Мужчина более не существует
Современный феминизм - не теоретический, а скажем так, бытовой, - связан с воспроизведением всех благоглупостей, которые сами же феминистки изобличают как "мужской шовинизм".
Это проекция проекции, обёрнутое вокруг своей оси ожидание "настоящего мужчины". "Настоящий мужчина" был призраком, материализовавший феминные грёзы, а стал образом, от имени которого действуют феминистки. Им не нужно поступать в логике "как если бы" настоящий мужчина существовал. Они действуют по-мужски в мире, где всё мужское (системы власти, права, капитала) является результатом многовековых отложений женских фантазмов. Действуют так, как никогда не действовал воображаемый мужчина.
Цель этого действия в том, чтобы окончательно дереализовать мужчину, превратив его в функцию воспроизводства - как биологического, так и социального.
Подлинным свидетельством усвоенной традиции подчинения выступает привычка компенсировать вторые роли идеализацией доминирующего. За идеалом всегда скрывается узаконенное превосходство, вокруг которого организован особый порядок дистрибуции, где сущее выдаётся за должное. Сегодня идеализация сменилась агрессивной дереализацией. "Мужчина более не существует".
Женская надежда на "настоящего" (вкупе с надёжным плечом и прочими твёрдыми частями тела) - это отправная точка мужского шовинизма. Мужской шовинизм не какая-то доктринальная уловка (кто бы ни считался её автором), а сплющенный идеал. Обратная сторона выдачи сущего за должное, когда сущее не столько принимается за должное, сколько исключает возможность идеализации должного и сопутствующих психологических компенсаций. Должное перестаёт тащить за собой караван утешительных фантазмов и оборачивается детерминацией ("есть как есть"). Шовинистическое господство оборачивается экономией символических форм, а не их фетишистским преумножением.
Шовинизм вообще чужд фетишизму, скорее он строится на фобиях, то есть культивируемом окостенивании метафор (ничто так не уравнивает, как возможность сравнения по любому основанию). Мужской шовинизм, если говорить о нём всерьёз, обозначает ревизию фетишей, в рамках которой побеждает фетиш силы - культ пиздюля.
Феминизм перенимает этот культ, превращая его в культ боевой косметички.
Ответом на это и одновременно причиной выступает техника "игры на слабостях", традиционной считавшаяся женской, точнее являвшаяся обратной стороной образа шовинистической свиньи, воплощающей грязную брутальность. Игра на слабостях с чисто логической точки зрения представляет собой что-то вроде чистой нечистоплотности (причём не стоит воспринимать слово "нечистоплотность" сугубо этически - это попросту применение гибридных средств, соединение несоединенимого, дающее неожиданный кумулятивный эффект).
Мужское сегодня на полюсе игры на слабостях (её форпостом является гей-культура), а женское - на полюсе "мужского шовинизма", в котором мужское превращается из проекции надежд на возможность долга в железную арматуру закона, переступив через который можно получить этой самой арматурой по причинному месту. Феминизм - это мужской шовинизм с арматурой в руках и в сердце.
При этом насколько женское лицо у феминизма - вопрос открытый. Как соотносятся с женской идентичностью бучи? В какой мере с бучей будут делать жизнь не только новые поколения бучих, но и гопники противоположного пола? В какой мере половые роли не просто являются социальными, как утверждает гендерная теория, но выступают феноменами, которые структурируют саму возможность социальных ролей? Я настиваю на утвердительности ответа на последний вопрос.
Сегодня социальный мир является миром индивидуализированного пола, с которым соотносится сумма всех характеристик и свойств общественного положения человека, которые могут быть восприняты не как внешняя для него реальность, а как абсолютно имманентное достояние. Как то, что составляет телесную суть нашего мышления и деятельности.
Это проекция проекции, обёрнутое вокруг своей оси ожидание "настоящего мужчины". "Настоящий мужчина" был призраком, материализовавший феминные грёзы, а стал образом, от имени которого действуют феминистки. Им не нужно поступать в логике "как если бы" настоящий мужчина существовал. Они действуют по-мужски в мире, где всё мужское (системы власти, права, капитала) является результатом многовековых отложений женских фантазмов. Действуют так, как никогда не действовал воображаемый мужчина.
Цель этого действия в том, чтобы окончательно дереализовать мужчину, превратив его в функцию воспроизводства - как биологического, так и социального.
Подлинным свидетельством усвоенной традиции подчинения выступает привычка компенсировать вторые роли идеализацией доминирующего. За идеалом всегда скрывается узаконенное превосходство, вокруг которого организован особый порядок дистрибуции, где сущее выдаётся за должное. Сегодня идеализация сменилась агрессивной дереализацией. "Мужчина более не существует".
Женская надежда на "настоящего" (вкупе с надёжным плечом и прочими твёрдыми частями тела) - это отправная точка мужского шовинизма. Мужской шовинизм не какая-то доктринальная уловка (кто бы ни считался её автором), а сплющенный идеал. Обратная сторона выдачи сущего за должное, когда сущее не столько принимается за должное, сколько исключает возможность идеализации должного и сопутствующих психологических компенсаций. Должное перестаёт тащить за собой караван утешительных фантазмов и оборачивается детерминацией ("есть как есть"). Шовинистическое господство оборачивается экономией символических форм, а не их фетишистским преумножением.
Шовинизм вообще чужд фетишизму, скорее он строится на фобиях, то есть культивируемом окостенивании метафор (ничто так не уравнивает, как возможность сравнения по любому основанию). Мужской шовинизм, если говорить о нём всерьёз, обозначает ревизию фетишей, в рамках которой побеждает фетиш силы - культ пиздюля.
Феминизм перенимает этот культ, превращая его в культ боевой косметички.
Ответом на это и одновременно причиной выступает техника "игры на слабостях", традиционной считавшаяся женской, точнее являвшаяся обратной стороной образа шовинистической свиньи, воплощающей грязную брутальность. Игра на слабостях с чисто логической точки зрения представляет собой что-то вроде чистой нечистоплотности (причём не стоит воспринимать слово "нечистоплотность" сугубо этически - это попросту применение гибридных средств, соединение несоединенимого, дающее неожиданный кумулятивный эффект).
Мужское сегодня на полюсе игры на слабостях (её форпостом является гей-культура), а женское - на полюсе "мужского шовинизма", в котором мужское превращается из проекции надежд на возможность долга в железную арматуру закона, переступив через который можно получить этой самой арматурой по причинному месту. Феминизм - это мужской шовинизм с арматурой в руках и в сердце.
При этом насколько женское лицо у феминизма - вопрос открытый. Как соотносятся с женской идентичностью бучи? В какой мере с бучей будут делать жизнь не только новые поколения бучих, но и гопники противоположного пола? В какой мере половые роли не просто являются социальными, как утверждает гендерная теория, но выступают феноменами, которые структурируют саму возможность социальных ролей? Я настиваю на утвердительности ответа на последний вопрос.
Сегодня социальный мир является миром индивидуализированного пола, с которым соотносится сумма всех характеристик и свойств общественного положения человека, которые могут быть восприняты не как внешняя для него реальность, а как абсолютно имманентное достояние. Как то, что составляет телесную суть нашего мышления и деятельности.