Руслан Маликов в Ростове
Интервью для журнала "Кто главный"
Театр - это пространство, где осмысливают современность.
25 апреля в театре «18+» премьера - спектакль по пьесе Сергея Медведева «Жаба», режиссер - Руслан Маликов. Накануне этого знаменательного события «Главный» вместе с Русланом вспомнил основные этапы его творческого пути.
- Я знаю, что прежде чем заняться театром, вы окончили техникум в городе Тула.
- Я родился в Санкт-Петербурге, потом у меня появилась сестра, родителям надо было как-то выживать - отец закончил в Питере художественное училище - и они уехали в Тулу, к родителям отца. Там оканчивал школу, техникум, получил диплом электронщика. Там же понял, что гуманитарная отрасль мне ближе - последние два года учебы я провел в художественной самодеятельности. После техникума решил поступать в Тульский политехнический институт, три раза проваливал математику, причем экзамены сдавал по ниспадающей - сначала из десяти заданий решил семь, потом - пять, затем - три. Потом уехал в столицу, поступил в Московский экстерный гуманитарный университет, на юридический факультет. Когда начался год специализации, я снова понял, что, наверное, юриспруденция - не мое, и начал поступать в разные творческие вузы. Поступил во ВГИК, но там как-то актерский курс Джигарханяна развалился. Но а Университет культуры, актерско-режиссерский курс я уже закончил. У нас был нестандартный курс. Мы базировались в культурном центре МГУ, там у нас было свое помещение, и после того, как мы окончили университет, два года просуществовали, как театр. В 2000 году познакомился с Михаилом Угаровым. И с этого момента начался другой этап: современная драматургия, читки, показы, через некоторое время открывшиеся Театр DOC и «Практика».
- Театр DOC и «Практика» - родные?
- Да, они рождались на моих глазах и с моим участием. И в Театре DOC и в «Практике» были мои первые спектакли. В DOC совместно с Угаровым поставили «Войну молдаван за картонную коробку», потом была «Большая жрачка» с Вартановым.
- «Войну молдаван за картонную коробку» называли самым экстремальным спектаклем сезона - 2003.
- Ну, да на тот момент это было новое явление. Не надо было большого труда, чтобы стать известным. Конкуренции не было в этой нише. Спектакль привлекал внимания самим фактом своего существования.
- Спектакль «Большая жрачка» - это вербатим. Как собирали материал?
- Все было записано на диктофон. Мы с Вартановым проработали год в программе «Окна», запускали ее, делали пилотные выпуски. А после того, как она запустилась, еще год работали с диктофонами, тайно, никому ничего не сказав.
- То есть люди ничего не подозревали, от всей души с вами разговаривали?
- Абсолютно. Записывали репетиции с приглашенными подставными актерами, записывали, как проводилась работа с людьми, которые в зале сидели. Всю кухню записали. И собрания, когда редакторы и продюсеры ставили перед нами задачи, тоже записали.
- То сеть, вы сами, как авторы, выдумывали ходы для «Окон». А потом еще фиксировали свое «отражение» в этих «Окнах».
- Да. В спектакле было несколько сцен, где мы расшифровали сами себя - как мы придумываем сюжет для программы «Окна». А потом сами играли себя придумывающих.
- Вы значитесь, как один из сорежиссеров сериала «Школа».
- Мы вместе делали кастинг, работали над концепцией, снимали вместе первые 15 серий. Но это было видение и ракурс Гай-Германики. И мы это понимали, подстравиались под нее. Может быть, ей не хватает техники, опыта, но у нее ухо очень хорошо настроено на правду существования и оно чувствует фальшь, но она добивается атмосферы, требует определенной манеры существования в кадре от актеров. У нее можно поучиться.
- Это ваш первый визит в Ростов, но заочно вы были знакомы, благодаря спектаклю «Сквоты».
- Да, заочно я был знаком с Ростовом, благодаря разным художникам и музыкантам. О группе «Пекин Роу Роу» узнал от Дмитрия Катханов, когда мы с ним начинали работать над «Парикмахершей» в "Практике". А работая над «Сквотами», узнал, что значительная часть художников, в том числе и наиболее ярких, имеют ростовские корни. Складывается ощущение, что Ростов богат на творческие личности. «Сквоты» - это спектакль по идее бывшего ростовчанина Всеволода Лисовского. Он пришел в театр DOC и предложил этот проект. Снял несколько интервью с Тер-Оганьяном, Сигутиным, Кошляковым, Петлюрой. Очень пронзительный был материал. Это 90-е, когда рождался московский акционизм. Молодые люди с горящими глазами совершают революцию, все меняются, открываются дороги, начинают приезжать иностранцы, покупать работы. Они, молодые авангардные художники, наконец, становятся кому-то нужны, кто-то их узнает. Они взрывают постсоветское пространство, сносят мозги. Сегодня это совсем другие люди, и они говорят, что то время ушло, ушел тот драйв, многие зажирели. Это были очень щемящие интервью. Работа над «Сквотами» - была для меня важным погружением. Честное отношение этих художников к жизни на меня как-то тоже инсталлировалось. Параллельно и в жизни у меня происходили переломы. Развелся с женой. Многое переосмыслил.
- Я обратил внимание, что вы часто говорите о контексте. Хотелось бы немного эту тему прояснить.
- Я всегда старался сотрудничать с театрами, для которых важен контекст. В театре DOC есть такой негласный устав, типа «зачем делать что-то, если это что-то можно делать в другом месте?». И это важно. В театре DOC ставятся такие вещи, за которые не возьмется ни один другой театр. В «Практике» тоже так. Для меня это важно. Почему я именно это должен делать именно в этом месте. Для меня театр - это не какой-то законсервированный, герметичный мир, это пространство, где преломляют и осмысливают современную проблематику. Это поле, где, если не решают, то хотя бы формулируют какие-то внутренние современные конфликты, угадывают тенденции. Поэтому контекст важен. Здесь в Ростове я хочу собрать максимально ростовскую команду. Очень хочется, чтобы «Жаба»,которую я здесь ставлю, впитала в себя ростовский воздух, ростовские флюиды…
- Сейчас много говрят о вашей последней работе - спектакле «Кеды» по пьесе Любы Стрижак. Что для вас было важным в этой пьесе?
- Это наиболее адекватный материал на тему современных 26-летних. Кто-то говорит, что пьеса о хипстерах. Для меня нет понятия «хипстеры», мне кажется, этот термин уже уходит из сленга. Просто о современных 26-летних людях. Спектакль получился про московскую тусовку. Есть такой пласт тусующейся молодежи с высоким уровнем комфорта, который достигается легко и для него не надо много денег. Вот эта история Любы Стрижак, мне кажется, написана очень честно. Она почувствовала какие-то характерные детали, присущие этому поколению - они не желают работать, они - индивидуалисты. Эти люди, будучи достаточно умными, свободными, со вкусом, ничего не выдают в мир, боятся принимать решения, боятся формировать пространство вокруг себя. Убрав этих людей, жизнь не поменяется.
- Нынешние 26-летние отличаются от тех, кому 26 лет было в 89-ом.
- Специфика в невероятном информационном потоке. И полное отсутствие каких-то ценностных ориентиров, не за что ухватиться. Если у человека нет внутреннего стержня, нет дела, в котором он заинтересован, сознание разваливается. Огромное количество музыки, видео, статей, мнений из интернета, премьер, семинаров, занятий по йоге, тренингов.
- Вспомнил фразу, сказанную в другую эпоху Гребенщиковым «из моря информации, в котором мы тонем, единственный выход - это саморазрушение». То есть, уже тогда людям казалось, что информации слишком много.
- Да, ее было много, но раньше, чтобы достать информацию, надо было пойти в библиотеку и подойти к полке, достать нужную книгу, может, быть что-то переписать, запомнить. Другие механизмы работали памяти. А сейчас нужно всего пару кнопок нажать. А скоро можно будет из воздуха доставать информацию, просто по запросу. И вот интересно что тогда будет. Долговременная память будет, наверное, отмирать, а вот быстрота мышления и быстрота обработки информации должно развиваться сильнее. В 90-е уровень комфорта был другой. Люди выживали. Сейчас вроде бороться не с чем. И за жизнь бороться не надо. А личность формируется, когда она что-то преодолевает, когда ты стоишь перед выбором. В общем, много противоречий. Мы пытались по возможности не вешать ярлыков, не давать ответов, а сформулировать вопросы.
- В «Жабе» как раз идет речь о приспособлении героя к ситуации.
- Ну, в общем, да... Можно сказать, что у пьесы хороший финал, а потом смотришь и думаешь «и вот это люди называют счастьем». Люди к этим условиям адаптировались и могут получать свой кайф.
Театр - это пространство, где осмысливают современность.
25 апреля в театре «18+» премьера - спектакль по пьесе Сергея Медведева «Жаба», режиссер - Руслан Маликов. Накануне этого знаменательного события «Главный» вместе с Русланом вспомнил основные этапы его творческого пути.
- Я знаю, что прежде чем заняться театром, вы окончили техникум в городе Тула.
- Я родился в Санкт-Петербурге, потом у меня появилась сестра, родителям надо было как-то выживать - отец закончил в Питере художественное училище - и они уехали в Тулу, к родителям отца. Там оканчивал школу, техникум, получил диплом электронщика. Там же понял, что гуманитарная отрасль мне ближе - последние два года учебы я провел в художественной самодеятельности. После техникума решил поступать в Тульский политехнический институт, три раза проваливал математику, причем экзамены сдавал по ниспадающей - сначала из десяти заданий решил семь, потом - пять, затем - три. Потом уехал в столицу, поступил в Московский экстерный гуманитарный университет, на юридический факультет. Когда начался год специализации, я снова понял, что, наверное, юриспруденция - не мое, и начал поступать в разные творческие вузы. Поступил во ВГИК, но там как-то актерский курс Джигарханяна развалился. Но а Университет культуры, актерско-режиссерский курс я уже закончил. У нас был нестандартный курс. Мы базировались в культурном центре МГУ, там у нас было свое помещение, и после того, как мы окончили университет, два года просуществовали, как театр. В 2000 году познакомился с Михаилом Угаровым. И с этого момента начался другой этап: современная драматургия, читки, показы, через некоторое время открывшиеся Театр DOC и «Практика».
- Театр DOC и «Практика» - родные?
- Да, они рождались на моих глазах и с моим участием. И в Театре DOC и в «Практике» были мои первые спектакли. В DOC совместно с Угаровым поставили «Войну молдаван за картонную коробку», потом была «Большая жрачка» с Вартановым.
- «Войну молдаван за картонную коробку» называли самым экстремальным спектаклем сезона - 2003.
- Ну, да на тот момент это было новое явление. Не надо было большого труда, чтобы стать известным. Конкуренции не было в этой нише. Спектакль привлекал внимания самим фактом своего существования.
- Спектакль «Большая жрачка» - это вербатим. Как собирали материал?
- Все было записано на диктофон. Мы с Вартановым проработали год в программе «Окна», запускали ее, делали пилотные выпуски. А после того, как она запустилась, еще год работали с диктофонами, тайно, никому ничего не сказав.
- То есть люди ничего не подозревали, от всей души с вами разговаривали?
- Абсолютно. Записывали репетиции с приглашенными подставными актерами, записывали, как проводилась работа с людьми, которые в зале сидели. Всю кухню записали. И собрания, когда редакторы и продюсеры ставили перед нами задачи, тоже записали.
- То сеть, вы сами, как авторы, выдумывали ходы для «Окон». А потом еще фиксировали свое «отражение» в этих «Окнах».
- Да. В спектакле было несколько сцен, где мы расшифровали сами себя - как мы придумываем сюжет для программы «Окна». А потом сами играли себя придумывающих.
- Вы значитесь, как один из сорежиссеров сериала «Школа».
- Мы вместе делали кастинг, работали над концепцией, снимали вместе первые 15 серий. Но это было видение и ракурс Гай-Германики. И мы это понимали, подстравиались под нее. Может быть, ей не хватает техники, опыта, но у нее ухо очень хорошо настроено на правду существования и оно чувствует фальшь, но она добивается атмосферы, требует определенной манеры существования в кадре от актеров. У нее можно поучиться.
- Это ваш первый визит в Ростов, но заочно вы были знакомы, благодаря спектаклю «Сквоты».
- Да, заочно я был знаком с Ростовом, благодаря разным художникам и музыкантам. О группе «Пекин Роу Роу» узнал от Дмитрия Катханов, когда мы с ним начинали работать над «Парикмахершей» в "Практике". А работая над «Сквотами», узнал, что значительная часть художников, в том числе и наиболее ярких, имеют ростовские корни. Складывается ощущение, что Ростов богат на творческие личности. «Сквоты» - это спектакль по идее бывшего ростовчанина Всеволода Лисовского. Он пришел в театр DOC и предложил этот проект. Снял несколько интервью с Тер-Оганьяном, Сигутиным, Кошляковым, Петлюрой. Очень пронзительный был материал. Это 90-е, когда рождался московский акционизм. Молодые люди с горящими глазами совершают революцию, все меняются, открываются дороги, начинают приезжать иностранцы, покупать работы. Они, молодые авангардные художники, наконец, становятся кому-то нужны, кто-то их узнает. Они взрывают постсоветское пространство, сносят мозги. Сегодня это совсем другие люди, и они говорят, что то время ушло, ушел тот драйв, многие зажирели. Это были очень щемящие интервью. Работа над «Сквотами» - была для меня важным погружением. Честное отношение этих художников к жизни на меня как-то тоже инсталлировалось. Параллельно и в жизни у меня происходили переломы. Развелся с женой. Многое переосмыслил.
- Я обратил внимание, что вы часто говорите о контексте. Хотелось бы немного эту тему прояснить.
- Я всегда старался сотрудничать с театрами, для которых важен контекст. В театре DOC есть такой негласный устав, типа «зачем делать что-то, если это что-то можно делать в другом месте?». И это важно. В театре DOC ставятся такие вещи, за которые не возьмется ни один другой театр. В «Практике» тоже так. Для меня это важно. Почему я именно это должен делать именно в этом месте. Для меня театр - это не какой-то законсервированный, герметичный мир, это пространство, где преломляют и осмысливают современную проблематику. Это поле, где, если не решают, то хотя бы формулируют какие-то внутренние современные конфликты, угадывают тенденции. Поэтому контекст важен. Здесь в Ростове я хочу собрать максимально ростовскую команду. Очень хочется, чтобы «Жаба»,которую я здесь ставлю, впитала в себя ростовский воздух, ростовские флюиды…
- Сейчас много говрят о вашей последней работе - спектакле «Кеды» по пьесе Любы Стрижак. Что для вас было важным в этой пьесе?
- Это наиболее адекватный материал на тему современных 26-летних. Кто-то говорит, что пьеса о хипстерах. Для меня нет понятия «хипстеры», мне кажется, этот термин уже уходит из сленга. Просто о современных 26-летних людях. Спектакль получился про московскую тусовку. Есть такой пласт тусующейся молодежи с высоким уровнем комфорта, который достигается легко и для него не надо много денег. Вот эта история Любы Стрижак, мне кажется, написана очень честно. Она почувствовала какие-то характерные детали, присущие этому поколению - они не желают работать, они - индивидуалисты. Эти люди, будучи достаточно умными, свободными, со вкусом, ничего не выдают в мир, боятся принимать решения, боятся формировать пространство вокруг себя. Убрав этих людей, жизнь не поменяется.
- Нынешние 26-летние отличаются от тех, кому 26 лет было в 89-ом.
- Специфика в невероятном информационном потоке. И полное отсутствие каких-то ценностных ориентиров, не за что ухватиться. Если у человека нет внутреннего стержня, нет дела, в котором он заинтересован, сознание разваливается. Огромное количество музыки, видео, статей, мнений из интернета, премьер, семинаров, занятий по йоге, тренингов.
- Вспомнил фразу, сказанную в другую эпоху Гребенщиковым «из моря информации, в котором мы тонем, единственный выход - это саморазрушение». То есть, уже тогда людям казалось, что информации слишком много.
- Да, ее было много, но раньше, чтобы достать информацию, надо было пойти в библиотеку и подойти к полке, достать нужную книгу, может, быть что-то переписать, запомнить. Другие механизмы работали памяти. А сейчас нужно всего пару кнопок нажать. А скоро можно будет из воздуха доставать информацию, просто по запросу. И вот интересно что тогда будет. Долговременная память будет, наверное, отмирать, а вот быстрота мышления и быстрота обработки информации должно развиваться сильнее. В 90-е уровень комфорта был другой. Люди выживали. Сейчас вроде бороться не с чем. И за жизнь бороться не надо. А личность формируется, когда она что-то преодолевает, когда ты стоишь перед выбором. В общем, много противоречий. Мы пытались по возможности не вешать ярлыков, не давать ответов, а сформулировать вопросы.
- В «Жабе» как раз идет речь о приспособлении героя к ситуации.
- Ну, в общем, да... Можно сказать, что у пьесы хороший финал, а потом смотришь и думаешь «и вот это люди называют счастьем». Люди к этим условиям адаптировались и могут получать свой кайф.