Либерал-консерватизм как он есть
Не понимаю я всех этих разговоров о расколодовании эрефовского государства, о том, что его необходимо де наконец секуляризировать.
Сегодня именно внутри государства оказалась возможна монетизация всех и всяческих ценностей. То есть вопреки как либералам с консерваторами, так и коммунистам у нас государство не противоположно рынку, а тождественно ему. Именно поэтому нынешнее государству не может ни "втораться" в экономику, ни уходить из неё. Оно само является средоточием основного рыночного принципа - десубстанциализации любой вещи, расчленения любой связи, пресечения любой формы солидарности, если они не способны приобрести товарную форму.
В этом, собственно, заключено предельное воплощение либеральной утопии, живописующий мир как систему обменивающихся друг на друга товаров. (Либеральная свобода является свободой сделать товаром всё, что угодно). Проблема в том, что исполнение этой утопии сугубо консервативное, поскольку, ещё раз повторюсь, рынок фактически тождественен государству. Конечно, это не делает его "свободным" в понимании равной конкуренции, однако общества равной конкуренции - иллюзия ещё большая, нежели марксов коммунизм.
Монетизация мира как принцип организации власти - это, по сути, наиболее последовательная форма расколдования не только властных отношений, но и самого мирового устройства. И как любая форма секуляризации она сама является сакральной. Наиболее сакральный ритуал в современной Эрефии - воровство. Но это же одновременно и наиболее чётко соблюдаемый гражданский культ, связывающий общество воедино и позволяющий говорить хоть о каком-то общем принципе самоорганизации.
Выход из этого либо в репрессиях и возвращении к сталинизму, либо новый гражданский культ, созданный вокруг какого-то события новейшей истории. Однако история последних 40 лет (срок жизни активного поколения) воинственно бессобытийна. Всё, что имело шанс стать событием, незамедлительно спусакается в унитаз мировой истории, преваращается в бледное подобие самого себя (отсюда сомнительность и Олимпиады в Сочи, и, тем более, программы полёта на Марс). Война и победа - предметы последнего немеркантилисткого культа, однако есть все основания считать, что они могут исчерпать себя в этом качестве ещё до ухода последнего ветерана.
В остальном в роли дюркгеймовской субстанции солидарности выступают деньги. Это и есть примета ультракапитализма.
Сегодня именно внутри государства оказалась возможна монетизация всех и всяческих ценностей. То есть вопреки как либералам с консерваторами, так и коммунистам у нас государство не противоположно рынку, а тождественно ему. Именно поэтому нынешнее государству не может ни "втораться" в экономику, ни уходить из неё. Оно само является средоточием основного рыночного принципа - десубстанциализации любой вещи, расчленения любой связи, пресечения любой формы солидарности, если они не способны приобрести товарную форму.
В этом, собственно, заключено предельное воплощение либеральной утопии, живописующий мир как систему обменивающихся друг на друга товаров. (Либеральная свобода является свободой сделать товаром всё, что угодно). Проблема в том, что исполнение этой утопии сугубо консервативное, поскольку, ещё раз повторюсь, рынок фактически тождественен государству. Конечно, это не делает его "свободным" в понимании равной конкуренции, однако общества равной конкуренции - иллюзия ещё большая, нежели марксов коммунизм.
Монетизация мира как принцип организации власти - это, по сути, наиболее последовательная форма расколдования не только властных отношений, но и самого мирового устройства. И как любая форма секуляризации она сама является сакральной. Наиболее сакральный ритуал в современной Эрефии - воровство. Но это же одновременно и наиболее чётко соблюдаемый гражданский культ, связывающий общество воедино и позволяющий говорить хоть о каком-то общем принципе самоорганизации.
Выход из этого либо в репрессиях и возвращении к сталинизму, либо новый гражданский культ, созданный вокруг какого-то события новейшей истории. Однако история последних 40 лет (срок жизни активного поколения) воинственно бессобытийна. Всё, что имело шанс стать событием, незамедлительно спусакается в унитаз мировой истории, преваращается в бледное подобие самого себя (отсюда сомнительность и Олимпиады в Сочи, и, тем более, программы полёта на Марс). Война и победа - предметы последнего немеркантилисткого культа, однако есть все основания считать, что они могут исчерпать себя в этом качестве ещё до ухода последнего ветерана.
В остальном в роли дюркгеймовской субстанции солидарности выступают деньги. Это и есть примета ультракапитализма.