Морфiй. реж. А. Балабанов

Dec 08, 2008 10:32

Морфiй. реж. А. Балабанов (фильм двенадцатый)



драма
Россия, 2008
Режиссёр: Алексей Балабанов
В ролях: Леонид Бичевин, Ингеборга Дапкунайте, Андрей Панин, Светлана Письмиченко, Катарина Радивоевич, Юрий Герцман, Александр Мосин
110 мин.

синопсис:
В феврале 1917-го в земскую больницу под Угличем на место отчалившего после первых же новостей о петербургских волнениях немецкого доктора приезжает из Москвы Михаил Алексеевич Поляков (Бичевин) - опрятный, в меру компетентный юноша, нервически подергивающийся в результате несчастной любви к некой певице, а перед операциями украдкой сверяющийся с учебником

от Автора:

Балабанов не верит в успех "Морфия"


Режиссер Алексей Балабанов полагает, что зрители не оценят его новый фильм "Морфий", вышедший в российский прокат 27 ноября. "Им это просто будет не нужно, это не народное кино. Большинство зрителей хотят от фильма развлечения, а не серьезности", - цитирует слова режиссера агентство ИТАР-ТАСС.
В основе сценария "Морфия", написанного Сергем Бодровым-младшим, цикл рассказов Михаила Булгакова "Записки юного врача". Главные роли в картине играют Ингеборга Дапкунайте, Андрей Панин, Сергей Гармаш. Роль Михаила Полякова досталась молодому актеру Леониду Бичевину, снимавшемуся у Балабанова в фильме "Груз 200".

По утверждению Балабанова, работать над картиной ему было сложно, но тем не менее, она уже стала для него одной из самых любимых. Напомним, что предыдущая работа Балабанова "Груз 200" был неоднозначно встречен критиками и зрителями. Режиссеру в укор ставили обилие сцен насилия на экране.

источник:  http://www.lenta.ru/news/2008/11/27/balabanov/

Доктор едет-едет

Актеры, режиссеры, интервью Текст: Ингеборга Дапкунайте
Фотографии: Алексей Киселев

В прокат выходит «Морфий» Алексея Балабанова, экранизация булгаковских «Записок юного врача». Зная, что Балабанов ненавидит интервью, «Афиша» вручила диктофон артистке Ингеборге Дапкунайте, сыгравшей в «Морфии» главную женскую роль


Балабанов: Знаешь, хочу извиниться перед ­тобой. Про меня Плахов книжку написал после «Войны», было интервью, и там я про тебя сказал, что ты не русская артистка.
Дапкунайте: Ну я поменяла же твое мнение, да? Время идет, все меняется.
Балабанов: Меняется, согласен. Хотя я в том интервью сказал, что ты очень хорошо сыграла.
Дапкунайте: Ну и я была тогда другая. Может, с тех пор я обрусела…
Балабанов: Самая гениальная сцена «Войны», ­когда Дапкунайте…
Дапкунайте: В речке! Ну это же ты придумал. Ты помнишь, как ты сказал, тогда была премьера «Брата-2», помнишь? И ты бился, бился: «Мне ­надо с тобой увидеться, надо увидеться». Это было месяца три до съемок, а у меня другие съемки идут. И ты говоришь, вот будет премьера «Брата-2», ты приходи в клуб, но только пораньше, а то потом мы будем пьяные и я ничего не смогу тебе рассказать, а мне очень важно тебе рассказать.
Балабанов: Но познакомились мы до «Войны» еще.
Дапкунайте: Гораздо раньше, конечно. Ты всег­да мне нравился, я хотела у тебя сниматься. А потом, после первых дней съемок, у меня было чувство, что я самая худшая актриса на свете. Потому что ты ходил такой… А я… А потом приехал Сережа Бодров и говорит: он всегда такой, ну ты что, расслабься. А ты помнишь, как мне ступни заклеивали, чтобы я не чистыми босыми ногами по говну ходила. Мы должны по дороге длинной идти, а там овцы прошли и овцы оставили… А ты говоришь: идите, идите!
Балабанов: Конечно, надо было идти.
Дапкунайте: А я думаю, ну как же по говну ­идти? А потом я подумала, что уже разницы нет, и ­со­рвала этот пластырь с ног. Самое худшее было не по говну ходить, а помнишь, когда там стреля­ли все, а мы должны были у стенки прятаться. Так вот там рядом с нами сидела корова. И нам надо было бояться, нам страшно, нам страшно, тут отреза­ют головы! А там лежит эта корова, а когда жарко, на корову налетают страшные мухи, которые куса­ются как собаки. И мы сидим, и все эти мухи на нас, я поклялась себе на всю жизнь...
Балабанов: Ты знаешь, стесняюсь, не хвастаюсь, но как ты сыграла удивительно. Хорошая роль ­по­лучилась.
Дапкунайте: Вот «Морфий», почему ты при­думал его? Почему ты решил его снимать, из-за ­Сережи (сценарий «Морфия» написал Сергей ­Бодров-младший. - Прим. ред.) или он у тебя всег­да сидел в голове?
Балабанов: Нет, из-за Сережи, конечно. Я ­сце­нарий, кстати, очень сильно переделал, между на­ми говоря. Он структуру придумал, а я там уже доделал.
Дапкунайте: А когда ты в первый раз подумал, что хочешь картину снять?
Балабанов: В детстве я из рогатки стрелял, в фут­бол играл, бомбы делал. И все эти самопалы, это же все из моего детства. Я всегда снимаю кино про себя, всегда.
Дапкунайте: Но все равно - когда же ты решил, что хочешь снимать кино?
Балабанов: А ты когда?
Дапкунайте: Ты знаешь, я знаю подсознательно, что меня заразило. Мне знаешь сколько лет ­было? Четыре. И я играла в «Мадам Баттерфлай», в опере, сына. Приехала итальянская звезда, и меня подвели к ней, новоиспеченного ребенка, и она мне на сцене отдала все цветы. Саму предысторию мне, конечно, рассказывали потом, а вот сцену, людей, как это было, я сама помню - смутно, но помню. Мы выходим из театра из служебного входа с те­тей за руку, и она держит эти цветы, и рядом стою я, а народ ждет эту звезду, и видят меня, и говорят: «Так это же эта, она», - и начинают мне хлопать. Вот это я помню.
Балабанов: А я на третьем курсе института стал ­писать рассказы.
Дапкунайте: А где ты учился?
Балабанов: Нижний Новгород, город Горь­кий в то время, институт иностранных языков. ­Переводческий факультет, английский и французский. Я в Манчестер ездил по обмену в 1980 году, я на стадионе был, где играли «Ливерпуль» и «Манчес­тер». Мы там жили в семьях разных.
Дапкунайте: А ты помнишь этих людей?
Балабанов: Конечно. Они нас кормили, поили. Мы с собой очень много водки привезли хозяевам-англичанам, и они нам наливали по рюмочке. А сами не пили. Они пожилые люди, хорошие пожилые люди были.


Дапкунайте: Ну а вы там учились или не учились?
Балабанов: Учились-учились. Там был очень ­хороший преподаватель, мы его звали Лосось.
Дапкунайте: А девушки?
Балабанов: А девушек не было.
Дапкунайте: Совсем? И своих не было?
Балабанов: Дай я про Лосося расскажу. Он очень ­высокий человек такой был. И он с нами когда игры устраивал, когда сценки разыгрывал - на самом деле это самое лучшее, когда язык учишь.Устраивал такие штуки: я всегда был бандитом. А он на самом деле в этом… в зале суда работал.
Дапкунайте: Судьей?
Балабанов: Нет.
Дапкунайте: Адвокатом?
Балабанов: Нет.
Дапкунайте: Свидетелем?
Балабанов: Ну нет же. Ну как это называется, где эти 12 человек сидят?
Дапкунайте: А, присяжные.
Балабанов: Да, поэтому он все про это знал и придумывал такие истории: я всегда был бандитом, ­который сидел за решеткой. И все так интересно, и все так старались, играли.
Дапкунайте: А ты работал когда-нибудь по специальности - переводчиком?
Балабанов: Работал, конечно.
Дапкунайте: И я работала. Когда я поехала в Лондон, и не было литовских переводчиков, я на суде переводила. И я, чтоб меня никто не знал, взяла псевдоним - миссис Стокс. Мне было очень ­интересно. Один раз у меня был русский, который в Литве жил. Его привезли из тюрьмы, а он говорит, что сочиняет песни политические. И просит полит­убежище, пото­му что он сочиняет эти песни и на него есть гонения. И вот огромнейший суд английский, сидит судья, ­адвокат… А он говорит: «Что ему, бля, что я ему, бля…» Говорит только матом. У меня начинается истерический смех, я начинаю плакать - я не знаю, как это перевести, это непереводимо. А потом его просят: «Ну спойте нам политическую песню». И он начинает выть, и выть тоже матом. А мне - ­переводить эти стихи, и я сижу как дурочка, ­пере­вожу стихи на английский, матовые.
Балабанов: Вот ведь как.
Дапкунайте: Скажи, а когда ты начинал писать на третьем курсе…
Балабанов: Я вел дневник в то время, он у меня до какого-то времени хранился, а потом потерялся. Очень интересный дневник, я писал обо всем, о чем мечтал и думал. И там в дневнике были всякие ­разные идеи, они были абсолютно романтические и совсем не такие, как то, что я сейчас снимаю. Сказочные, красивые.
Дапкунайте: То есть ты рассказы в дневник ­писал?
Балабанов: Нет, рассказы - это было отдельно. А дневник… Девочке писал, которая потом улетела.
Дапкунайте: А кто у тебя первая любовь была?
Балабанов: Первая… В 10-м классе к нам пришла девушка из другой школы, новый человек, новое все. Рот вот такой. Красота.
Дапкунайте: А ты в классе был такой… главный, да?
Балабанов: Да, главный был.
Дапкунайте: И девушка сразу запала.
Балабанов: Ну да. Потом институт был, в институте я вообще был главным, там дискотеки, всех знаем. Ты представляешь, что это - когда всех знаешь?
Дапкунайте: А когда же ты начал кино снимать?
Балабанов: После армии… в армии. В армии я все придумал, что как бы буду кино делать. Не знал что, но в кино. Дело в том, что мой папа был главным редактором Свердловской киностудии.
Дапкунайте: А-а, помог то есть.
Балабанов: Ну как. Я после армии сразу пришел и пошел в режиссеры. И поехал по стране. Первый фильм был про этих, про первопроходцев.
Дапкунайте: Ты всегда снимаешь про себя?
Балабанов: Я всегда снимаю про себя.
Дапкунайте: А ты заметил, что твои фильмы ­не­которые идут на цитаты?
Балабанов: Ну идут, но это не главное же - пусть идут. Я считаю: если фильм хочется пересмотреть, то это хороший фильм. «Брата» я раз пятнадцать смотрел.
Дапкунайте: А чтоб не свой - вообще чужой чей-то фильм ты смотрел много раз?
Балабанов: Мне очень нравится фильм Коэнов... «Старикам здесь не место».
Дапкунайте: А-а, новый. Я еще не видела, ­бе­регу его.
Балабанов: Не видела? Посмотри. А еще люблю «Фарго».
Дапкунайте: Ах, это мой любимый фильм! Самый любимый фильм. Я сегодня как раз откры­ла ­багажник, а он там лежит, и я говорю: «Это мой ­самый любимый фильм». А до этого, когда еще ­со­всем не было фильмов, мало, я любила фильм с Одри Хепберн, где у нее папа скульптуры крал.
Балабанов: Ну это очень старый фильм.
Дапкунайте: Очень старый, да, ну я же говорю, в детстве я его любила. Так что же «Морфий»?

Балабанов: А что «Морфий»? Вот, доделали. Сейчас уже звук есть, ты же со звуком не видела его? Это очень круто.

источник: http://www.afisha.ru/article/4583/

трейлер:

image Click to view


приезжает в уездный городишко Углич, точнее в его провинцию (одну из...), а там - работы.... видимо невидимо, народ русский терпит до последнего - к врачу не обращается, лечится сам, тем что знает или вообще никак (а что изменилось-то???), чтобы ребёночек вот у беременной появился, бабка-повитуха сахаром влагалище роженицы намазала, чтобы на сладенькое вылез на свет, бабка с гонгренной рукой, чёрной и уже начавшей процесс гниения, на вопрос доктора - "Ты где раньше была???" - ответ "Урожай собирала. Некогда мне было".... ну и т.д.... да и до недавнего времени не было его - врача-целителя, а как появился "кудесник" - народ пошёл - кто с чем, у кого эпилептический припадок, у кого аборт, у кого роды, а кто и с раздробленной ногой ... - почище нашего склифа, как тут не станешь морфинистом?!
Дикое напряжение и "поток" - неиссякаемый... Поляков только за сигаретой в конце дня и спрашивает "сколько сегодня было их?" , на что фельдшер-Панин (одна из немногих ролей в которых Панин сыграл не "как обычно для себя", а лучше и как умеет настоящий актёр, с перевоплощением!)


отвечает "кажется 22 человека...". Хотели спать было идти, да ещё одного привезли... вот такая вот жизнь - вечный неиссякаемый круг...

На дворе 1917 год - роковой год для нашей страны, для всех людей того времени... поменялось всё, поменялись все.
Балабанов делает сравнение постепенно привыкающего к морфию молодого врача - точнее ищущего расслабления и облегчения для тяжёлой своей доли..., как и страна - к власти которой, будто иголка шприца, проникли новые люди, с новой идеологией, да и как наш врач, много всего не знающие, только в отличие от них, Поляков когда не знал как лечить и что делать с больным, убегал к себе в комнату, читал учебную литературу и делал всё превосходно на практике, чем не могут похвастаться большевики, делая всё грубо, жестоко, кровопролитно.
И молодой врач и большевики - подвержены пагубной дряни, которая разрушает, и рано или поздно заканчивается, обрывается... в примере с Поляковым - обрывается жизнь - как единственно-верный итог, так и для страны, только с запозданием в 70 лет...

Режиссеру удалось передать настроение, обстановку и неторопливый ритм жизни людей того времени.
Нестыковка по годам в подборе музыкального оформления к фильму не нарушает его стилистику. В картине использованы романсы Вертинского (1931г.), которые активно воздействуют на зрителя.

image Click to view

Морфий, Ингеборга Дапкунайте, Бичевин, Балабанов

Previous post Next post
Up