звонок
Звонок раздался около девяти вечера.
Максим снял трубку, следя за цветными столбиками котировок. Инфа была ладной, сходящейся к прогнозам, но что-то в картине дня было выжидательное, будящее легкую тревогу...
- Да?
- Алло! Здравствуйте. А можно позвать Петра Анатольевича?- сказал далекий женский голос.
Максим помолчал.
- А, простите, с кем я говорю?
- Это Людмила, Людмила из Свердловска. Петр Анатольевич
читал у нас в прошлом году. Он должен вспомнить, я подходила насчет аспирантуры...
Максим почесал бровь. "Сумасшедшая, но надо мягче."
- А, Люда, видите ли... Петр Анатольевич... его нет. С нами, я имею ввиду. Он скончался.
Трубка осеклась.
- Когда это случилось?
Максим выждал паузу.
- А... довольно давно.
- Вы его сын?
- Да.
- Почему же... Как... Мы бы знали... На днях? Нам бы послали телеграмму! Почему же кафедру не известили? Мы...
- Отца нет... уже давно... Люда.
- Это квартира Сметанниковых?
- Да. Люда... отец не мог, понимаете, не мог читать вам в прошлом году, это кто-то другой, да, отца нет уже пятнадцать лет. Вам, видимо, дали другой номер.
Трубка зашелестела.
- Он мне сам давал ваш номер. В прошлом году.
Максим потерял терпение.
- Люда, ну давайте сверим часы, в конце концов. Восемнадцатое ноября, восемь сорок одна!
- ...Две. Вас зовут Максим?
- А почему, собственно... - в Максима стал закрадываться холодок.
- ...Он показывал вашу фотографию. Вы там совсем маленький. Три года.
Максиму не было страшно. Его словно что-то подхватило.
- ...Я еще сказала, какой чудный ребенок. Мой Валерка на вас чем-то похож даже. Вы чем сейчас занимаетесь?
- Я... финансовый аналитик. Постойте... - он стал понимать. - Какой у вас год? - хрипло выкрикнул он.
- Семьдесят восьмой. А... у вас какой?
- Две тясячи... не помню... Люда!
- Максим, а вы точно оттуда?
Это раздалось как колокол. Максим оглядел панели, свалку компактов, капуччинский комбайн, маркеры, стикеры, кучу цветной канцелярской дряни на столе... Из всего окружавшего реальнее всего оказался голос. Ее. Остальное плыло.
- Люда!
- Что?
- Нас в любой момент могут прервать. Кто будет говорить? Быстро.
- Вы. Говорите вы. Что с нами стало?
- В девяносто первом не стало страны, социализм рухнул, наступил капитализм. Люда, это ничего, вас там не прослушивают?
- Да ерунда! Говорите, я слушаю!
- После были войны, много, понимаете, передел мира, огромный, но... словно без объявленной войны, бомбы, взрывы, террор, давление, заложники, коррупция - тотальная, гадости, океан гадостей, жизнь копейка, это даже ни рассказать нельзя, ни объяснить... новые технологии... описать не берусь. Сейчас мы просто Россия, за республики дерутся какие-то группировки, а мы вроде бы западной ориентации, но без сил, без средств, совсем слабые, понимаете?
Люда слушала.
- Вы слушаете?!
- Да, Максим...
- Не знаю, что еще... Это в общем. А в частности, живем. Вы не огорчайтесь! - дрожала нога, он словно утешал ее маленькую, хотя сейчас ей должно быть около шестидесяти, крупная тетка, наверно, погасшая, замотанная, с тощей зарплатой, вцепилась намертво в каком-либо закутке, идти некуда. - Как там у вас?
Люда помолчала.
- Да нормально. - раздался свежий звонкий голос. - Вчера прачечную открыли на углу. Хотя что я вам... Ну как всегда. В меру скучно. Жизнь!
Максима повело. "Жизнь".
- Каким был отец? Как вы его запомнили?
- Видный мужчина. И настоящий ученый, у нас поначалу были споры, но потом наладилось взаимопонимание, он даже пригласил меня в Москву. И Георгия...
- Ваш муж?
- Мы развелись... Два месяца назад.
- Люда! - Максим дышал ровно и глубоко, как ни разу за последнее время.
Она помолчала.
- Вам там очень плохо? - спросила трубка.
Максим открыл рот и поднял голову к навесному потолку с яркими миньонами, пучками рассеивавшими свет по квартире.
Раздались короткие гудки.
Максим оглянулся и увидел отца. И рванулся к нему, боднув головой монитор и уронив телефон на пол.
Максим снял трубку, следя за цветными столбиками котировок. Инфа была ладной, сходящейся к прогнозам, но что-то в картине дня было выжидательное, будящее легкую тревогу...
- Да?
- Алло! Здравствуйте. А можно позвать Петра Анатольевича?- сказал далекий женский голос.
Максим помолчал.
- А, простите, с кем я говорю?
- Это Людмила, Людмила из Свердловска. Петр Анатольевич
читал у нас в прошлом году. Он должен вспомнить, я подходила насчет аспирантуры...
Максим почесал бровь. "Сумасшедшая, но надо мягче."
- А, Люда, видите ли... Петр Анатольевич... его нет. С нами, я имею ввиду. Он скончался.
Трубка осеклась.
- Когда это случилось?
Максим выждал паузу.
- А... довольно давно.
- Вы его сын?
- Да.
- Почему же... Как... Мы бы знали... На днях? Нам бы послали телеграмму! Почему же кафедру не известили? Мы...
- Отца нет... уже давно... Люда.
- Это квартира Сметанниковых?
- Да. Люда... отец не мог, понимаете, не мог читать вам в прошлом году, это кто-то другой, да, отца нет уже пятнадцать лет. Вам, видимо, дали другой номер.
Трубка зашелестела.
- Он мне сам давал ваш номер. В прошлом году.
Максим потерял терпение.
- Люда, ну давайте сверим часы, в конце концов. Восемнадцатое ноября, восемь сорок одна!
- ...Две. Вас зовут Максим?
- А почему, собственно... - в Максима стал закрадываться холодок.
- ...Он показывал вашу фотографию. Вы там совсем маленький. Три года.
Максиму не было страшно. Его словно что-то подхватило.
- ...Я еще сказала, какой чудный ребенок. Мой Валерка на вас чем-то похож даже. Вы чем сейчас занимаетесь?
- Я... финансовый аналитик. Постойте... - он стал понимать. - Какой у вас год? - хрипло выкрикнул он.
- Семьдесят восьмой. А... у вас какой?
- Две тясячи... не помню... Люда!
- Максим, а вы точно оттуда?
Это раздалось как колокол. Максим оглядел панели, свалку компактов, капуччинский комбайн, маркеры, стикеры, кучу цветной канцелярской дряни на столе... Из всего окружавшего реальнее всего оказался голос. Ее. Остальное плыло.
- Люда!
- Что?
- Нас в любой момент могут прервать. Кто будет говорить? Быстро.
- Вы. Говорите вы. Что с нами стало?
- В девяносто первом не стало страны, социализм рухнул, наступил капитализм. Люда, это ничего, вас там не прослушивают?
- Да ерунда! Говорите, я слушаю!
- После были войны, много, понимаете, передел мира, огромный, но... словно без объявленной войны, бомбы, взрывы, террор, давление, заложники, коррупция - тотальная, гадости, океан гадостей, жизнь копейка, это даже ни рассказать нельзя, ни объяснить... новые технологии... описать не берусь. Сейчас мы просто Россия, за республики дерутся какие-то группировки, а мы вроде бы западной ориентации, но без сил, без средств, совсем слабые, понимаете?
Люда слушала.
- Вы слушаете?!
- Да, Максим...
- Не знаю, что еще... Это в общем. А в частности, живем. Вы не огорчайтесь! - дрожала нога, он словно утешал ее маленькую, хотя сейчас ей должно быть около шестидесяти, крупная тетка, наверно, погасшая, замотанная, с тощей зарплатой, вцепилась намертво в каком-либо закутке, идти некуда. - Как там у вас?
Люда помолчала.
- Да нормально. - раздался свежий звонкий голос. - Вчера прачечную открыли на углу. Хотя что я вам... Ну как всегда. В меру скучно. Жизнь!
Максима повело. "Жизнь".
- Каким был отец? Как вы его запомнили?
- Видный мужчина. И настоящий ученый, у нас поначалу были споры, но потом наладилось взаимопонимание, он даже пригласил меня в Москву. И Георгия...
- Ваш муж?
- Мы развелись... Два месяца назад.
- Люда! - Максим дышал ровно и глубоко, как ни разу за последнее время.
Она помолчала.
- Вам там очень плохо? - спросила трубка.
Максим открыл рот и поднял голову к навесному потолку с яркими миньонами, пучками рассеивавшими свет по квартире.
Раздались короткие гудки.
Максим оглянулся и увидел отца. И рванулся к нему, боднув головой монитор и уронив телефон на пол.