Липкая пизда мира
Виртуальная, маму её за ногу, реальность внесла неоценимвый вклад в рост популяции мертвяков, умеющих прикидываться живыми.Речь не об ожившие мертвеца, наподобие оборотней и вурдулаков, не о медузоподобные симулякрах, воспетых бессмертным Бодри. Речь о мертвецах, которые, даже прикидываясь живыми, делают всё, чтобы культивировать мертвечину, являющую себя в образах похуже, чем сочащиеся гноем мышцы и сухожилия, которыми потчуют нас в фильмах ужасов.
Если обыватель страдает о избытка того, что Фрейд называл "проекциями", то есть переносом собственных негативных образов и проблем на третьих лиц, то с интернет-мертвяками дело обстоит много хуже. Они с предельной наневистью относится ко всему, что является живым и не скрывается за анонимными доносами и поносами. Интернет-мертвяк никогда не действует от первого лица - в нём умер любой намёк на собственное Я. Я требует ответственности, оно предполагает доверие и прямоту, воплощает собой живую жизнь. Для интернет-мертвяка живой человек - квинтеэссенция греха, олицетворение уродства, непростительная аномалия. Живой человек из перспективы мертвяка - хуже, чем опущенный для урки, ненависть мертвяка к живому больше, чем ненависти уркогана к "чмошнику", "пидору" (см. например:http://neklyueva.livejournal.com/1108543.html).
Однако природа этой ненависти, пожалуй, общая: "проекции" урок и мертвяков связаны с абсолютным запертом на представление Другого - в мире урок существуют только урки, в мире мертвяков - только мертвяки. Мертвяцкий "перенос" выражается в ненависти к живому, ибо живое и есть то, что упырь хотел бы представить как мёртвое, а живое, тёпленькое сопротивляется этому. Кусается и не даётся. Именно живое анонимный виртуальный трупак хотел бы представить более мёртвым, чем само мёртвое. Он не просто проклинает живое, но с крысиным присвистом говорит о нём как о вызове порядку и нарушении закона (для урки точно также непредставим тот, кто не вклинен в "понятия").
Распространяя мысль том, что живое - мертвее мёртвого, интернет-трупак, тиражирует пустоту, постылей и тошнотворней, которой не бывает. Это не поэтизированное "ничто", которое вызывало прилив вдохновения у Платона и Хайдеггера, софистов и Сартра, Гегеля и Батая. Это смердяшая прореха, отхожая яма, гиблое место, склизкая расщелина, топкая дыра, от которых отпрянет самый истовый дыропоклонник. Впрочем, восстание хтонических богов не за горами, и, чует сердце моё, начнётся оно именно в этих хлябях и топях.
Если обыватель страдает о избытка того, что Фрейд называл "проекциями", то есть переносом собственных негативных образов и проблем на третьих лиц, то с интернет-мертвяками дело обстоит много хуже. Они с предельной наневистью относится ко всему, что является живым и не скрывается за анонимными доносами и поносами. Интернет-мертвяк никогда не действует от первого лица - в нём умер любой намёк на собственное Я. Я требует ответственности, оно предполагает доверие и прямоту, воплощает собой живую жизнь. Для интернет-мертвяка живой человек - квинтеэссенция греха, олицетворение уродства, непростительная аномалия. Живой человек из перспективы мертвяка - хуже, чем опущенный для урки, ненависть мертвяка к живому больше, чем ненависти уркогана к "чмошнику", "пидору" (см. например:http://neklyueva.livejournal.com/1108543.html).
Однако природа этой ненависти, пожалуй, общая: "проекции" урок и мертвяков связаны с абсолютным запертом на представление Другого - в мире урок существуют только урки, в мире мертвяков - только мертвяки. Мертвяцкий "перенос" выражается в ненависти к живому, ибо живое и есть то, что упырь хотел бы представить как мёртвое, а живое, тёпленькое сопротивляется этому. Кусается и не даётся. Именно живое анонимный виртуальный трупак хотел бы представить более мёртвым, чем само мёртвое. Он не просто проклинает живое, но с крысиным присвистом говорит о нём как о вызове порядку и нарушении закона (для урки точно также непредставим тот, кто не вклинен в "понятия").
Распространяя мысль том, что живое - мертвее мёртвого, интернет-трупак, тиражирует пустоту, постылей и тошнотворней, которой не бывает. Это не поэтизированное "ничто", которое вызывало прилив вдохновения у Платона и Хайдеггера, софистов и Сартра, Гегеля и Батая. Это смердяшая прореха, отхожая яма, гиблое место, склизкая расщелина, топкая дыра, от которых отпрянет самый истовый дыропоклонник. Впрочем, восстание хтонических богов не за горами, и, чует сердце моё, начнётся оно именно в этих хлябях и топях.