Август 2013 (много бразильских фотографий)
В августе этой спелой ягодке исполнилось 72 года, на все мои вопросы чего бы ей хотелось в свой день рождения, она отнекивалась, но потом попросила компьютер и получила новенький iPad, осваивает скайп и интернет и, в целом, счастлива. Снова рассказывала мне истории из далекого детства, войну и тяжелые послевоенные годы, регулярно подсовывала новые блюда, заботливо приготовленные к приезду сына. Павловск, где, пока что, живет Евгения Алексеевна, в эту пору благоухает и цветет, в царских усадьбах пахнет соснами и стоячей водой, по траве бегают белки, а в листве щебечут птицы. Так начался август..
1.
14-го августа, выполнив сыновий долг и, бросив Москве на прощанье "Bye, grayness!", с улыбкой на лице, я упал в кресло любимой Люфтганзы и в одиночестве покинул отчизну. Тень по лицу скользнула лишь на втором стыковочном рейсе, когда в салон вошел необъятных размеров дед, с еврейской кипой на лысине и пышной белой бородой. Для начала, он сшиб своим телом бокалы с шампанским, резко развернувшись, протер крупным задом пару удивленных японских лиц и продолжил укладывать свой багаж на верхнюю полку. Я поймал полный сожаления взгляд белобрысого немецкого бортпроводника, а в следующий момент, дед уже задвигал свой зад в соседнее со мной кресло. Тщетно пытаясь рассмотреть как крепится эта еврейская шапочка к его лысине, мне не раз приходилось помогать деду: то с подключением айпада, то заполнением миграционной карточки, то поднимать постоянно падающие из его неуклюжих рук предметы. Когда терпение было на пределе и я готов был попросить другое место, от деда благостно запахло сладким, точно как на шоколадной фабрике "Laima", которую я пробегал в детстве, каждый день, по пути на гимнастику. Я остался.
Изящно приземлившись в дорогом мне Рио, я пересел на TAM и еще через два часа оказался во Флорианополисе, оставив "январскую реку" (Рио-де-Жанейро) на сладкое. Флорианополис - небольшой курортный город на острове Санта-Катарина, одноименного штата, который соединен с материком подвесным мостом.
Приехать во Флорианополис, в его курортную часть в августе, когда в Бразилии заканчивается зима, все равно что попасть на заброшенную съемочную площадку голливудского фильма восьмидесятых, опустевшие улицы и особняки богатых бразильцев с закрытыми ставнями, одинокие кафе, пустынные, и от этого красивые, пляжи.
Чашка бразильского кофе с ароматом лимонных и хлебных корок, еще одна минералка и еще одна плитка горького шоколада, пароль WiFi совпадает с названием заведения, а предо мной бразильский солист Acustico с гитарой и душещипательной Samba de Maria. Бразильская музыка проникает подкожно, струны гитары будоражат другие струны и все кажется не так уж важно, только Самба, отражаясь в каждом взмахе руки, в каждой морщинке исполнителя, имеет значение.
se Maria chora, se e o brilho no olhar de Maria...
se Maria for embora, sem Maria minha alma chora,
sem Maria eu não sou ninguém..
2.
3.
4.
Третьего дня, насладившись одиночеством, но продолжая дрочить на собственный энджой, я познакомился с очаровательной бразильянкой по имени Мишель и ее мужем, фотографом, умело накуривших меня чудесной травой в их доме на пляже. В тот вечер я насчитал тридцать шесть альбатросов, разрезавших чистый небосвод над головой. Кстати, вот две работы фотографа и его сайт: http://www.jrluz.com/
Несколькими днями позже, переночевав по пути в мрачно-бетонном городе Куричиба, я добрался до Сан-Паулу - центра бразильской экономической, культурной и гастрономической жизни.. За три дня, которые я отвел себе на Сан-Паулу, к своему стыду, вышел из отеля лишь один раз, чтобы сделать маникюр и посмотреть на ботанический сад. Все оставшееся время было дерзко потрачено на сон, спорт, массаж, гастрономический оргазм и еще раз сон.
Ботанические сады неизменно влекут меня, где бы я не оказывался, ибо природа - наше все!
5.
6.
7.
8.
9.
Еще несколькими днями позже, я был в Белу-Оризончи, городе с красивым названием, которое в переводе означает "красивый горизонт". А он и действительно красивый, особенно на закате. Я помню тот теплый вечер, укутанный мягким теплым светом, я ловил такси чтобы добраться до Mirante (смотровая площадка), откуда открывается потрясающий вид на весь город. Таксист сразу понял о чем речь и мы заколесили по горячему асфальту, но через пару минут, проскрипев сквозь золотые зубы "boa tarde", ко мне подсела старушка, а еще через пять минут добавилось еще две и они принялись обсуждать ишиас. Мое лицо вытянулось, но, в виду незнания португальского, я продолжал хлопать глазами, зажатый по обе стороны милыми одуванами.
- táxi público, - заговорил водитель, смекнувший, наконец, чем же я так озабочен и тут три старушки обратили все золото своих челюстей в мою сторону.
"Романтическая позолота опасней ржавчины", - вспомнил я.
- Aqui, aqui, - заговорил я по-португальски и, заплатив примерно один доллар, вылез наружу.
Солнце спускалось ниже, а воздух постепенно остывал, приобретая аромат хвои и эвкалипта, бурно растущих на холмах окружающих Белу-Оризончи. Весь город как на ладони и этот саксофон, расщепляющий сознание на тысячи ландышей.
10.
11.
12.
13.
14.
Время шло, и я двигался с ним, все ближе и ближе к любимому Рио. Спускаясь на север, в ста километрах от Белу-Оризончи, стоит славный город Ору-Прету (черное золото), откуда, в XVII веке и началась золотая лихорадка. Поток золота был настолько велик, что преобразил весь путь от самого Ору-Прету, через Рио-де-Жанейро и моего любимого городка, который основали в глубине "лигурийских" холмов, поросших зеленеющими тропическими лесами, плачущими лианами и кружащими в пушистых облаках альбатросами, жемчужиной Бразилии - Парати! Дальше золото отправляли в Португалию.
Залитые солнцем, брусчатые переулки Ору-Прету петляют по крутым склонам, украшенные красивыми постройками в стиле барокко, они уводят заблудшего путника все глубже, а за каждым поворотом ждет неизменно живописный пейзаж, надо ли гадать, что я, не унимаясь, щелкал затвором фотоаппарата.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.
Оставив позади новые впечатления, я пробирался сквозь узкие тропинки к новым. Путешествия это всегда приключения, а приключения всегда неожиданны, их не запланируешь, они сами находят тебя. Так и в этот раз, оставшись без наличных, я не смог оплатить последний толл перед въездом в штат Рио-де-Жанейро, меня завернули, отрицательно мотая головой в сторону моей кредитки. Банкоматы в глубинке Бразилии пока редкость, до ближайшего мне предстояло проехать шестьдесят километров горного серпантина, пока я не достиг кружащего голову места, хранителя императорской короны Бразильской империи, города Петрополиса. Город находится на вершинах тех самых зеленых холмов, которые окружают залив Гуанабара, в лоне которого и распростерся Рио. Петрополис - потрясающе красивый город, но дорога в Рио, которую указал мне gps, была еще более живописной, я спускался сквозь поросшие джунглями холмы, открыв рот, глазел на чудо природы, создавшей эти места. Мощеная дорога, под гору, завела меня в фавеллы - бедные поселения, неконтролируемые государством. Места опасные, но виды, открывающиеся из любого дома - неповторимы в своей красоте и романтике. Старые, потрескавшиеся и поросшие мхом заборы, причудливой формы самобытные постройки, тонущие в садах, лианах и детском смехе, кто бы мог подумать, что находится тут крайне опасно. Проносящиеся мимо "бешеные табуретки" скрывают за тонированными стеклами местных дельцов и наркодилеров, способных убить просто потому, что ты чужой, такая бразильская романтика.
Дорога в Рио
25.
Подъезжая к "январской реке" я визжал от удовольствия как Тузик который долго ждал прогулки, я был счастлив, что снова возвращаюсь в город, который люблю. Успел к самому закату, а на следующий день Рио накрыло плотными облаками, я ждал и этого момента, закупив накануне все необходимое (фрукты, ароматное Мерло, сырные булочки Pão de Queijo), я слушал Ze Ramalho и наблюдал за драматическим пейзажем, менявшимся каждую минуту.
26.
27.
Еще через день небо открылось, я проснулся от хорового речитатива, доносившегося из воинской части на Арпоадоре, вертолеты снова летали вдоль берега, вылавливая неумелых серферов, а пляжи медленно превращались в пестрое покрывало из зонтиков и разноцветных парео. Каждое утро я здоровался с океаном, проходя лишь несколько кварталов, сворачивал вглубь шумного города и останавливался в Beach Sucos; основательно заправлялся, сначала соком из джабутикабы и ассеролы, а потом и стаканчиком крепкого асаи. Завтрак в Кафеине предшествовал серьезной тренировке и только потом, после легкого обеда, я выбирался на пляж, где проглатывал несколько глав увлекательного чтива и еще стаканчик асаи.
Добавим сюда сон два раза в день, аргентинское из Мендозы, бразильские улыбки и, через неделю такого режима, организм излучает энергию и здоровье, о которых Малышевой не снилось.
28.
В Рио счастливы не только люди, но и собаки, всех мастей. Да, их тут выгуливают пучками, они катаются на бордах и плавают, их носят на руках, на шее и плечах, собачьи салоны находятся на центральных улицах, проходя мимо которых, в витрине можно увидеть довольную ухмылку какой-нибудь болонки, стоящей под теплым феном.
29.
30.
Когда большие рыжие листья магнолии медленно кружатся, опускаясь прямо в руки, когда утром на дурацкие смайлики отвечаешь не менее дурацким тигренком, а в Beach Sucos уже узнают и приветствуют знакомым "Jabutikaba, Aсerola!"; когда заходить в заведение в солнечных очках и мокрых плавках считается нормальным, а на пляже от сильного порыва ветра, сотни зонтиков летят прочь в океан; когда обнаглевший терьер социализируется в чей-то кроссовок на пляже, а ты учишься правильно тесать кокос в киоске на Ипанеме; когда огни фавеллы Росинья перекликаются с синими огнями, которыми подсвечена статуя Иисуса, когда чилийский художник Селарон, в сто первый раз ведет свою воображаемую беременную возлюбленную по созданной им же лестнице, соединяющей Лапу и Санта-Терезу, это значит, что ты в Рио, а Рио в тебе!
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
40.
Огни ночного Рио провожали меня, отражаясь в иллюминаторе тысячами надежд, связанных с этим городом, а в воздухе витал пряный аромат, который источала пышная грудь моей соседки. Притягательная своими объемными формами, регулярно позвякивающая и сверкающая украшениями, в черном платье с ярким набивным рисунком, бразильянка. Раз в минуту она отрывала свой взгляд от карты полета и, улыбаясь как Мерил Стрип, заглядывала мне в глаза. По такому поводу, на взлете, мне пришлось отказаться от привычного ковыряния в носу, но тут она зашмыгала носом и стала тихонько рыдать, по всему было понятно, что ей жутко страшно. Мы синхронно перекрестились и, наконец, посмотрели друг другу в глаза, так, с бокалом Медока и взлетели. Дама так перепугалась, что проглатывала бокал за бокалом, закусывая люфтганзовским манделькрокантом. Ее сознание быстро изменялось, сначала она нервно постукивала своим, кораллового цвета маникюром по бокалу, как будто что-то хотела мне сказать, потом решительно поворачивалась, но , спотыкаясь о мой спокойный взгляд, снова расплывалась улыбкой Мерил. Она так и уснула с шоколадкой в руке, как Кирилл с распятием, в очках со стразами, помаде и заткнутым в декольте носовым платком. Теперь можно было смело идти давить прыщи, ковырять в носу, а перед сном выпить кружечку дежестива.
На втором рейсе в Москву, я привыкал к русским, размышляя о том, что же русского во мне осталось, если летаю я немецкой компанией, машина у меня японская, телефон американский, шмотки нерусские, часы немецкие, одеколон заморский, еда импортная. И это что-то, хоть и с сожалением, но заставляет меня возвращаться.
45.
41.
Возвращаясь из нового путешествия, особенно, когда летишь один, кажется, что вот теперь все изменится, с этого самого момента будет все по-новому. И улыбаться буду всегда, пусть даже зуба нет, и веселить всех подряд в любой момент, в общем, всех любить! А выходишь в Домодедово и конец мультикам, нет той эмоции, запал гаснет, как и уходящее, все быстрее за горизонт, осеннее солнце.
- Hey grayness! You look fabby!
42.
1.
14-го августа, выполнив сыновий долг и, бросив Москве на прощанье "Bye, grayness!", с улыбкой на лице, я упал в кресло любимой Люфтганзы и в одиночестве покинул отчизну. Тень по лицу скользнула лишь на втором стыковочном рейсе, когда в салон вошел необъятных размеров дед, с еврейской кипой на лысине и пышной белой бородой. Для начала, он сшиб своим телом бокалы с шампанским, резко развернувшись, протер крупным задом пару удивленных японских лиц и продолжил укладывать свой багаж на верхнюю полку. Я поймал полный сожаления взгляд белобрысого немецкого бортпроводника, а в следующий момент, дед уже задвигал свой зад в соседнее со мной кресло. Тщетно пытаясь рассмотреть как крепится эта еврейская шапочка к его лысине, мне не раз приходилось помогать деду: то с подключением айпада, то заполнением миграционной карточки, то поднимать постоянно падающие из его неуклюжих рук предметы. Когда терпение было на пределе и я готов был попросить другое место, от деда благостно запахло сладким, точно как на шоколадной фабрике "Laima", которую я пробегал в детстве, каждый день, по пути на гимнастику. Я остался.
Изящно приземлившись в дорогом мне Рио, я пересел на TAM и еще через два часа оказался во Флорианополисе, оставив "январскую реку" (Рио-де-Жанейро) на сладкое. Флорианополис - небольшой курортный город на острове Санта-Катарина, одноименного штата, который соединен с материком подвесным мостом.
Приехать во Флорианополис, в его курортную часть в августе, когда в Бразилии заканчивается зима, все равно что попасть на заброшенную съемочную площадку голливудского фильма восьмидесятых, опустевшие улицы и особняки богатых бразильцев с закрытыми ставнями, одинокие кафе, пустынные, и от этого красивые, пляжи.
Чашка бразильского кофе с ароматом лимонных и хлебных корок, еще одна минералка и еще одна плитка горького шоколада, пароль WiFi совпадает с названием заведения, а предо мной бразильский солист Acustico с гитарой и душещипательной Samba de Maria. Бразильская музыка проникает подкожно, струны гитары будоражат другие струны и все кажется не так уж важно, только Самба, отражаясь в каждом взмахе руки, в каждой морщинке исполнителя, имеет значение.
se Maria chora, se e o brilho no olhar de Maria...
se Maria for embora, sem Maria minha alma chora,
sem Maria eu não sou ninguém..
Click to view2.
3.
4.
Третьего дня, насладившись одиночеством, но продолжая дрочить на собственный энджой, я познакомился с очаровательной бразильянкой по имени Мишель и ее мужем, фотографом, умело накуривших меня чудесной травой в их доме на пляже. В тот вечер я насчитал тридцать шесть альбатросов, разрезавших чистый небосвод над головой. Кстати, вот две работы фотографа и его сайт: http://www.jrluz.com/
Несколькими днями позже, переночевав по пути в мрачно-бетонном городе Куричиба, я добрался до Сан-Паулу - центра бразильской экономической, культурной и гастрономической жизни.. За три дня, которые я отвел себе на Сан-Паулу, к своему стыду, вышел из отеля лишь один раз, чтобы сделать маникюр и посмотреть на ботанический сад. Все оставшееся время было дерзко потрачено на сон, спорт, массаж, гастрономический оргазм и еще раз сон.
Ботанические сады неизменно влекут меня, где бы я не оказывался, ибо природа - наше все!
5.
6.
7.
8.
9.
Еще несколькими днями позже, я был в Белу-Оризончи, городе с красивым названием, которое в переводе означает "красивый горизонт". А он и действительно красивый, особенно на закате. Я помню тот теплый вечер, укутанный мягким теплым светом, я ловил такси чтобы добраться до Mirante (смотровая площадка), откуда открывается потрясающий вид на весь город. Таксист сразу понял о чем речь и мы заколесили по горячему асфальту, но через пару минут, проскрипев сквозь золотые зубы "boa tarde", ко мне подсела старушка, а еще через пять минут добавилось еще две и они принялись обсуждать ишиас. Мое лицо вытянулось, но, в виду незнания португальского, я продолжал хлопать глазами, зажатый по обе стороны милыми одуванами.
- táxi público, - заговорил водитель, смекнувший, наконец, чем же я так озабочен и тут три старушки обратили все золото своих челюстей в мою сторону.
"Романтическая позолота опасней ржавчины", - вспомнил я.
- Aqui, aqui, - заговорил я по-португальски и, заплатив примерно один доллар, вылез наружу.
Солнце спускалось ниже, а воздух постепенно остывал, приобретая аромат хвои и эвкалипта, бурно растущих на холмах окружающих Белу-Оризончи. Весь город как на ладони и этот саксофон, расщепляющий сознание на тысячи ландышей.
10.
11.
12.
13.
14.
Время шло, и я двигался с ним, все ближе и ближе к любимому Рио. Спускаясь на север, в ста километрах от Белу-Оризончи, стоит славный город Ору-Прету (черное золото), откуда, в XVII веке и началась золотая лихорадка. Поток золота был настолько велик, что преобразил весь путь от самого Ору-Прету, через Рио-де-Жанейро и моего любимого городка, который основали в глубине "лигурийских" холмов, поросших зеленеющими тропическими лесами, плачущими лианами и кружащими в пушистых облаках альбатросами, жемчужиной Бразилии - Парати! Дальше золото отправляли в Португалию.
Залитые солнцем, брусчатые переулки Ору-Прету петляют по крутым склонам, украшенные красивыми постройками в стиле барокко, они уводят заблудшего путника все глубже, а за каждым поворотом ждет неизменно живописный пейзаж, надо ли гадать, что я, не унимаясь, щелкал затвором фотоаппарата.
15.
16.
17.
18.
19.
20.
21.
22.
23.
24.
Оставив позади новые впечатления, я пробирался сквозь узкие тропинки к новым. Путешествия это всегда приключения, а приключения всегда неожиданны, их не запланируешь, они сами находят тебя. Так и в этот раз, оставшись без наличных, я не смог оплатить последний толл перед въездом в штат Рио-де-Жанейро, меня завернули, отрицательно мотая головой в сторону моей кредитки. Банкоматы в глубинке Бразилии пока редкость, до ближайшего мне предстояло проехать шестьдесят километров горного серпантина, пока я не достиг кружащего голову места, хранителя императорской короны Бразильской империи, города Петрополиса. Город находится на вершинах тех самых зеленых холмов, которые окружают залив Гуанабара, в лоне которого и распростерся Рио. Петрополис - потрясающе красивый город, но дорога в Рио, которую указал мне gps, была еще более живописной, я спускался сквозь поросшие джунглями холмы, открыв рот, глазел на чудо природы, создавшей эти места. Мощеная дорога, под гору, завела меня в фавеллы - бедные поселения, неконтролируемые государством. Места опасные, но виды, открывающиеся из любого дома - неповторимы в своей красоте и романтике. Старые, потрескавшиеся и поросшие мхом заборы, причудливой формы самобытные постройки, тонущие в садах, лианах и детском смехе, кто бы мог подумать, что находится тут крайне опасно. Проносящиеся мимо "бешеные табуретки" скрывают за тонированными стеклами местных дельцов и наркодилеров, способных убить просто потому, что ты чужой, такая бразильская романтика.
Дорога в Рио
25.
Подъезжая к "январской реке" я визжал от удовольствия как Тузик который долго ждал прогулки, я был счастлив, что снова возвращаюсь в город, который люблю. Успел к самому закату, а на следующий день Рио накрыло плотными облаками, я ждал и этого момента, закупив накануне все необходимое (фрукты, ароматное Мерло, сырные булочки Pão de Queijo), я слушал Ze Ramalho и наблюдал за драматическим пейзажем, менявшимся каждую минуту.
26.
27.
Еще через день небо открылось, я проснулся от хорового речитатива, доносившегося из воинской части на Арпоадоре, вертолеты снова летали вдоль берега, вылавливая неумелых серферов, а пляжи медленно превращались в пестрое покрывало из зонтиков и разноцветных парео. Каждое утро я здоровался с океаном, проходя лишь несколько кварталов, сворачивал вглубь шумного города и останавливался в Beach Sucos; основательно заправлялся, сначала соком из джабутикабы и ассеролы, а потом и стаканчиком крепкого асаи. Завтрак в Кафеине предшествовал серьезной тренировке и только потом, после легкого обеда, я выбирался на пляж, где проглатывал несколько глав увлекательного чтива и еще стаканчик асаи.
Добавим сюда сон два раза в день, аргентинское из Мендозы, бразильские улыбки и, через неделю такого режима, организм излучает энергию и здоровье, о которых Малышевой не снилось.
28.
В Рио счастливы не только люди, но и собаки, всех мастей. Да, их тут выгуливают пучками, они катаются на бордах и плавают, их носят на руках, на шее и плечах, собачьи салоны находятся на центральных улицах, проходя мимо которых, в витрине можно увидеть довольную ухмылку какой-нибудь болонки, стоящей под теплым феном.
29.
30.
Когда большие рыжие листья магнолии медленно кружатся, опускаясь прямо в руки, когда утром на дурацкие смайлики отвечаешь не менее дурацким тигренком, а в Beach Sucos уже узнают и приветствуют знакомым "Jabutikaba, Aсerola!"; когда заходить в заведение в солнечных очках и мокрых плавках считается нормальным, а на пляже от сильного порыва ветра, сотни зонтиков летят прочь в океан; когда обнаглевший терьер социализируется в чей-то кроссовок на пляже, а ты учишься правильно тесать кокос в киоске на Ипанеме; когда огни фавеллы Росинья перекликаются с синими огнями, которыми подсвечена статуя Иисуса, когда чилийский художник Селарон, в сто первый раз ведет свою воображаемую беременную возлюбленную по созданной им же лестнице, соединяющей Лапу и Санта-Терезу, это значит, что ты в Рио, а Рио в тебе!
31.
32.
33.
34.
35.
36.
37.
38.
39.
40.
Огни ночного Рио провожали меня, отражаясь в иллюминаторе тысячами надежд, связанных с этим городом, а в воздухе витал пряный аромат, который источала пышная грудь моей соседки. Притягательная своими объемными формами, регулярно позвякивающая и сверкающая украшениями, в черном платье с ярким набивным рисунком, бразильянка. Раз в минуту она отрывала свой взгляд от карты полета и, улыбаясь как Мерил Стрип, заглядывала мне в глаза. По такому поводу, на взлете, мне пришлось отказаться от привычного ковыряния в носу, но тут она зашмыгала носом и стала тихонько рыдать, по всему было понятно, что ей жутко страшно. Мы синхронно перекрестились и, наконец, посмотрели друг другу в глаза, так, с бокалом Медока и взлетели. Дама так перепугалась, что проглатывала бокал за бокалом, закусывая люфтганзовским манделькрокантом. Ее сознание быстро изменялось, сначала она нервно постукивала своим, кораллового цвета маникюром по бокалу, как будто что-то хотела мне сказать, потом решительно поворачивалась, но , спотыкаясь о мой спокойный взгляд, снова расплывалась улыбкой Мерил. Она так и уснула с шоколадкой в руке, как Кирилл с распятием, в очках со стразами, помаде и заткнутым в декольте носовым платком. Теперь можно было смело идти давить прыщи, ковырять в носу, а перед сном выпить кружечку дежестива.
На втором рейсе в Москву, я привыкал к русским, размышляя о том, что же русского во мне осталось, если летаю я немецкой компанией, машина у меня японская, телефон американский, шмотки нерусские, часы немецкие, одеколон заморский, еда импортная. И это что-то, хоть и с сожалением, но заставляет меня возвращаться.
45.
41.
Возвращаясь из нового путешествия, особенно, когда летишь один, кажется, что вот теперь все изменится, с этого самого момента будет все по-новому. И улыбаться буду всегда, пусть даже зуба нет, и веселить всех подряд в любой момент, в общем, всех любить! А выходишь в Домодедово и конец мультикам, нет той эмоции, запал гаснет, как и уходящее, все быстрее за горизонт, осеннее солнце.
- Hey grayness! You look fabby!
42.