ТИПОГРАФИЯ ПОД ЗЕМЛЕЙ
Чем дальше на запад, тем больше памятников истории и архитектуры на единицу площади можно встретить. Никто, конечно, не умаляет достоинства южных земель с их Пинском, Туровом, Давид-Городком; никто не оспаривает насыщенность северных Полоцка и Витебска различными объектами культовой и гражданской архитектуры; никто не отбирает у восточных территорий Оршу, Мстиславль, Могилев, Чечерск. И все же стоит признать, что именно на западе нашей страны количество туристских объектов наибольшее. И именно здесь зародились легенды и народные предания о существовании протяженных подземных ходов (Несвиж-Мир, Ружаны-Косово, Лида-Геранены, Крево-Гольшаны). Ошмянщина - как раз один из таких районов, где практически в каждой деревушке можно найти что-то интересное, неизвестное, а порой и таинственное (гольшанские привидения до сих пор популярны).
Старая трасса на Вильнюс уже давно не шумит машинами интуристов: в нескольких километрах севернее проложена новая магистраль, которая идет мимо городов деревень и этим самым ускоряет путь проезжим. А по старой дороге теперь ездят из деревни в деревню (раньше ведь все тракты строили так, чтобы они соединяли населенные пункты) да изредка в райцентр. Ошмянские пригородные автобусы тоже пользуются ею: главная задача такого "недальнобойного" общественного транспорта - развести пассажиров по деревням и селам, а не высаживать их на поворотах. Тут же нередко можно встретить гужевые повозки, стадо коров и череду гусей, степенно переходящих улицу. Прямо на асфальте резвятся дети, забавляются с собакой и пускают в луже кораблики. Наш путь лежит в деревню Мурованая Ошмянка - поэтому мы наблюдаем все эти дорожные картины, пока идем пешком с еврокоридора Е28. В десяти километрах от деревни находится еще один объект с таким же названием - это погранпереход. Правда, он уже не работает, и поэтому старая виленская трасса заканчивается двухметровым забором с неразборчивой надписью "Белорусская..." Именно здесь был задержан журналист Павел Шеремет - его обвинили в нарушении госграницы, хоть в ходе следствия и выяснилось, что "прощальный" пограничный щит Литовской Республики находится на нашей территории. Впрочем, нам нужен совсем не погранпереход, а сама деревня.
Название деревни непростое - Мурованая Ошмянка. Что это означает? То, что в местечке были каменные дома, а в соседней Ошмяне - нет? Топонимический словарь на этот счет молчит. Но мы неспроста идем в эту деревню: нами движет желание посмотреть старинную усадьбу Криштофа Николая Дорогостайского.
Родоначальником рода Дорогостайских был Монивид, живший в начале 15 века. Его дети занимали высокие должности в государстве. Отец Криштофа - Николай - участвовал во всех войнах Стефана Батория и отличался храбростью и мужеством. В 1577 году он вместе с восемью десятками конников возле собственного имения Дорогостаи догнал отряд татар, которые возвращались с набегов с богатой добычей. Отряд разгромили, похищенное вернули. Через два года военачальник Дорогостайский руководил осадой двух захваченных московской державой крепостей на Полоцкой земле - Суши и Нещерды. Еще через год он вместе с полоцкими рыцарями одержал блистательную победу под Невелем. Кроме того, что Николай был отличным полководцем, он прославился еще и как культурный деятель. Он участвовал в корректуре и обработке второго Статута ВКЛ, продвигал книгопечатанье; в Мурованой Ошмянке построил протестантский храм и заложил типографию. Эти объекты вместе со всей деревней получил в наследство его сын Криштоф - самый титулованный отпрыск рода Дорогостайских. Староста Волковысский, Шерешевский и Лепельский, стольник литовский, подчаший литовский, маршалок надворный и, наконец, великий литовский маршалок, - вот список его почетных должностей. Кроме того, он заслужил звания старосты динамундского, барона Священной Римской империи и почетного гражданина Венеции. Высшее образование получал в Страсбурге, в гимназии Яна Штурма (там начал писать стихи на латинском и греческом языках); продолжил обучение в Фрибурго-Бризговской академии. Титул барона получил в шестнадцать лет за мужество во время военных действий в Нидерландах в составе армии Римской империи. В войсках Стефана Батория командовал собственной хоругвью, защищал Инфлянты от шведов; активно занимался посольской деятельностью; потихоньку изучал астрологию и алхимию.
Во время продолжительных путешествий по Италии он много времени провел в Неаполитанской школе верховой езды, где ему давали уроки мастера конного дела П.Феррари, К.Корте, П.Караччьола. Именно тогда у Дорогостайского и появился замысел систематизировать знания о лошадях и изложить их доступно, в виде книжки. По всей Европе подобные книги выходили регулярно и на разных языках, вот Криштоф и решил написать аналог для соотечественников. Правда, замысел этот удалось осуществить не скоро: государственная деятельность, войны и восстановление после них отнимали много времени, и только к началу 17 столетия ему удалось завершить свой труд. Книжка получила название "Гиппика, или наука о лошадях" (в первом официальном издании на старопольском - "Hippika o koniaсh"); в широком же смысле слова "гиппика" - это универсальное международное название изданий по коневодству. Для наработки практического материала Криштоф содержал специальный экспериментальный (образцово-показательный) табун, который всесторонне изучал и даже сам лечил и оперировал лошадей. Несмотря на то, что книга по существу своему - научная, написана она свободным стилем, что позволяет также считать ее и памятником литературы. Автор был высокообразованным человеком, но знати того времени свойственны были заблуждения и предрассудки, отчасти подогреваемые увлечением запрещенными науками вроде хиромантии и алхимии. Поэтому в тексте книги подчас можно встретить такие рекомендации, как принять порошок философского камня или подвесить коню на шею высушенного жаворонка. Но во всем остальном книга безупречна. Она состоит из четырех частей, посвященных правилам коневодства, болезням лошадей, выездке и так далее. "Гиппика" - не только энциклопедия о лошадях. Это еще и описание быта шляхты, разъяснение обычаев и порядков страны. В Речи Посполитой конница была главнейшим элементом армии, поэтому неудивительно, что скакун для шляхтича был так же дорог, как собственная жизнь. "Коня, который хорошо себя показал в бою, надо содержать и холить, как заслуженного солдата, до самой смерти", - советуется конным воинам. В нужных местах автор использовал цитаты из Вергилия собственного перевода, а при подготовке книги к изданию сам рисовал эскизы гравюр. В качестве иллюстратора был привлечен известный гравер Томаш Маковский - придворный художник Радзивиллов. Первое официальное издание "Гиппики" вышло в Кракове в типографии Анджея Петрковчика в 1603 году. Однако есть не лишенная оснований мысль, что небольшой пробный тираж мог быть напечатан в собственной типографии в Мурованой Ошмянке. Исследователь Яков Порецкий приводит цитаты из писем Дорогостайского к Радзивиллу Сиротке, в которых автор книги пишет, что отечественное издание - качественнее Краковского. Однако и то, официальное издание 1603 года, оказалось очень хорошим и популярным, несмотря на большую стоимость фолианта. К 1861 году книга выдержала пять переизданий (в Национальной библиотеке Беларуси хранится экземпляр 1647 года и микрофильм издания 1603-го). В скором времени ожидается появление "Гиппики" на беларусском языке. Этим занялась Светлана Ищенко; а все началось с того, что она решила узнать, кто такие дрыкганты - описанные Короткевичем в "Дикой охоте короля Стаха" скакуны. Поиски привели ее к книге Дорогостайского, которую она начала внимательно изучать, а затем задумала и перевести для массового читателя.
В той же "националке" хранится книга ошмянского проповедника кальвинизма В.Солинариуса - "Цензура". В выходных данных значится: "Друковано в Ошмяне, 1615". Косвенные свидетельства позволяют утверждать, что в Муровано-Ошмянской типографии было издано еще несколько книг. Криштоф Дорогостайский оставил после себя не только "Гиппику". В заграничных архивах были обнаружены сборник его стихов (издан после получения степени доктора медицины), эпитафия на смерть отца, письма к коронованным особам и два наставления для неверной жены Софьи Радзивилл: "Порядок" (1608) и "Распоряжение" (1611). В 1615 году Криштоф скончался, и его тело перевезли из Вроцлава в Мурованую Ошмянку. Старожилы утверждали, что какая-то католическая семья ухаживала за его могилой еще после Второй мировой (причем делала это тайно, по ночам); сейчас место погребения утрачено. Род Дорогостайских прекратился на его внучке - Софье Владиславовне. Имение перешло сначала к Сапегам, потом к Важинским. Кальвинистский храм исчез, а типографию в середине 19 столетия переделали во дворец - пристроили второй этаж в стиле классицизма.
И вот мы подошли к большой деревне. Попечитель учебных заведений Дорогостайский обрадовался бы, узнав, что сегодня в Мурованой Ошмянке двухэтажная "мураваная" школа. За школой - главный деревенский перекресток. Тут мы справляемся у местных жителей, и они отправляют нас по старой дороге - ошмянскому тракту, нанесенному еще на военные трехверстки 1861-го года. "Только, - предупреждают они нас, - осторожно: в тех развалинах как-то паренька кирпичом убило". Примечательно, что никто из сельчан не называет искомый нами объект типографией, в ходу лишь слово "замок". А вот и он. Правда, от него осталось совсем немногое. Теперь уже даже и не определишь, к какому стилю принадлежал дворец. По сути, дворец снова стал типографией: сохранились лишь подвалы да первый этаж без крыши. Издалека его можно принять за какую-нибудь заброшенную колхозную постройку: квадратное здание с частыми широкими окнами. Все позарастало кустами, стены по самые окна засыпались землей, а внутри развалин зияют ямы и провалы. Осторожно спускаемся в подземелья. Тут все выглядит еще древней и таинственней, чем снаружи. Кирпичные своды сплошь зеленые от сырости; деревянные рамы и перекрытия прогнили; корни растений, что сверху, пробили толщу кирпичей и свешиваются длиннющими макаронинами. Говорят, зимой здесь вырастают такие длинные сосульки, что напоминают пещерные сталактиты. Из утвари ни здесь, ни наверху нет ровным счетом ничего. Кирпичей на земле валяется предостаточно, но в большинстве своем это не отвалившиеся с потолка камни, а остатки стен, сброшенные в подвал. Похоже, вероятность того, что нас зашибет обломком, невелика, но все же долго тут на задерживаемся и выбираемся на поверхность. Обходим еще раз типографию, давшую жизнь знаменитой книге, и отправляемся за несколько сот метров к капличке. Она, построенная на рубеже 19 и 20 столетий, стоит под раскидистым деревом. Как правило, такие каплицы-часовни сооружают либо возле церкви/костела, либо у кладбища. А тут - ничего, лишь голое поле да вот это одинокое дерево.
Возвращаемся в деревню и осматриваем костел Девы Марии. Его ограда выполнена из крупного бутового камня с включением маленьких камушков, а в кирпичные башенки ворот вмурованы камни, образующие кресты. Деревянный костел был построен между 1775-ым и 1790-ым годами на месте костела 1650-го года на средства подкомория Игната Важинского; в 1841-ом и 1874-ом годах его ремонтировали и подстраивали. Костел сработан в традициях беларусского деревянного сакрально-монументального зодчества и представляет собой сруб под высокой двускатной крышей. Апсида - простая в форме, трехгранная; стены лишены декора и прорезаны прямоугольными окнами. Две пристройки (прируба) по сторонам придают всему зданию форму креста, на крыше каждого из его концов купольные башенки с крестами. Внутри храма бросается в глаза обилие зеркал и орнаментально-сюжетная разрисовка - гирлянды, лилии, ленточки с литургическими символами, переплетение золотых колосьев и сине-зеленых гроздей винограда, изображения архангелов и скульптуры ангелов и атлантов. Три резных деревянных алтаря выполнены в стиле барокко и разукрашены под мрамор; главный алтарь выделяется иконой "Троица новозаветная". Рядом с костелом "врезана" в ограду двухъярусная колокольня. Она квадратная и тоже деревянная; имеется вход как с улицы, так и со двора, с территории костельного скверика. Около костела к нам пристают несколько деревенских подростков. Сначала они задираются и бросаются камушками, но потом, заметив, что мы не реагируем, начинают набиваться в экскурсоводы: "А посмотрите, какой у нас костел. А вон бачыце, наши кони пасутся. А капличку вы уже видели? А хотите, мы вас во дворец отведем?". Мы отвечаем, что все уже посмотрели, что нам все понравилось и что обязательно приедем еще. Ребята удивлены тем, что к ним явились из самой столицы, и долго еще идут с нами по улице, провожая до нужного нам тракта. А одна из старейших сохранившихся в стране типографий остается позади, глядя своими печальными окнами-глазницами на пустынную дорогу и капличку под одиноким деревом.
Старая трасса на Вильнюс уже давно не шумит машинами интуристов: в нескольких километрах севернее проложена новая магистраль, которая идет мимо городов деревень и этим самым ускоряет путь проезжим. А по старой дороге теперь ездят из деревни в деревню (раньше ведь все тракты строили так, чтобы они соединяли населенные пункты) да изредка в райцентр. Ошмянские пригородные автобусы тоже пользуются ею: главная задача такого "недальнобойного" общественного транспорта - развести пассажиров по деревням и селам, а не высаживать их на поворотах. Тут же нередко можно встретить гужевые повозки, стадо коров и череду гусей, степенно переходящих улицу. Прямо на асфальте резвятся дети, забавляются с собакой и пускают в луже кораблики. Наш путь лежит в деревню Мурованая Ошмянка - поэтому мы наблюдаем все эти дорожные картины, пока идем пешком с еврокоридора Е28. В десяти километрах от деревни находится еще один объект с таким же названием - это погранпереход. Правда, он уже не работает, и поэтому старая виленская трасса заканчивается двухметровым забором с неразборчивой надписью "Белорусская..." Именно здесь был задержан журналист Павел Шеремет - его обвинили в нарушении госграницы, хоть в ходе следствия и выяснилось, что "прощальный" пограничный щит Литовской Республики находится на нашей территории. Впрочем, нам нужен совсем не погранпереход, а сама деревня.
Название деревни непростое - Мурованая Ошмянка. Что это означает? То, что в местечке были каменные дома, а в соседней Ошмяне - нет? Топонимический словарь на этот счет молчит. Но мы неспроста идем в эту деревню: нами движет желание посмотреть старинную усадьбу Криштофа Николая Дорогостайского.
Родоначальником рода Дорогостайских был Монивид, живший в начале 15 века. Его дети занимали высокие должности в государстве. Отец Криштофа - Николай - участвовал во всех войнах Стефана Батория и отличался храбростью и мужеством. В 1577 году он вместе с восемью десятками конников возле собственного имения Дорогостаи догнал отряд татар, которые возвращались с набегов с богатой добычей. Отряд разгромили, похищенное вернули. Через два года военачальник Дорогостайский руководил осадой двух захваченных московской державой крепостей на Полоцкой земле - Суши и Нещерды. Еще через год он вместе с полоцкими рыцарями одержал блистательную победу под Невелем. Кроме того, что Николай был отличным полководцем, он прославился еще и как культурный деятель. Он участвовал в корректуре и обработке второго Статута ВКЛ, продвигал книгопечатанье; в Мурованой Ошмянке построил протестантский храм и заложил типографию. Эти объекты вместе со всей деревней получил в наследство его сын Криштоф - самый титулованный отпрыск рода Дорогостайских. Староста Волковысский, Шерешевский и Лепельский, стольник литовский, подчаший литовский, маршалок надворный и, наконец, великий литовский маршалок, - вот список его почетных должностей. Кроме того, он заслужил звания старосты динамундского, барона Священной Римской империи и почетного гражданина Венеции. Высшее образование получал в Страсбурге, в гимназии Яна Штурма (там начал писать стихи на латинском и греческом языках); продолжил обучение в Фрибурго-Бризговской академии. Титул барона получил в шестнадцать лет за мужество во время военных действий в Нидерландах в составе армии Римской империи. В войсках Стефана Батория командовал собственной хоругвью, защищал Инфлянты от шведов; активно занимался посольской деятельностью; потихоньку изучал астрологию и алхимию.
Во время продолжительных путешествий по Италии он много времени провел в Неаполитанской школе верховой езды, где ему давали уроки мастера конного дела П.Феррари, К.Корте, П.Караччьола. Именно тогда у Дорогостайского и появился замысел систематизировать знания о лошадях и изложить их доступно, в виде книжки. По всей Европе подобные книги выходили регулярно и на разных языках, вот Криштоф и решил написать аналог для соотечественников. Правда, замысел этот удалось осуществить не скоро: государственная деятельность, войны и восстановление после них отнимали много времени, и только к началу 17 столетия ему удалось завершить свой труд. Книжка получила название "Гиппика, или наука о лошадях" (в первом официальном издании на старопольском - "Hippika o koniaсh"); в широком же смысле слова "гиппика" - это универсальное международное название изданий по коневодству. Для наработки практического материала Криштоф содержал специальный экспериментальный (образцово-показательный) табун, который всесторонне изучал и даже сам лечил и оперировал лошадей. Несмотря на то, что книга по существу своему - научная, написана она свободным стилем, что позволяет также считать ее и памятником литературы. Автор был высокообразованным человеком, но знати того времени свойственны были заблуждения и предрассудки, отчасти подогреваемые увлечением запрещенными науками вроде хиромантии и алхимии. Поэтому в тексте книги подчас можно встретить такие рекомендации, как принять порошок философского камня или подвесить коню на шею высушенного жаворонка. Но во всем остальном книга безупречна. Она состоит из четырех частей, посвященных правилам коневодства, болезням лошадей, выездке и так далее. "Гиппика" - не только энциклопедия о лошадях. Это еще и описание быта шляхты, разъяснение обычаев и порядков страны. В Речи Посполитой конница была главнейшим элементом армии, поэтому неудивительно, что скакун для шляхтича был так же дорог, как собственная жизнь. "Коня, который хорошо себя показал в бою, надо содержать и холить, как заслуженного солдата, до самой смерти", - советуется конным воинам. В нужных местах автор использовал цитаты из Вергилия собственного перевода, а при подготовке книги к изданию сам рисовал эскизы гравюр. В качестве иллюстратора был привлечен известный гравер Томаш Маковский - придворный художник Радзивиллов. Первое официальное издание "Гиппики" вышло в Кракове в типографии Анджея Петрковчика в 1603 году. Однако есть не лишенная оснований мысль, что небольшой пробный тираж мог быть напечатан в собственной типографии в Мурованой Ошмянке. Исследователь Яков Порецкий приводит цитаты из писем Дорогостайского к Радзивиллу Сиротке, в которых автор книги пишет, что отечественное издание - качественнее Краковского. Однако и то, официальное издание 1603 года, оказалось очень хорошим и популярным, несмотря на большую стоимость фолианта. К 1861 году книга выдержала пять переизданий (в Национальной библиотеке Беларуси хранится экземпляр 1647 года и микрофильм издания 1603-го). В скором времени ожидается появление "Гиппики" на беларусском языке. Этим занялась Светлана Ищенко; а все началось с того, что она решила узнать, кто такие дрыкганты - описанные Короткевичем в "Дикой охоте короля Стаха" скакуны. Поиски привели ее к книге Дорогостайского, которую она начала внимательно изучать, а затем задумала и перевести для массового читателя.
В той же "националке" хранится книга ошмянского проповедника кальвинизма В.Солинариуса - "Цензура". В выходных данных значится: "Друковано в Ошмяне, 1615". Косвенные свидетельства позволяют утверждать, что в Муровано-Ошмянской типографии было издано еще несколько книг. Криштоф Дорогостайский оставил после себя не только "Гиппику". В заграничных архивах были обнаружены сборник его стихов (издан после получения степени доктора медицины), эпитафия на смерть отца, письма к коронованным особам и два наставления для неверной жены Софьи Радзивилл: "Порядок" (1608) и "Распоряжение" (1611). В 1615 году Криштоф скончался, и его тело перевезли из Вроцлава в Мурованую Ошмянку. Старожилы утверждали, что какая-то католическая семья ухаживала за его могилой еще после Второй мировой (причем делала это тайно, по ночам); сейчас место погребения утрачено. Род Дорогостайских прекратился на его внучке - Софье Владиславовне. Имение перешло сначала к Сапегам, потом к Важинским. Кальвинистский храм исчез, а типографию в середине 19 столетия переделали во дворец - пристроили второй этаж в стиле классицизма.
И вот мы подошли к большой деревне. Попечитель учебных заведений Дорогостайский обрадовался бы, узнав, что сегодня в Мурованой Ошмянке двухэтажная "мураваная" школа. За школой - главный деревенский перекресток. Тут мы справляемся у местных жителей, и они отправляют нас по старой дороге - ошмянскому тракту, нанесенному еще на военные трехверстки 1861-го года. "Только, - предупреждают они нас, - осторожно: в тех развалинах как-то паренька кирпичом убило". Примечательно, что никто из сельчан не называет искомый нами объект типографией, в ходу лишь слово "замок". А вот и он. Правда, от него осталось совсем немногое. Теперь уже даже и не определишь, к какому стилю принадлежал дворец. По сути, дворец снова стал типографией: сохранились лишь подвалы да первый этаж без крыши. Издалека его можно принять за какую-нибудь заброшенную колхозную постройку: квадратное здание с частыми широкими окнами. Все позарастало кустами, стены по самые окна засыпались землей, а внутри развалин зияют ямы и провалы. Осторожно спускаемся в подземелья. Тут все выглядит еще древней и таинственней, чем снаружи. Кирпичные своды сплошь зеленые от сырости; деревянные рамы и перекрытия прогнили; корни растений, что сверху, пробили толщу кирпичей и свешиваются длиннющими макаронинами. Говорят, зимой здесь вырастают такие длинные сосульки, что напоминают пещерные сталактиты. Из утвари ни здесь, ни наверху нет ровным счетом ничего. Кирпичей на земле валяется предостаточно, но в большинстве своем это не отвалившиеся с потолка камни, а остатки стен, сброшенные в подвал. Похоже, вероятность того, что нас зашибет обломком, невелика, но все же долго тут на задерживаемся и выбираемся на поверхность. Обходим еще раз типографию, давшую жизнь знаменитой книге, и отправляемся за несколько сот метров к капличке. Она, построенная на рубеже 19 и 20 столетий, стоит под раскидистым деревом. Как правило, такие каплицы-часовни сооружают либо возле церкви/костела, либо у кладбища. А тут - ничего, лишь голое поле да вот это одинокое дерево.
Возвращаемся в деревню и осматриваем костел Девы Марии. Его ограда выполнена из крупного бутового камня с включением маленьких камушков, а в кирпичные башенки ворот вмурованы камни, образующие кресты. Деревянный костел был построен между 1775-ым и 1790-ым годами на месте костела 1650-го года на средства подкомория Игната Важинского; в 1841-ом и 1874-ом годах его ремонтировали и подстраивали. Костел сработан в традициях беларусского деревянного сакрально-монументального зодчества и представляет собой сруб под высокой двускатной крышей. Апсида - простая в форме, трехгранная; стены лишены декора и прорезаны прямоугольными окнами. Две пристройки (прируба) по сторонам придают всему зданию форму креста, на крыше каждого из его концов купольные башенки с крестами. Внутри храма бросается в глаза обилие зеркал и орнаментально-сюжетная разрисовка - гирлянды, лилии, ленточки с литургическими символами, переплетение золотых колосьев и сине-зеленых гроздей винограда, изображения архангелов и скульптуры ангелов и атлантов. Три резных деревянных алтаря выполнены в стиле барокко и разукрашены под мрамор; главный алтарь выделяется иконой "Троица новозаветная". Рядом с костелом "врезана" в ограду двухъярусная колокольня. Она квадратная и тоже деревянная; имеется вход как с улицы, так и со двора, с территории костельного скверика. Около костела к нам пристают несколько деревенских подростков. Сначала они задираются и бросаются камушками, но потом, заметив, что мы не реагируем, начинают набиваться в экскурсоводы: "А посмотрите, какой у нас костел. А вон бачыце, наши кони пасутся. А капличку вы уже видели? А хотите, мы вас во дворец отведем?". Мы отвечаем, что все уже посмотрели, что нам все понравилось и что обязательно приедем еще. Ребята удивлены тем, что к ним явились из самой столицы, и долго еще идут с нами по улице, провожая до нужного нам тракта. А одна из старейших сохранившихся в стране типографий остается позади, глядя своими печальными окнами-глазницами на пустынную дорогу и капличку под одиноким деревом.