзды Тибета…)
Пётр Кузьмич Козлов, ученик Пржевальского, естествоиспытатель и путешественник, 80 лет назад организовавший первые систематизированные исследования курганов Ноин-Улы, был человеком своеобычным.
По легенде, Пржевальский в каком-то уездном городе встретил вечером мальчика, смотревшего в небо. На вопрос путешественника, о чём тот думает, мальчик, якобы, ответил: «Я думаю о том, как эти звезды выглядят на Тибете». Охреневший Пржевальский устроил судьбу отрока.
На Тибет Козлов (как и его учитель) так и не попал, несмотря на благорасположение Далай-Ламы. Но, непрофессионал, походя, сделал два грандиозных археологических открытия в Монголии: «мертвый город» Хара-Хото и - Ноин-Ула.
Строго говоря, о Ноин-Уле уже было кое-что известно. Русский инженер-золотопромышленник Баллод некогда забросал Академию Наук и Географическое Общество письмами о богатых захоронениях, открытых им случайно, но ученые не нашли возможностей организовать раскопки.
Сделал это Козлов - человек с лицом белого офицера, называвший свою жену прозвищем своего учителя - «Пшева»
Лектор и военный, жёсткий руководитель и конченый романтик, орнитолог, географ и археолог поневоле, Козлов оставил после себя несколько книг и подробные дневники, часть которых была недавно опубликована огромным томом. Составительница, госпожа Юсупова этим летом навестила наш лагерь в Суцзуктэ. Зелёную книженцию толщиной в кулак прочитали за сезон, пожалуй, все члены отряда. Дневники сурового путешественника наполнены каким-то странным сюсюканьем вперемежку, разумеется, с описаниями погоды, распорядка дня, визитов друзей и коллег, а также не очень подробными, к сожалению, отчётами о ходе раскопок. Хотя, чего уж там - тогда всё было несколько проще: глубокий шурф с колодезным воротом и бесконечные ползания в темных, сырых могильных конструкциях.
Теперь у нас всё по-другому. Но фигура этого удивительного человека как будто всегда маячит рядом.
* * * * * * * *
(маленький шанс…)
28 сентября уехал Саня Миняйло, увозя с собою профессиональную камеру и штатив.
Я остался ждатьу моря погоды с мыльницей-минидивишкой, начавшей свою полевую карьеру еще в Тофаларии. Ну что сниму я, криворукий, да еще такой машинкой… Надежда на то, что негаданно-нечаянно появится крышка сруба. А вдруг неграбленый? Надежда, конечно, крошечная - все курганы на гигантском суцзуктинском кладбище осквернили искавшие консолидации за счёт дохлого хуннского льва не то ухуани, не то сянбэ. Но следы «грабительской воронки» потерялись еще несколько недель назад. Вроде бы. Тем и живём.
Ну так вот, когда Саня уехал, я остался в палатке один. Саня - прекрасный товарищ, но в маленькой «Ладоге» на стационаре в одиночку жить комфортнее. Мне достался второй ватный «геолог» и теперь я сплю как наследный принц. Еще поставил сбитые из осинок нары. Мне мягко и я не скатываюсь к входу ночью: лагерь стоит на северном склоне Суцзуктэ, место покатое.
* * * * * * * * *
(ожидание...)
<...> Ну представьте - четыре месяца земляных работ. Очень тяжёлый, отупляющий труд. В нашем случае утомительный еще потому, что конечный результат далёк, как Сириус, а конструкция кургана, которая представляет особый интерес, уже, в принципе, понятна. Никаких артефактов, традиционно встречающихся в грабительском ходе, не было вообще. Ханьская повозка-колесница появилась только в конце четвёртого месяца.
Плюс - однообразный быт, когда один день почти зеркально повторяет другой. Не считая погоды и еды :)). <...>
* * * * * * * *
(…всё та же мышь стучит по крыше и с нею - запевала-ёж)
Только спустя две недели я привык к обилию грызунов. Достаточно помедлить минуту на тропинке, и рядом обязательно зашуршит по своим делам осенняя мышь. Что творится по ночам - можете представить. Палатка будто в осаде. У тех, чьи дома не застёгиваются наглухо, мыши проводят полную ревизию. На днях Богданов изловил какого-то крысёныша шерстяным носком. Зверь буквально ходил по потолку палатки (внутри), потом - по хозяину жилья, и, наконец, попался.
Захаживают любопытные бурундуки, видели хорьков. По ночам к лагерю подходят козлы, тявкают на своём непарнокопытном языке. Беспрестанно воют волки, даже, бывает, днём. Недавно я спугнул по пути к раскопу две пары глухарей-свингеров, занимавшихся, очевидно, чем-то постыдным - так быстро смотались. Кто-то говорил о кабаньих лёжках повыше на склоне. Как всю эту живность не распугал варварский движок нелегалов-золотоискателей, работающий круглый год в нескольких километрах, непонятно.
Доместицированных представляет рыжая собака Боро, подобранная у борнурского магазина - как и положено щенкам, игривая, глупая и очаровательная.
* * * * * * * *
(тьфу-тьфу-тьфу)
Станешь тут суеверным, рассуждая о погоде. 5 сентября здесь шёл снег, а к нашему с Саней приезду, 10-го, наступило дивное бабье лето, тёплое, золотое. Только одни дождливые сутки отделили его от ясной, нехолодной осени. Местные говорят, что погода продержится до середины октября. Фантастическое везение, особенно принимая во внимание земляную специфику работы. Пара суток ливня, и мы получим отличный бассейн вместо раскопа. Глина ведь, блин! По раскисшему дромосу не то, что тачки катать - ходить трудно. А внизу - ой, тент из полосатого сумочного полиэтилена не спасёт.
А пока - над нами удивительного цвета небо. Какой-то глубокий оттенок, непередаваемый словами. Занятно, что его может фиксировать фотоаппарат - не вполне адекватно, но, по крайней мере, необычность виднаJ.
Чертовски приятно, оказывается, засыпать в палатке под листопадом - листья с шорохом скатываются по тенту.
* * * * * * * *
(варёный камень Хоор-Хога)
Я почти всегда привожу с собой из поездок камешки. Из Монголии я привезу варёный камень Хоор-Хога.Не знаю, как это праздничное блюдо делалось раньше, но сейчас оно готовится в герметичной сорокалитровой фляге. Цельная зверушка - баран или козёл - режется на внушительные куски и складывается вперемешку с раскалёнными камнями, морковью и картошкой в мундирах. Всё это - на кучу углей. Через положенное время сорокалитровая скороварка снимается с плитки, на её крышку встаёт искусный ногами человек, и, сковырнув носком защелку, стравливает пар трёхметровой, белой струёй. Всё вокруг в брызгах жира - впрочем, это зависит от квалификации.
Потом все садятся за стол и повара, разумеется, начиная с гостей, раздают едокам по горячему камню. Его положено перебрасывать в руках, грея их и, одновременно, покрывая тонким слоем жира. Мы долго гадали, имеет ли эта процедура, кроме ритуального, еще и гигиенический смысл. Так ничего и не придумали.
Мясо, конечно, замечательное. И бульон, и морковь, и картошка. Расщепитель тоже - подразумевается.
Вообще, настолько хорошо и разнообразно в поле я еще никогда не ел. Дело в том, что монголы наотрез отказались мириться с нашим обычным меню - гречка, тушёнка, спагетти, рис, и лишь иногда - мясо. Были последовательно наняты две поварихи, первая - ни к чёрту, а вот вторая, m-lle Pimpa, просто волшебница. Теперь каждый обед выглядит как то, что обычно в отряде называлось «банкетом», устраивавшимся по чрезвычайным случаям. Правда, с одним «но»: монголы смешивают гарниры. Так, сегодня порционная миска заключала в себе, послойно, снизу вверх: лапшу, картошку, подмаринованные овощи, и накрывающую всё это, подобно крышке, отбивную из лошадки.
Цены на пищу здесь невысоки. Раз в столице я плотно поел на 30 рублей (1200 тугриков), правда, сервис был… ну, не было, вобщем. Другой раз, в фаст-фуде мы с Саней вдвоём обожрались на 120 рублей.
Ладно, хватит. Добавлю только, что в Монголии цитата «Ты местный кефир пробовал?» имеет особый, глубокий смысл. Но, кто не пробовал - не поймёт.
* * * * * * * *
(.. и остановились они в прекрасном месте....)
Начальник отряда сосредоточенно ест печеную картошку. В глазах отражаются остатки костра. Дублёную телогрейку с печатью погранвойск я знаю уже 13 лет, а непромокаемый комбинезон «Hiko» - 3 года, с мокрого тофаларского похода.
О чём думает? Подозреваю, о чём-нибудь таком же красивом и масштабном, о чём думал Петя Козлов, когда судьба встретила его с Пржевальским.
-Наталья Викторовна…
-О?
-Думаю, мне надо уезжать третьего, а не пятого числа….
- Правильно! Я тоже так думаю. Просто один день ничего не решает, мы не выйдем на крышку, это точно. А снимать, пока Саша не приедет, может Дима, он же хорошо снимает, правда? А так мы обязательно вызовем Саню, обязательно…. если там что-нибудь будет…
Правда в том, что archeolog_dm снимает и впрямь - лучше всех, кто остаётся в лагере. Он пользуется штативом и следует советам, в отличие от остальных.
<...>
О Н.В. я мог бы рассказывать много, и когда-нибудь, расскажу непременно. Пока ограничусь лишь одним замечанием: она регулярно «встаёт на лопату», что с другими археологическими начальниками случается нечасто. Говорит, без этого не может, физический труд помогает понять памятник. Причастие, что ли… Ну, и, сами понимаете, когда начальник берется за шанцевый инструмент, процесс волшебным образом убыстряется.
Когда я только приехал в Суцзуктэ - во второй раз - я много дней ходил страшно загруженный, всё думал о несуществующем сценарии, о синхронах, о планах и тому подобном. Мучился, в общем. Это не осталось незамеченным. Н.В., с юмором, разумеется, спросила: «Лучанский, о чём ты всё думаешь? Или тебе у нас не в радость, обед был плохой?». Я ей: мол, вот, ехал в поле, а приехал на работу. Землю не кидаю, а всё думаю, как бы получше снять то, как другие кидают эту землю. Голова пухнет. Она в ответ: ага! Привык приезжать на задачи типа «бери больше, бросай дальше», а теперь-то вот, поймёшь, каково мне каждый год…
Смеялись.
* * * * * * * * *
(…камера… мотор… работаем!)
Ну, в первый раз же… Страшно… Очень помог Саня - чуть только я ухожу в свою привычную полевую нирвану, он говорит что-нибудь типа: а как мы это будем делать? А что дальше? Когда у нас интервью? Я, может быть, неправ, даже скорее всего, но набросать, хотя бы, сценарий, когда не знаешь, что мы там найдем, очень трудно. Тем более сменилась концепция. «Хуннская» на «Козловскую». Лейтмотив, понимаешь… Люди прекрасные - ну, друзья же. Наталья говорит замечательно, ее и готовить практически не надо - просто она очень много думает о том, чем занимается, не шутя так. Междисциплинарный подход рулит, сквозные аналогии помогают, взгляд как бы сверху, обобщения - всё это сильные стороны, несомненно.
Ай, весь месяц солнечная осень: Саня даже уже и недоволен, картинка однообразная. Попытки соорудить нечто вроде съёмочных механизмов не удались, да и вряд ли что-нибудь получится в следующий санин приезд. Но материал-то богатейший! Не может такой курган быть без отличных находок, даже ханьская повозка стоит многого. Уже одна она. Я играю в объемный тетрис - в уме. Или, в уме же, собираю сложный паззл. Лишь бы не получилось скучно, лишь бы не опростоволоситься как-нибудь.
Как у меня было в первые месяцы работы на Башне: глаза боятся, а руки делают. Кое-что умею. Прорвёмся.
Тем, кто ещё не знает, фильм "Возвращение в Суцзуктэ" мы будем показывать 12 апреля в МЗ Дома учёных Академгородка. 19-00, вход свободный
Click to viewПоявившись в Монголии во второй раз, в сентябре 2006 года, я понял, что некоторая информация - в основном, эмоционального характера, в будущем может стереться из памяти. Начал делать записи. Археологи работают, журналист пишет. Для себя и для друзей, плохо представляющих, что такое полевая работа.
Тогда, в сентябре, всё было ещё совсем не ясно. Теперь всё иначе, но эмоции тех дней для меня ценны.
Записи эти я почти не обрабатывал - показалось, что так будет лучше.
(прощай, прощай, материк…)
Тут недавно встал не очень оригинальный, но как никогда, актуальный вопрос: а что там, с другой стороны Земли? Прикинули, подумали, получилось - океан. Неинтересно.
А о чем еще думать, когда прокопано 16 метров, в огромном раскопе уже можно закладывать очень основательный фундамент для одноподъездной высотки, а сруба все нет? Впрочем, нет и материка.
Деревянная конструкция-склеп, по идее, могла бы уже появится метра два назад, но как-то медлит, и в ближайшие дни её тоже не предвидится. Это видно по шурфам, хотя бы. Вчера один из руководителей монгольской студенческой практики в сердцах сказал по-русски: «Мудаки были эти хунну».
Хунну же руководствовались простым соображением - закопать своего дорогого покойника поглубже. Могилы грабили во все времена. А тут строителям повезло - метрах на 13-ти пошел лёгкий грунт, вот они и разбушевались. Правда, вычерпывать песок с галькой им пришлось уже вёдрами со специально построенного помоста.
* * * * * * * *
(робкими шагами подступает лето….)
О, дорогие мои Стадничук, Меньков, Банников, Костюк, Павлов!
Узнаю вас - каждого - только имена другие, непривычные для нашего слуха. Эльгэ, Барса, Нимхэ, Гомбо, Дэги. Как и тринадцать лет назад вам по плечу любые камни, любая работа. Ближе к перерыву вы оживляетесь, фантазируете вслух, рассказываете неновые анекдоты, и, со смехом, вспоминаете пионерские песни.
Вам по 18-20 лет, вы совершенно не представляете, что с вами будет дальше. Сегодня - работа, потом - ужин, потом, наверно - песни и спирт. Завтра - работа. Через месяц - третий курс…
Вы уже успели смотаться в город, продемонстрировать товарищам загорелые дочерна плечи и цивильно выпить красного вина, вкус которого почти забылся за полевые месяцы. Но - вернулись, потому что не знаете места и времени лучше. В этом вы совершенно правы…
* * * * * * * *
(звёзды Тибета…)
Пётр Кузьмич Козлов, ученик Пржевальского, естествоиспытатель и путешественник, 80 лет назад организовавший первые систематизированные исследования курганов Ноин-Улы, был человеком своеобычным.
По легенде, Пржевальский в каком-то уездном городе встретил вечером мальчика, смотревшего в небо. На вопрос путешественника, о чём тот думает, мальчик, якобы, ответил: «Я думаю о том, как эти звезды выглядят на Тибете». Охреневший Пржевальский устроил судьбу отрока.
На Тибет Козлов (как и его учитель) так и не попал, несмотря на благорасположение Далай-Ламы. Но, непрофессионал, походя, сделал два грандиозных археологических открытия в Монголии: «мертвый город» Хара-Хото и - Ноин-Ула.
Строго говоря, о Ноин-Уле уже было кое-что известно. Русский инженер-золотопромышленник Баллод некогда забросал Академию Наук и Географическое Общество письмами о богатых захоронениях, открытых им случайно, но ученые не нашли возможностей организовать раскопки.
Сделал это Козлов - человек с лицом белого офицера, называвший свою жену прозвищем своего учителя - «Пшева»
Лектор и военный, жёсткий руководитель и конченый романтик, орнитолог, географ и археолог поневоле, Козлов оставил после себя несколько книг и подробные дневники, часть которых была недавно опубликована огромным томом. Составительница, госпожа Юсупова этим летом навестила наш лагерь в Суцзуктэ. Зелёную книженцию толщиной в кулак прочитали за сезон, пожалуй, все члены отряда. Дневники сурового путешественника наполнены каким-то странным сюсюканьем вперемежку, разумеется, с описаниями погоды, распорядка дня, визитов друзей и коллег, а также не очень подробными, к сожалению, отчётами о ходе раскопок. Хотя, чего уж там - тогда всё было несколько проще: глубокий шурф с колодезным воротом и бесконечные ползания в темных, сырых могильных конструкциях.
Теперь у нас всё по-другому. Но фигура этого удивительного человека как будто всегда маячит рядом.
* * * * * * * *
(маленький шанс…)
28 сентября уехал Саня Миняйло, увозя с собою профессиональную камеру и штатив.
Я остался ждатьу моря погоды с мыльницей-минидивишкой, начавшей свою полевую карьеру еще в Тофаларии. Ну что сниму я, криворукий, да еще такой машинкой… Надежда на то, что негаданно-нечаянно появится крышка сруба. А вдруг неграбленый? Надежда, конечно, крошечная - все курганы на гигантском суцзуктинском кладбище осквернили искавшие консолидации за счёт дохлого хуннского льва не то ухуани, не то сянбэ. Но следы «грабительской воронки» потерялись еще несколько недель назад. Вроде бы. Тем и живём.
Ну так вот, когда Саня уехал, я остался в палатке один. Саня - прекрасный товарищ, но в маленькой «Ладоге» на стационаре в одиночку жить комфортнее. Мне достался второй ватный «геолог» и теперь я сплю как наследный принц. Еще поставил сбитые из осинок нары. Мне мягко и я не скатываюсь к входу ночью: лагерь стоит на северном склоне Суцзуктэ, место покатое.
* * * * * * * * *
(ожидание...)
<...> Ну представьте - четыре месяца земляных работ. Очень тяжёлый, отупляющий труд. В нашем случае утомительный еще потому, что конечный результат далёк, как Сириус, а конструкция кургана, которая представляет особый интерес, уже, в принципе, понятна. Никаких артефактов, традиционно встречающихся в грабительском ходе, не было вообще. Ханьская повозка-колесница появилась только в конце четвёртого месяца.
Плюс - однообразный быт, когда один день почти зеркально повторяет другой. Не считая погоды и еды :)). <...>
* * * * * * * *
(…всё та же мышь стучит по крыше и с нею - запевала-ёж)
Только спустя две недели я привык к обилию грызунов. Достаточно помедлить минуту на тропинке, и рядом обязательно зашуршит по своим делам осенняя мышь. Что творится по ночам - можете представить. Палатка будто в осаде. У тех, чьи дома не застёгиваются наглухо, мыши проводят полную ревизию. На днях Богданов изловил какого-то крысёныша шерстяным носком. Зверь буквально ходил по потолку палатки (внутри), потом - по хозяину жилья, и, наконец, попался.
Захаживают любопытные бурундуки, видели хорьков. По ночам к лагерю подходят козлы, тявкают на своём непарнокопытном языке. Беспрестанно воют волки, даже, бывает, днём. Недавно я спугнул по пути к раскопу две пары глухарей-свингеров, занимавшихся, очевидно, чем-то постыдным - так быстро смотались. Кто-то говорил о кабаньих лёжках повыше на склоне. Как всю эту живность не распугал варварский движок нелегалов-золотоискателей, работающий круглый год в нескольких километрах, непонятно.
Доместицированных представляет рыжая собака Боро, подобранная у борнурского магазина - как и положено щенкам, игривая, глупая и очаровательная.
* * * * * * * *
(тьфу-тьфу-тьфу)
Станешь тут суеверным, рассуждая о погоде. 5 сентября здесь шёл снег, а к нашему с Саней приезду, 10-го, наступило дивное бабье лето, тёплое, золотое. Только одни дождливые сутки отделили его от ясной, нехолодной осени. Местные говорят, что погода продержится до середины октября. Фантастическое везение, особенно принимая во внимание земляную специфику работы. Пара суток ливня, и мы получим отличный бассейн вместо раскопа. Глина ведь, блин! По раскисшему дромосу не то, что тачки катать - ходить трудно. А внизу - ой, тент из полосатого сумочного полиэтилена не спасёт.
А пока - над нами удивительного цвета небо. Какой-то глубокий оттенок, непередаваемый словами. Занятно, что его может фиксировать фотоаппарат - не вполне адекватно, но, по крайней мере, необычность виднаJ.
Чертовски приятно, оказывается, засыпать в палатке под листопадом - листья с шорохом скатываются по тенту.
* * * * * * * *
(варёный камень Хоор-Хога)
Я почти всегда привожу с собой из поездок камешки. Из Монголии я привезу варёный камень Хоор-Хога.Не знаю, как это праздничное блюдо делалось раньше, но сейчас оно готовится в герметичной сорокалитровой фляге. Цельная зверушка - баран или козёл - режется на внушительные куски и складывается вперемешку с раскалёнными камнями, морковью и картошкой в мундирах. Всё это - на кучу углей. Через положенное время сорокалитровая скороварка снимается с плитки, на её крышку встаёт искусный ногами человек, и, сковырнув носком защелку, стравливает пар трёхметровой, белой струёй. Всё вокруг в брызгах жира - впрочем, это зависит от квалификации.
Потом все садятся за стол и повара, разумеется, начиная с гостей, раздают едокам по горячему камню. Его положено перебрасывать в руках, грея их и, одновременно, покрывая тонким слоем жира. Мы долго гадали, имеет ли эта процедура, кроме ритуального, еще и гигиенический смысл. Так ничего и не придумали.
Мясо, конечно, замечательное. И бульон, и морковь, и картошка. Расщепитель тоже - подразумевается.
Вообще, настолько хорошо и разнообразно в поле я еще никогда не ел. Дело в том, что монголы наотрез отказались мириться с нашим обычным меню - гречка, тушёнка, спагетти, рис, и лишь иногда - мясо. Были последовательно наняты две поварихи, первая - ни к чёрту, а вот вторая, m-lle Pimpa, просто волшебница. Теперь каждый обед выглядит как то, что обычно в отряде называлось «банкетом», устраивавшимся по чрезвычайным случаям. Правда, с одним «но»: монголы смешивают гарниры. Так, сегодня порционная миска заключала в себе, послойно, снизу вверх: лапшу, картошку, подмаринованные овощи, и накрывающую всё это, подобно крышке, отбивную из лошадки.
Цены на пищу здесь невысоки. Раз в столице я плотно поел на 30 рублей (1200 тугриков), правда, сервис был… ну, не было, вобщем. Другой раз, в фаст-фуде мы с Саней вдвоём обожрались на 120 рублей.
Ладно, хватит. Добавлю только, что в Монголии цитата «Ты местный кефир пробовал?» имеет особый, глубокий смысл. Но, кто не пробовал - не поймёт.
* * * * * * * *
(.. и остановились они в прекрасном месте....)
Начальник отряда сосредоточенно ест печеную картошку. В глазах отражаются остатки костра. Дублёную телогрейку с печатью погранвойск я знаю уже 13 лет, а непромокаемый комбинезон «Hiko» - 3 года, с мокрого тофаларского похода.
О чём думает? Подозреваю, о чём-нибудь таком же красивом и масштабном, о чём думал Петя Козлов, когда судьба встретила его с Пржевальским.
-Наталья Викторовна…
-О?
-Думаю, мне надо уезжать третьего, а не пятого числа….
- Правильно! Я тоже так думаю. Просто один день ничего не решает, мы не выйдем на крышку, это точно. А снимать, пока Саша не приедет, может Дима, он же хорошо снимает, правда? А так мы обязательно вызовем Саню, обязательно…. если там что-нибудь будет…
Правда в том, что archeolog_dm снимает и впрямь - лучше всех, кто остаётся в лагере. Он пользуется штативом и следует советам, в отличие от остальных.
<...>
О Н.В. я мог бы рассказывать много, и когда-нибудь, расскажу непременно. Пока ограничусь лишь одним замечанием: она регулярно «встаёт на лопату», что с другими археологическими начальниками случается нечасто. Говорит, без этого не может, физический труд помогает понять памятник. Причастие, что ли… Ну, и, сами понимаете, когда начальник берется за шанцевый инструмент, процесс волшебным образом убыстряется.
Когда я только приехал в Суцзуктэ - во второй раз - я много дней ходил страшно загруженный, всё думал о несуществующем сценарии, о синхронах, о планах и тому подобном. Мучился, в общем. Это не осталось незамеченным. Н.В., с юмором, разумеется, спросила: «Лучанский, о чём ты всё думаешь? Или тебе у нас не в радость, обед был плохой?». Я ей: мол, вот, ехал в поле, а приехал на работу. Землю не кидаю, а всё думаю, как бы получше снять то, как другие кидают эту землю. Голова пухнет. Она в ответ: ага! Привык приезжать на задачи типа «бери больше, бросай дальше», а теперь-то вот, поймёшь, каково мне каждый год…
Смеялись.
* * * * * * * * *
(…камера… мотор… работаем!)
Ну, в первый раз же… Страшно… Очень помог Саня - чуть только я ухожу в свою привычную полевую нирвану, он говорит что-нибудь типа: а как мы это будем делать? А что дальше? Когда у нас интервью? Я, может быть, неправ, даже скорее всего, но набросать, хотя бы, сценарий, когда не знаешь, что мы там найдем, очень трудно. Тем более сменилась концепция. «Хуннская» на «Козловскую». Лейтмотив, понимаешь… Люди прекрасные - ну, друзья же. Наталья говорит замечательно, ее и готовить практически не надо - просто она очень много думает о том, чем занимается, не шутя так. Междисциплинарный подход рулит, сквозные аналогии помогают, взгляд как бы сверху, обобщения - всё это сильные стороны, несомненно.
Ай, весь месяц солнечная осень: Саня даже уже и недоволен, картинка однообразная. Попытки соорудить нечто вроде съёмочных механизмов не удались, да и вряд ли что-нибудь получится в следующий санин приезд. Но материал-то богатейший! Не может такой курган быть без отличных находок, даже ханьская повозка стоит многого. Уже одна она. Я играю в объемный тетрис - в уме. Или, в уме же, собираю сложный паззл. Лишь бы не получилось скучно, лишь бы не опростоволоситься как-нибудь.
Как у меня было в первые месяцы работы на Башне: глаза боятся, а руки делают. Кое-что умею. Прорвёмся.