имя для каждого
Оригинал взят у kattrend в имя для каждого
Играем в блиц - и я продолжаю гнуть свою линию.
- А знаешь, - говорит Богдан, - не всё так просто с этими печеньками.
Он только что вытащил из кармана ветровки самый простой пакет с самыми простыми печеньками, и теперь надрывает уголок. Печенье Мария, безотказное, как спички. Всегда одинаковое, не слишком вкусное, много не съешь, почти никакое, но почему-то выпекаемое всей европейской цивилизацией.
- Мария - это же Богородица, - говорит Богдан, отгрызая краешек, - а культ Богоматери внедрили на третьем вселенском соборе, когда стало понятно, что культ Богини совершенно неистребим. А Богиня - это же воплощение Матери Земли. То есть, выходит, галеты, очень подходящие для путешествий по живой Земле, ей самой и посвящены.
- Чего-то сомневаюсь, - вяло возражает Маша и тянется за печеньем-тёзкой, - я читала, его в честь Марии Александровны назвали, невестки королевы Виктории. Она Виктории тарелки била и кукиши показывала, за это её все и полюбили...
- Богиня-то лучше княжны, - пожимает плечами Богдан, - с ней даже галеты пойдут.
- А зачем ты вообще их купил? - удивляется Маша. - Если уж они в тебя без Богини не лезут.
- Да просто так. Имя нравится. И телегу вот придумал. И сытные очень.
Маша вздыхает. Ни Богиня, ни Богдан не приносят ей вдохновения. Одну и ту же фигуру Маша рисует - и стирает, рисует - и стирает. Не идёт работа. Вот оно, разрушительное действие подписанного договора. Пока не подписали - всё было ясно, картинка перед глазами, как живая; стоило подписать, и перед Машей разверзлась унылая бумажная бездна.
- Китайский художник, - нараспев говорит Маша, - готовился к написанию картины так. Он брал с собой узелок с едой, да вот хоть с печеньем мария, и шёл на два дня в горы, любоваться пейзажем. Вернувшись, он пил чай и ложился спать. Утром просыпался, мылся в бане, причёсывался, надевал всё чистое, а его домашние к этому моменту уже ходили на цыпочках и даже дышали шепотом. И тогда он брал кисточку, растирал тушь и в полном спокойствии писал все эти прекрасные горы. Ну и где тут обрести два дня гор и хотя бы минуточку спокойствия?
Выражение лица Богдана становится деловитым.
- Будем работать над взращиванием твоего вдохновения?
- Пойдём к Лизе корюшку жрать, - вздыхает Маша, откладывая альбом.
По дороге заходят на рынок. День внезапно совсем-совсем весенний, солнце, воздух пахнет тёплой пылью и воробьями, Маша надела один из тех ковровых камзольчиков и подпрыгивает. Рынок заполнен огурцовым весенним запахом. Прямо на проходе - лотки с серебристыми рыбками, есть совсем дешевые и мелкие, есть какие-то здоровенные, при виде которых Маша вспоминает, что корюшка - родственник лосося, а есть как раз серединка на половинку, на корюшку похожи и по карману вполне.
- Как-то странно, - говорит Маша, - как будто не март, а почти май. Совсем я во времени запуталась, а пока путалась, и март почти прошел. Черт. Я обещала четыре картинки в месяц, а у меня пока одна.
- Попустись, - советует Богдан, - считай, что сейчас у тебя два дня гор.
Маша смотрит на возвышающуюся перед ней башню ИТМО - слабая замена горам, если честно. В следующей жизни обязательно надо будет родиться в гористой местности. Но башня тонет в дымке, голубой и золотой, и еще глубже в ней тонет шпиль Петропавловки, и можно представить, что и впрямь горы-не горы, но что-то похожее на путешествие, и голова начинает кружиться. Когда вот так внезапно на тебя сваливается весна, всегда не по себе. В юности Машу в марте такой ужас охватывал, что она думала, что умирает, и называла март кошмартом. Теперь легче, когда под боком друг-шаман, только слегка кружится голова. И хочется лечь в траву. А травы еще нет. И зима еще может вернуться в апреле, потому что Питер, детка. Маша присаживается на ступеньки одноценовой лавки, как бы для набивки смс, и впрямь набивает - Лизе, что купили рыбу, Алёнке, чтобы шла после школы с мальчишками к Лизе. А на деле просто сидит, потому что силы, отпущенные на зиму, внезапно закончились, а весенние еще не набрались. Богдан куда-то исчезает и появляется с пакетиком шоколадных конфет.
- На, держи источник энергии. Да не в карман суй, а кусай хотя бы одну.
И тихонько, пока Маша послушно грызёт конфету, постукивает в свой карманный бубен. Друг-шаман - это страшная сила, хотя иногда бесит, как он во всё врубается. Весеннюю немощь Маша предпочла бы скрыть даже от себя. Потому что хочется весной прыгать и радоваться, это нормальный сюжетный ход и приличествующее художнику поведение. А не сидеть на ступеньках с унылым лицом. Богдан стучит, Маша рассеянно разворачивает фантик, пластиковый, блестючий - и взрывается хохотом. Конфета называется "Кочегар Петя".
- Ага, я так и знал, что ты не знаешь, - кивает Богдан, - там еще есть "Плотник Вася", "Колхозница Маша", "Папа Коля"; а еще "Слеза мужчины", "Укус женщины" и "Бабушкино воспоминание". Есть вообще странное по имени "Жешка".
- Жешка! - обессиленно хихикает Маша, - это же уменьшительно-ласкательное от слова "жесть"!. Хочу попробовать все.
- Продавщица говорит, тёща невкусная, а бабушка ничего. Женский укус взрывается, а мужики плачут разным спиртным. Один минус - в этих сборных лавках всегда жутко пахнет несвежим мясом. Но ради благого дела можно потерпеть.
- А в этой лавке разные есть? - Маша чувствует прилив сил от чудесной информации и от конфеты, - давай, я тогда куплю, не могу не поделиться с Лизкой. А ты тут покури, что ли.
***
- А вот странно, - говорит Лиза, - что мы и конфетам даём имена. Ладно бы еще поросятам, эти еще пожить успевают. Хотя тоже неловко как-то есть какого-нибудь Борю. А тут печенье по имени Маша, шоколадка по имени Алёнка, конфета Петя, конфета Вася...Сплошной в еде расцвет каннибализма. Сырок Виола, например.
- Корюшка Карина... - продолжает Мишка.
- Сметана Семён, - подхватывает Макс.
- Почему Семён? - прыскает Алёнка, - сметана девочка!
- Откуда ты знаешь? - возражает Мишка, - сметану на соответствующие части тела фиг проверишь. И вообще, был такой композитор Сметана, дядька, между прочим.
- Вообще-то, имена можно давать не только еде, - задумчиво говорит Маша.
- Вот-вот, - поддакивает Богдан невнятно, во рту у него корюшка Карина в паре со сметаной Семёном. - Музыкальным инструментам дают имена! Кораблям. Автомобилям.
Маша, давно уже бессмысленно вертящая в руках остро заточенный карандаш, смотрит на него внимательно, и с каждой секундой всё внимательнее.
- Нарекаю тебя Алексей! - говорит она карандашу.
- Почему Алексей? - изумляется Лиза.
- Сейчас поймёшь! - радостно восклицает Маша, и карандаш Алексей пляшет в её руках по альбомному листу. Наконец, Маша со счастливым лицом поворачивает альбом лицом к столу. На альбомном листе гордо возвышается царь Пётр с чертежом в руках, у ног его сидит заяц с очумелым выражением лица, у ног зайца плещется река.
- Пётр Алексеевич! - объявляет Маша, - вот почему Алексей.
- Так это тебя от Петра не пёрло?
- Ну да. Такой затёртый образ, что безымянным карандашом ни за что его не нарисуешь. Тут нужна дополнительная живая душа, - глубокомысленно вздымает Алексея Маша. - Зайца, кстати, зовут Матвей.
Близнецы в четыре руки поднимают с пуфика свой голубой жонглёрский шар, смотрят на него полминуты, хором выкрикивают: "Кирилл!" - и заливаются хохотом.
Играем в блиц - и я продолжаю гнуть свою линию.
- А знаешь, - говорит Богдан, - не всё так просто с этими печеньками.
Он только что вытащил из кармана ветровки самый простой пакет с самыми простыми печеньками, и теперь надрывает уголок. Печенье Мария, безотказное, как спички. Всегда одинаковое, не слишком вкусное, много не съешь, почти никакое, но почему-то выпекаемое всей европейской цивилизацией.
- Мария - это же Богородица, - говорит Богдан, отгрызая краешек, - а культ Богоматери внедрили на третьем вселенском соборе, когда стало понятно, что культ Богини совершенно неистребим. А Богиня - это же воплощение Матери Земли. То есть, выходит, галеты, очень подходящие для путешествий по живой Земле, ей самой и посвящены.
- Чего-то сомневаюсь, - вяло возражает Маша и тянется за печеньем-тёзкой, - я читала, его в честь Марии Александровны назвали, невестки королевы Виктории. Она Виктории тарелки била и кукиши показывала, за это её все и полюбили...
- Богиня-то лучше княжны, - пожимает плечами Богдан, - с ней даже галеты пойдут.
- А зачем ты вообще их купил? - удивляется Маша. - Если уж они в тебя без Богини не лезут.
- Да просто так. Имя нравится. И телегу вот придумал. И сытные очень.
Маша вздыхает. Ни Богиня, ни Богдан не приносят ей вдохновения. Одну и ту же фигуру Маша рисует - и стирает, рисует - и стирает. Не идёт работа. Вот оно, разрушительное действие подписанного договора. Пока не подписали - всё было ясно, картинка перед глазами, как живая; стоило подписать, и перед Машей разверзлась унылая бумажная бездна.
- Китайский художник, - нараспев говорит Маша, - готовился к написанию картины так. Он брал с собой узелок с едой, да вот хоть с печеньем мария, и шёл на два дня в горы, любоваться пейзажем. Вернувшись, он пил чай и ложился спать. Утром просыпался, мылся в бане, причёсывался, надевал всё чистое, а его домашние к этому моменту уже ходили на цыпочках и даже дышали шепотом. И тогда он брал кисточку, растирал тушь и в полном спокойствии писал все эти прекрасные горы. Ну и где тут обрести два дня гор и хотя бы минуточку спокойствия?
Выражение лица Богдана становится деловитым.
- Будем работать над взращиванием твоего вдохновения?
- Пойдём к Лизе корюшку жрать, - вздыхает Маша, откладывая альбом.
По дороге заходят на рынок. День внезапно совсем-совсем весенний, солнце, воздух пахнет тёплой пылью и воробьями, Маша надела один из тех ковровых камзольчиков и подпрыгивает. Рынок заполнен огурцовым весенним запахом. Прямо на проходе - лотки с серебристыми рыбками, есть совсем дешевые и мелкие, есть какие-то здоровенные, при виде которых Маша вспоминает, что корюшка - родственник лосося, а есть как раз серединка на половинку, на корюшку похожи и по карману вполне.
- Как-то странно, - говорит Маша, - как будто не март, а почти май. Совсем я во времени запуталась, а пока путалась, и март почти прошел. Черт. Я обещала четыре картинки в месяц, а у меня пока одна.
- Попустись, - советует Богдан, - считай, что сейчас у тебя два дня гор.
Маша смотрит на возвышающуюся перед ней башню ИТМО - слабая замена горам, если честно. В следующей жизни обязательно надо будет родиться в гористой местности. Но башня тонет в дымке, голубой и золотой, и еще глубже в ней тонет шпиль Петропавловки, и можно представить, что и впрямь горы-не горы, но что-то похожее на путешествие, и голова начинает кружиться. Когда вот так внезапно на тебя сваливается весна, всегда не по себе. В юности Машу в марте такой ужас охватывал, что она думала, что умирает, и называла март кошмартом. Теперь легче, когда под боком друг-шаман, только слегка кружится голова. И хочется лечь в траву. А травы еще нет. И зима еще может вернуться в апреле, потому что Питер, детка. Маша присаживается на ступеньки одноценовой лавки, как бы для набивки смс, и впрямь набивает - Лизе, что купили рыбу, Алёнке, чтобы шла после школы с мальчишками к Лизе. А на деле просто сидит, потому что силы, отпущенные на зиму, внезапно закончились, а весенние еще не набрались. Богдан куда-то исчезает и появляется с пакетиком шоколадных конфет.
- На, держи источник энергии. Да не в карман суй, а кусай хотя бы одну.
И тихонько, пока Маша послушно грызёт конфету, постукивает в свой карманный бубен. Друг-шаман - это страшная сила, хотя иногда бесит, как он во всё врубается. Весеннюю немощь Маша предпочла бы скрыть даже от себя. Потому что хочется весной прыгать и радоваться, это нормальный сюжетный ход и приличествующее художнику поведение. А не сидеть на ступеньках с унылым лицом. Богдан стучит, Маша рассеянно разворачивает фантик, пластиковый, блестючий - и взрывается хохотом. Конфета называется "Кочегар Петя".
- Ага, я так и знал, что ты не знаешь, - кивает Богдан, - там еще есть "Плотник Вася", "Колхозница Маша", "Папа Коля"; а еще "Слеза мужчины", "Укус женщины" и "Бабушкино воспоминание". Есть вообще странное по имени "Жешка".
- Жешка! - обессиленно хихикает Маша, - это же уменьшительно-ласкательное от слова "жесть"!. Хочу попробовать все.
- Продавщица говорит, тёща невкусная, а бабушка ничего. Женский укус взрывается, а мужики плачут разным спиртным. Один минус - в этих сборных лавках всегда жутко пахнет несвежим мясом. Но ради благого дела можно потерпеть.
- А в этой лавке разные есть? - Маша чувствует прилив сил от чудесной информации и от конфеты, - давай, я тогда куплю, не могу не поделиться с Лизкой. А ты тут покури, что ли.
***
- А вот странно, - говорит Лиза, - что мы и конфетам даём имена. Ладно бы еще поросятам, эти еще пожить успевают. Хотя тоже неловко как-то есть какого-нибудь Борю. А тут печенье по имени Маша, шоколадка по имени Алёнка, конфета Петя, конфета Вася...Сплошной в еде расцвет каннибализма. Сырок Виола, например.
- Корюшка Карина... - продолжает Мишка.
- Сметана Семён, - подхватывает Макс.
- Почему Семён? - прыскает Алёнка, - сметана девочка!
- Откуда ты знаешь? - возражает Мишка, - сметану на соответствующие части тела фиг проверишь. И вообще, был такой композитор Сметана, дядька, между прочим.
- Вообще-то, имена можно давать не только еде, - задумчиво говорит Маша.
- Вот-вот, - поддакивает Богдан невнятно, во рту у него корюшка Карина в паре со сметаной Семёном. - Музыкальным инструментам дают имена! Кораблям. Автомобилям.
Маша, давно уже бессмысленно вертящая в руках остро заточенный карандаш, смотрит на него внимательно, и с каждой секундой всё внимательнее.
- Нарекаю тебя Алексей! - говорит она карандашу.
- Почему Алексей? - изумляется Лиза.
- Сейчас поймёшь! - радостно восклицает Маша, и карандаш Алексей пляшет в её руках по альбомному листу. Наконец, Маша со счастливым лицом поворачивает альбом лицом к столу. На альбомном листе гордо возвышается царь Пётр с чертежом в руках, у ног его сидит заяц с очумелым выражением лица, у ног зайца плещется река.
- Пётр Алексеевич! - объявляет Маша, - вот почему Алексей.
- Так это тебя от Петра не пёрло?
- Ну да. Такой затёртый образ, что безымянным карандашом ни за что его не нарисуешь. Тут нужна дополнительная живая душа, - глубокомысленно вздымает Алексея Маша. - Зайца, кстати, зовут Матвей.
Близнецы в четыре руки поднимают с пуфика свой голубой жонглёрский шар, смотрят на него полминуты, хором выкрикивают: "Кирилл!" - и заливаются хохотом.