Окончание про миссионерский поезд
Я просто оставлю это здесь
Оригинал взят у gelika_an в Окончание про миссионерский поезд
Если вы не читали начало истории про дом на рельсах, то оно здесь и здесь
Вообще-то, люди, которые живут в поезде, - это что-то из серии антиутопии. Представляете: каждое утро они просыпаются, спрыгивают со своих верхних полок, идут умываться под краном, вода из которого льётся, только пока нажимаешь на металлическую кнопку. Потом они пьют утренний чай из тех самых стаканов «РЖД», завтракают кашей в вагоне-ресторане, а затем, надев рабочие костюмы и подхватив под мышку портфели, ровно в 9.00 выходят и идут на работу.
Странные люди наполнили весь этот город
Люди из поезда разбредаются по городу, разъезжаются по окрестным деревням и сёлам - днём они мало чем отличаются от всех остальных горожан и жителей деревень, у которых дома не похожи на вагоны. Но с наступлением темноты поезд зовёт их обратно: как загипнотизированные, идут они по широкой улице, ведущей к вокзалу, смотрят на горящие окна с белыми шторками-половинками, вдыхают запах шпал, хватаются за поручень и рывком запрыгивают домой.
- Это моё основное место работы. Я выбрала такую жизнь, потому что мне нравится железная дорога и всё, что с ней связано. Это моя стихия, которая нравилась с детства. Я любила ездить на поездах, а когда отучилась, и мне сказали, что есть вакансия в таком поезде, то пришла сюда не задумываясь. Разные станции, абсолютно разные пациенты приходят. Здесь интересней, - поделилась со мной размышлениями одна из девушек-врачей. Когда я пыталась робко сказать, что многим нравится приходить домой в одно и то же время, а главное, в одно и то же место, она посмотрела на меня удивлённо и сказала, что люди бывают разные.
Нина Павловна говорит, что на станции «Новосибирск-Главный» в поезд садятся 80 творческих людей, которые не являются коллективом и в общем-то не собираются им становиться. И самое сложное - сделать так, чтобы все артисты им стали.
- У нас у всех есть сверхзадача, и её должен понять каждый, кто стал частью поезда. Это нельзя сделать или спланировать заранее. Понимание приходит, когда сядешь в вагон и проедешь один район, второй, третий. Только к середине пути те, кто первый раз попал в поезд, начинают чувствовать, что всё здесь не так просто.
- И через что происходит это понимание?
- Через работу, через людей, через глаза, через отношение, через встречу. Когда артисты и лекторы видят, что они нужны, что их ждут. Когда о них заботятся, когда они видят, что равнодушных вокруг нет, что они приносят счастье зрителям.
- Решающим становится тот момент, когда они понимают, что это не просто концерт. Они ездят на гастроли, за границу в том числе, и прекрасно понимают, что такое выступление. Но поезд - это акция, и отличается как раз тем, что ты работаешь не один, а с кем-то ещё и должен считаться с другими людьми и с их задачами. Мы едем от министерства культуры, но мы работаем вместе со священниками: одни здесь, другие в зрительном зале. Но дело у нас одно - вот что важно понимать.
Уже к пятому дню и приключение для любителей поездной романтики, и мучение для тех, кто не любит чистить зубы на полном ходу, балансируя между раковиной и металлическим унитазом, становятся обыденностью. И первые и вторые привыкают, и им начинает казаться, что жить в поезде - это нормально и так было всегда. Они будничным тоном просят водителя автобуса отвезти их в поезд и спрашивают друг у друга, до какого времени нужно сегодня вернуться, чтобы «дом» не уехал.
И я во всё поверила
- Потому что это, ну… Говорят, что болеют маленькие, если не крещёные. Я и подумала: чтоб не болела, покрестить надо. Чтобы здоровенькая была. Просто по закону надо всё делать. Крещение есть крещение. Покрестил - это уже покрестил, - говорит женщина с одеялом в руках. Внутри свёртка - Настя. Она и её мама живут в селе Куляба Чановского района.
- Они не делают аборты, потому что считают это большим грехом. А раньше об этом даже не знали. Искренне не знали. Считали, что это как пойти зуб вырвать, - сказал как-то отец Константин. - Сейчас люди понимают, что это не просто убийство, а убийство собственных детей, ради которых ты должен быть готов отдать свою жизнь.
День, когда мы поехали в сёла Черноковка и Куляба, стал для меня показательным. Примерно так в моём обывательском сознании и должна выглядеть деятельность миссионеров - пилигримов с котомками и стёртыми посохами. Мы едем в Дом культуры села Кыштовка на двух газелях. Та, которая со священниками, нагружена коробками с религиозной литературой. В нашей едет ансамбль народных инструментов «Сюрприз»: об этих пяти музыкантах, профессионалах своего дела, без которых и поезд-2012 был бы совсем другим и бабушки не плакали бы на вечерних концертах, стоит написать отдельную книгу. Ехать предстояло пять часов. Знаете, когда стараешься смотреть на дорогу, потому что нужно запоминать, чем живёт село, но в какой-то момент голова предательски повисает и водитель на тебя укоризненно смотрит, потому что на переднем сиденье спать нельзя.
За время пути несколько раз пытался пойти то дождь, то снег; суровое время поздней осени, мрачное небо - условия как раз подходящие для тех, у кого есть миссия. Оказалось, что ДК - не конечная цель, и чтобы последовать за батюшками дальше, нам пришлось погрузиться в УАЗик и трястись по замёрзшей грязи, припорошенной новым чистым снегом, ещё около часа.
Для пущего эффекта водитель рассказал, что во время распутицы проехать здесь невозможно и все деревни, находящиеся по ту сторону, оказываются отрезанными от «Большой земли». Сейчас же машину заносит на свежем льду и немного потряхивает на застывших колдобинах, но в остальном время идеальное, чтобы не остаться в этой грязи навсегда, а доехать до Кулябы.
После окончания крещения в сельском клубе я спросила у деда, тихонько стоявшего в сторонке с шапкой в руке, почему он пришёл креститься. Его зовут Фёдор.
- В Бога я верю.
- А почему именно сегодня?
- Решил. Нужно было.
- Для чего?
- Покаяние. 72 года мне. Уже пора.
Деревня оказалась совсем маленькой, небо по-прежнему серым. Женщина из церковной лавки строго поправляла платок на голове, а люди в телогрейках, спортивных штанах, дутых пуховиках и куртках из 90-х потихоньку заходили внутрь Дома культуры. Там тоже было темно, но в этот раз низкая освещённость гармонично сочеталась с общей атмосферой.
За семь дней жизни с поездом я увидела около пятнадцати крещений, причём за один раз отцы приобщали к церкви от пяти до сорока человек. В какой-то момент мне даже показалось, что я всё уже запомнила и теперь сама могу крестить младенцев (шучу, конечно). Так вот тогда, в Кулябе, был единственный раз, когда я забыла, что нахожусь в актовом зале, и что-то почувствовала. То ли потому что в какой-то момент отец Павел разрешил людям зажечь свечи, то ли потому что они стыдливо не отшучивались, когда священник выстригал у них по пряди волос, то ли потому что мы ехали сюда много часов по замёрзшей грязи…
- А Вы почему ребёнка покрестили? - подсаживаюсь я к женщине, которая натягивает на мальчика колготки. - Просто традиция такая?
- Нет. Мы тоже верим в Боха, - вместо буквы «г» она говорит что-то похожее на «гх». - Когда нам плохо, мы же все к Боху обращаемся.
Сын Данилка капризничает, извивается и не хочет залезать в рейтузы. Потом начинает хныкать.
- Есть же такие люди, которые в Боха верят. Может, вот мой младшенький вырастет и будет тоже в Боха верить. Может, в церковь ходить будет. Праздники божественные знать. Есть же такие люди, верующие. Я точно знаю, что есть.
На обратном пути ученик семинарии Илья, заносивший перед крещением имена людей и крёстных в специальную тетрадку - для отчётности, рассказал о том, что хочет стать священником и уехать служить непременно в деревню. Он верит, что если где-то появляется церковь и батюшка, то это может изменить жизнь в этом месте. Начал он это рассказывать ещё за квашеной капустой и жареной свининой, которой гостеприимно угощали нас местные жители прямо в Доме культуры. Но я не иронизирую по поводу его слов, потому что он тоже не шутил.
- То есть ты, правда, поехал бы в деревню? Вот в такую, как эта, например?
- Ну, да.
- А в чём проблема? - спрашиваю я, а на меня уже, улыбаясь, смотрит женщина, которая сегодня продавала иконы и крестики перед Таинством.
- Чтобы тебя рукоположили, нужно, во-первых, закончить семинарию. Это ладно. Но ещё нужно жениться. А какая девушка захочет уехать из города?
До этого разговора мне даже не приходило в голову, что существует такая проблема. А женщина в платке продолжала смотреть на меня и улыбаться.
В другой день, когда мы ехали из полойского Дома культуры и рядом со мной сидел ещё один батюшка, то я всё не знала, как бы задать ему свой любимый вопрос, который не имел никакого отношения к миссионерской деятельности.
- А как Вы выбирали себе жену? - спросила я и стала усиленно рассматривать деревья, которые мелькали за окном.
- А я не выбирал.
- Совсем?
- Я понял, что это бесполезно. И решил, что женюсь на первой, которая согласится поехать со мной в деревню.
- А ты, кстати, крещёная?
- Да.
- А на исповеди была?
- Нет, - я опять смотрю на деревья.
- Ну и чего ты ждёшь? Что, грехов нет?
- Есть.
- Крестик хотя бы носишь - это уже хорошо. Носи и не снимай никогда. А на исповедь приезжай.
Автор всех фотографий - Андрей Шапран,
историю рассказала Ангелина Иванова.
Оригинал взят у gelika_an в Окончание про миссионерский поезд
Если вы не читали начало истории про дом на рельсах, то оно здесь и здесь
Вообще-то, люди, которые живут в поезде, - это что-то из серии антиутопии. Представляете: каждое утро они просыпаются, спрыгивают со своих верхних полок, идут умываться под краном, вода из которого льётся, только пока нажимаешь на металлическую кнопку. Потом они пьют утренний чай из тех самых стаканов «РЖД», завтракают кашей в вагоне-ресторане, а затем, надев рабочие костюмы и подхватив под мышку портфели, ровно в 9.00 выходят и идут на работу.
Странные люди наполнили весь этот город
Люди из поезда разбредаются по городу, разъезжаются по окрестным деревням и сёлам - днём они мало чем отличаются от всех остальных горожан и жителей деревень, у которых дома не похожи на вагоны. Но с наступлением темноты поезд зовёт их обратно: как загипнотизированные, идут они по широкой улице, ведущей к вокзалу, смотрят на горящие окна с белыми шторками-половинками, вдыхают запах шпал, хватаются за поручень и рывком запрыгивают домой.
- Это моё основное место работы. Я выбрала такую жизнь, потому что мне нравится железная дорога и всё, что с ней связано. Это моя стихия, которая нравилась с детства. Я любила ездить на поездах, а когда отучилась, и мне сказали, что есть вакансия в таком поезде, то пришла сюда не задумываясь. Разные станции, абсолютно разные пациенты приходят. Здесь интересней, - поделилась со мной размышлениями одна из девушек-врачей. Когда я пыталась робко сказать, что многим нравится приходить домой в одно и то же время, а главное, в одно и то же место, она посмотрела на меня удивлённо и сказала, что люди бывают разные.
Нина Павловна говорит, что на станции «Новосибирск-Главный» в поезд садятся 80 творческих людей, которые не являются коллективом и в общем-то не собираются им становиться. И самое сложное - сделать так, чтобы все артисты им стали.
- У нас у всех есть сверхзадача, и её должен понять каждый, кто стал частью поезда. Это нельзя сделать или спланировать заранее. Понимание приходит, когда сядешь в вагон и проедешь один район, второй, третий. Только к середине пути те, кто первый раз попал в поезд, начинают чувствовать, что всё здесь не так просто.
- И через что происходит это понимание?
- Через работу, через людей, через глаза, через отношение, через встречу. Когда артисты и лекторы видят, что они нужны, что их ждут. Когда о них заботятся, когда они видят, что равнодушных вокруг нет, что они приносят счастье зрителям.
- Решающим становится тот момент, когда они понимают, что это не просто концерт. Они ездят на гастроли, за границу в том числе, и прекрасно понимают, что такое выступление. Но поезд - это акция, и отличается как раз тем, что ты работаешь не один, а с кем-то ещё и должен считаться с другими людьми и с их задачами. Мы едем от министерства культуры, но мы работаем вместе со священниками: одни здесь, другие в зрительном зале. Но дело у нас одно - вот что важно понимать.
Уже к пятому дню и приключение для любителей поездной романтики, и мучение для тех, кто не любит чистить зубы на полном ходу, балансируя между раковиной и металлическим унитазом, становятся обыденностью. И первые и вторые привыкают, и им начинает казаться, что жить в поезде - это нормально и так было всегда. Они будничным тоном просят водителя автобуса отвезти их в поезд и спрашивают друг у друга, до какого времени нужно сегодня вернуться, чтобы «дом» не уехал.
И я во всё поверила
- Потому что это, ну… Говорят, что болеют маленькие, если не крещёные. Я и подумала: чтоб не болела, покрестить надо. Чтобы здоровенькая была. Просто по закону надо всё делать. Крещение есть крещение. Покрестил - это уже покрестил, - говорит женщина с одеялом в руках. Внутри свёртка - Настя. Она и её мама живут в селе Куляба Чановского района.
- Они не делают аборты, потому что считают это большим грехом. А раньше об этом даже не знали. Искренне не знали. Считали, что это как пойти зуб вырвать, - сказал как-то отец Константин. - Сейчас люди понимают, что это не просто убийство, а убийство собственных детей, ради которых ты должен быть готов отдать свою жизнь.
День, когда мы поехали в сёла Черноковка и Куляба, стал для меня показательным. Примерно так в моём обывательском сознании и должна выглядеть деятельность миссионеров - пилигримов с котомками и стёртыми посохами. Мы едем в Дом культуры села Кыштовка на двух газелях. Та, которая со священниками, нагружена коробками с религиозной литературой. В нашей едет ансамбль народных инструментов «Сюрприз»: об этих пяти музыкантах, профессионалах своего дела, без которых и поезд-2012 был бы совсем другим и бабушки не плакали бы на вечерних концертах, стоит написать отдельную книгу. Ехать предстояло пять часов. Знаете, когда стараешься смотреть на дорогу, потому что нужно запоминать, чем живёт село, но в какой-то момент голова предательски повисает и водитель на тебя укоризненно смотрит, потому что на переднем сиденье спать нельзя.
За время пути несколько раз пытался пойти то дождь, то снег; суровое время поздней осени, мрачное небо - условия как раз подходящие для тех, у кого есть миссия. Оказалось, что ДК - не конечная цель, и чтобы последовать за батюшками дальше, нам пришлось погрузиться в УАЗик и трястись по замёрзшей грязи, припорошенной новым чистым снегом, ещё около часа.
Для пущего эффекта водитель рассказал, что во время распутицы проехать здесь невозможно и все деревни, находящиеся по ту сторону, оказываются отрезанными от «Большой земли». Сейчас же машину заносит на свежем льду и немного потряхивает на застывших колдобинах, но в остальном время идеальное, чтобы не остаться в этой грязи навсегда, а доехать до Кулябы.
После окончания крещения в сельском клубе я спросила у деда, тихонько стоявшего в сторонке с шапкой в руке, почему он пришёл креститься. Его зовут Фёдор.
- В Бога я верю.
- А почему именно сегодня?
- Решил. Нужно было.
- Для чего?
- Покаяние. 72 года мне. Уже пора.
Деревня оказалась совсем маленькой, небо по-прежнему серым. Женщина из церковной лавки строго поправляла платок на голове, а люди в телогрейках, спортивных штанах, дутых пуховиках и куртках из 90-х потихоньку заходили внутрь Дома культуры. Там тоже было темно, но в этот раз низкая освещённость гармонично сочеталась с общей атмосферой.
За семь дней жизни с поездом я увидела около пятнадцати крещений, причём за один раз отцы приобщали к церкви от пяти до сорока человек. В какой-то момент мне даже показалось, что я всё уже запомнила и теперь сама могу крестить младенцев (шучу, конечно). Так вот тогда, в Кулябе, был единственный раз, когда я забыла, что нахожусь в актовом зале, и что-то почувствовала. То ли потому что в какой-то момент отец Павел разрешил людям зажечь свечи, то ли потому что они стыдливо не отшучивались, когда священник выстригал у них по пряди волос, то ли потому что мы ехали сюда много часов по замёрзшей грязи…
- А Вы почему ребёнка покрестили? - подсаживаюсь я к женщине, которая натягивает на мальчика колготки. - Просто традиция такая?
- Нет. Мы тоже верим в Боха, - вместо буквы «г» она говорит что-то похожее на «гх». - Когда нам плохо, мы же все к Боху обращаемся.
Сын Данилка капризничает, извивается и не хочет залезать в рейтузы. Потом начинает хныкать.
- Есть же такие люди, которые в Боха верят. Может, вот мой младшенький вырастет и будет тоже в Боха верить. Может, в церковь ходить будет. Праздники божественные знать. Есть же такие люди, верующие. Я точно знаю, что есть.
На обратном пути ученик семинарии Илья, заносивший перед крещением имена людей и крёстных в специальную тетрадку - для отчётности, рассказал о том, что хочет стать священником и уехать служить непременно в деревню. Он верит, что если где-то появляется церковь и батюшка, то это может изменить жизнь в этом месте. Начал он это рассказывать ещё за квашеной капустой и жареной свининой, которой гостеприимно угощали нас местные жители прямо в Доме культуры. Но я не иронизирую по поводу его слов, потому что он тоже не шутил.
- То есть ты, правда, поехал бы в деревню? Вот в такую, как эта, например?
- Ну, да.
- А в чём проблема? - спрашиваю я, а на меня уже, улыбаясь, смотрит женщина, которая сегодня продавала иконы и крестики перед Таинством.
- Чтобы тебя рукоположили, нужно, во-первых, закончить семинарию. Это ладно. Но ещё нужно жениться. А какая девушка захочет уехать из города?
До этого разговора мне даже не приходило в голову, что существует такая проблема. А женщина в платке продолжала смотреть на меня и улыбаться.
В другой день, когда мы ехали из полойского Дома культуры и рядом со мной сидел ещё один батюшка, то я всё не знала, как бы задать ему свой любимый вопрос, который не имел никакого отношения к миссионерской деятельности.
- А как Вы выбирали себе жену? - спросила я и стала усиленно рассматривать деревья, которые мелькали за окном.
- А я не выбирал.
- Совсем?
- Я понял, что это бесполезно. И решил, что женюсь на первой, которая согласится поехать со мной в деревню.
- А ты, кстати, крещёная?
- Да.
- А на исповеди была?
- Нет, - я опять смотрю на деревья.
- Ну и чего ты ждёшь? Что, грехов нет?
- Есть.
- Крестик хотя бы носишь - это уже хорошо. Носи и не снимай никогда. А на исповедь приезжай.
Автор всех фотографий - Андрей Шапран,
историю рассказала Ангелина Иванова.