Когда я увидел Лычаково, эти старые памятники, мне сразу вспомнилась польская поэма Блока, его "Медный всадник" в смысле вершинности... Никто не подозревал, что он может это написать... Варшава, долгие похороны отца, знакомство с сестрой и загадочная, до сих пор неразгаданная полька, "затерянная где-то в широких польских клеверных полях, никому неведомая и сама ни о чем не ведающая..." Конечно, "Волю" не сравнить с Лычаковом, но ассоциация возникла.
Он уже написал: "Был человек -- и не стало человека, осталась дрянная вялая плоть и тлеющая душонка. <...> Что же дальше? Не знаю и никода не знал: могу сказать только, что вся эта концепция возникла под давлением все растущей во мне ненависти к различным теориям прогресса." Сама публикации поэмы была определенным вызовом: "мазурка разгулялась, она звенит в снежной вьюге, проносящейся над ночной Варшавой, над занесенными снегом польскими клеверными полями. В ней явственно слышится уже голос возмездия." -- все это было опубликовано после сокрушительного поражения большевиков под Варшавой и позорного Рижского мира...
Какой-то образ - грустный, дальный,
Непостижимый никогда...
И крылья белые в лазури,
И неземная тишина..."
Reply
Reply
Конечно, "Волю" не сравнить с Лычаковом, но ассоциация возникла.
Reply
Reply
Сама публикации поэмы была определенным вызовом: "мазурка разгулялась, она звенит в снежной вьюге, проносящейся над ночной Варшавой, над занесенными снегом польскими клеверными полями. В ней явственно слышится уже голос возмездия." -- все это было опубликовано после сокрушительного поражения большевиков под Варшавой и позорного Рижского мира...
Reply
Leave a comment