Особое внимание в эпистолярном наследии Ильина и Шмелева уделяется личностям двух великих классиков русской словесности - Пушкина и Чехова. В марте 1937 года Шмелев в письме к Ильину говорит не о ясности стиля Пушкина, но о его сложности; о том главном, что определило пафос всей русской литературы послепушкинского периода. Цитируя слова Пушкина, в которых поэт видел главную свою заслугу, "И милость к падшим призывал", Шмелев видит в них ключ к сущности отечественной культуры: милосердие, сострадание к человеку, к душе человека. Это основа нашей культуры, святая святых, от истоков, от Слова Божия" [Т. 2, С. 174].
Касаясь личности Чехова, Шмелев замечает: "Антон Павлович не только не был "невером" и рационалистом, а был глубочайше и целомудреннейше религиозен,- как вскрылось в тайнике творческих его откровений, и выпелось в "песенке певчего дрозда". Он - наш, великий, национальный, и весь от народной сущности, как Пушкин" [Т. 3, С. 327].
Иным было отношение Шмелева к популярным литераторам Русского зарубежья. П.Н.Краснова он называет серодаровитым, пишущим для импульсивной и не слишком требовательной массы. Марк Алданов, по словам Шмелева, "культурно-умён, без "зерна", без любви и страсти - бесплоден... Алданов - умный ученик из приготовительной школы Льва Толстого, с репетитором Анат. Франсом, без гроша за душою и умно выбивающий карьеру, это Мефистофельчик-литератор... Все, что пишет Алданов, есть рукоблудие гомункула на историческую тему с душком из гетто" [Т. 1, С. 203, 81].
Дона Аминадо Шмелев презирал за стихи в сборнике "Кощеев хруст", позорящие Россию, ее историю, ее народ [Т. 1, С. 134]. Что касается Б.Зайцева, то он, по Шмелеву, "природно-русский же, сурдиночный, родное в нем слышу." [Т. 1, С. 203].
Но наиболее резким было отношение Шмелева к В.Набокову: "Сирин, к сожалению, ничего не дал и не дает нашей литературе, ибо наша литература акробатики не знает, а у Сирина только "ловкость рук" и "мускулов",- нет не только Бога в храме, но и простой часовенки нет, не из чего поставить... Весь ломака, весь - без души, весь сноб вонький" [Т. 2, С. 82, 87].
В письме к Шмелеву в декабре 1928 года Ильин выражает свое негативное отношение к такой одиозной в свое время личности, как критик Ю.Айхенвальд: "Ныне у нас эпоха ответственная. Мы должны говорить о мертвых правду. Смерть Айхенвальда не национальная утрата, а форточка для свежего воздуха. Лучше ничего, чем антинациональная лживость, прикрытая "л-ю-б-о-в-ь-ю" к России и русскому. Это была фигура фальшивая и вредная. И недаром, еще полгода тому назад, мне пришлось в его присутствии поднять вопрос о моральной извращенности, которою дышат все его постановки вопросов. Он не был русским. Это главное. И дух его предал Россию" [Т. 1, С. 116].
Скептическим было отношение Ильина к известному историку Ключевскому. В письме к Шмелеву он пишет: "Только что перечитав его историю, свидетельствую перед вашим судом, что именно он поливал всю жизнь сарказмом наше отношение к России, именно он создал иронию в этом месте, - это Вольтер русской истории" [Т. 1, С. 49].
Что касается Зинаиды Гиппиус, то Шмелев и Ильин называют ее не иначе, как гиппиусихой, и очень часто в своих письмах посылают друг другу стихотворные пародии и сатиры на эту писательницу. Вот один из примеров - сатирическое стихотворение, которое Ильин посылает другу в ноябре 1929 г.
ВЫПЬ
"Кто видал у выпи ус?
Зинаида Гиппиус!"
Кто, надев лихой картуз
На холерную фигуру,
Закрутив свой выпий ус,
Тещит хищную натуру.
…………………..
Это - гнида,
Зинаида
Без пяти минут Изида...
Не она, но и не он,
Вечно девственный Антон...
Это - выдра, мымра, грымза...
………………….
Это - Веста
Не у места,
Фараонова невеста...
Это - злобная яга,
Детоедная корга -
В ней от зависти и злобы
Почернели три утробы...
…………………
А стихи ее и проза -
Подозрительная сыпь...
[Т. 1, С. 159-160].
И подписывает эту сатиру Ильин псевдонимом - Редедя.
В своих письмах Шмелев восторженно оценивает эстетические и литературно-критические работы Ильина. "Поражаюсь я Вашей разносторонности, - пишет Шмелев в апреле 1929 года. - Удивительна Ваша глубокая "Эстетика". О, какой же в Вас художественный критик-аналитик, учитель! После Белинского (условное сравнение!!) я не знаю подобного явления в литературе. Вы - великий художник. В Вас - сам Св. Дух глаголет. Нет, до чего же русский гений широк и щедр" [Т. 1, С. 127].
В свою очередь Ильин высоко оценивает произведения Шмелева, в которых наиболее ярко проявился дух русско-православного мироощущения. Шмелев, по словам Ильина, вошел в историю отечественной словесности не просто как бытописатель Святой Руси, но и как продолжатель традиций Достоевского, как ясновидец человеческого страдания, с помощью которого человечество осмысливает свой земной путь как путь к небу. Персонажи Шмелева, подчеркивает Ильин, это люди, живущие с открытым, обнаженным сердцем, чуткие ко всякой лжи, к фальши, к душевной черствости. Наделенные жаждой правды, они воплощают идею богомолья, спасения души, жажду совершенства...
По словам Ильина, "Лето Господне" - это эпическая поэма о России и об основах ее духовного бытия. Наряду с другими книгами Шмелева, этот роман его - яркое свидетельство того, что рядом с "окаянной" Русью всегда была и Святая Русь как неиссякаемый источник духовного света и человечности. "Лето Господне",- пишет Ильин Шмелеву,- благоухает навек. Не забудется, пока Россия будет" [Т. 1, С. 37].
Другой роман Шмелева "Пути небесные" Ильин называет первым "сознательно-православным романом в русской литературе". И далее критик поясняет: "Бессознательно - было православно все лучшее, что создала русская литература. Эта "сознательность" в Православности придает роману характер учительный. Научение и изображение состязаются все время в ткани романа... Это роман ищущий и находящий; в этом его духовная сила" [Т. 2, С. 387].
Подробнее о переписке можно почитать здесь:
http://www.hrono.ru/proekty/parus/sohr0311.php