Псих.
Друг спросил:
- А вы не бывали в психушках?
- Что-что? - удивился Старик.
- Где-где? - попытался уточнить я.
- Вы оглохли, дети мои? Я говорю - в психушке.
- А тебе приходилось?
Старик лениво посмотрел в сторону моря, медленно вытащил сигарету из пачки, а потом уставился на приятеля.
- Ну, давайте, воскурим фимиам, а затем тебя послушаем. Ты хочешь нас сегодня удивить.
- Не удивить, а объяснить вам, неразумным, до чего хороша нормальная жизнь с её заботами и хлопотами по сравнению с тем, чего я вам очень даже не желаю.
Наслаждайтесь, пока не съехали с катушек! А съехать - это что два пальца об асфальт…
- Или что минетчице аборт сделать, да? Один раз плюнуть! - ехидно вставился Старик. - Давай уже, не тяни Доку за язык, а то он тебе двадцать своих воспоминаний о жизни сейчас вставит! Рассказывай, что, где и когда. Ты вправду там побывал?
- Было дело.
Но помню, как сейчас…
- Нетушки! Ты давай с начала начни! Как ты загремел? Когда? И почему? - я заинтересованно глянул на приятеля.
- Ладушки, - в тон мне задумчиво начал Друг. - История-то старая. И вы её частично знаете. Частично. Это всё про ту же Риту. Я её вам сто раз рассказывал. Не доводя до тонкой черты. До последствий. То есть, до психушки этой самой.
В общих чертах и двух словах напомню ситуяйцию.
По молодости и глупости, вполне естественной для восемнадцати лет, я влюбился в толстую, но умную девушку, которой я на фиг был не нужен. Она игнорировала меня, играла глазками, подманывала и отталкивала. А я балдел неподецки, как сейчас говорят, краснел, бледнел, не спал и грезил по ночам. То есть, полный джентльменский набор прыщавого и впечатлительного юноши в безинтернетную и, соответственно, практически безпорнографическую пору.
Но запал я на неё серьёзно и надолго. Сказалось прочтение художественной литературы о великой любви и подвигах во имя её же.
Снилась она мне по ночам, а грезить ею я стал вскоре и наяву.
И помаленьку стал задвигаться. Налицо бледная немочь, неадекватные реакции, отсутствие аппетита и прочие признаки задвигентеля.
Она, видя такое дело, стала пугаться и отступать в тень.
А я продолжал в том же духе.
Мужики, я понимал, что дело неладно, но сделать с собой ничего не мог. Она засела в мозгу и в печёнках намертво!
Так продолжалось много-много лет. Я даже успел жениться, родить сынишку, продвинуться по службе, но…
Ложусь спать - она тут как тут! Даже если сплю не один.
Улыбка, голос, движения рук, дивные карие очи - как будто тут, рядышком с койкой!
- Ого! - я прервал рассказчика. - Так и задвинуться можно.
- Что и было реализовано мною в лучшем виде. Сначала видения, потом голоса - всё, как в книжке "Психоаналитик унд психопрактик", если есть такая книжка.
Прошло лет десять в такой ерунде.
Я слёг в конце концов.
Ребятки, мне было всего чуть за тридцать!
А меня уже доставили скорой помощью в больницу, пункция спинно-мозговая, пункция стернальная, пару ведер лекарств в вену и в задницу.
Видят, толку нет.
Да и выпустили на волю.
А мне плохо. И главное, никому не могу рассказать про глубинную причину недуга, про самоедство, про нереализованную любовь…
- Стоп, стоп, Дружище! А чего же ты валандался? Не поговорил с ней? Не попытался трахнуть, чтобы отвязаться от неё?
- В том то и пакость, что не тянуло меня к ней совсем, понимаете? Как увижу её толстый зад да слегка волосатые руки, да ехидный взгляд, так сразу маятник на полшестого останавливается! Неохота! Хучь плачь. И пытался я преодолеть это разными путями, но результат один - не хочу, не могу!
А ночью опять двадцать пять - сны, видения, голос и прочая чертовщина.
А потом попёрли мыслишки похуже.
Сколько можно так маяться? Нет выхода. Сил нет. Верёвка? Под паровоз? Пуля? И так далее.
А днём немного оклемаюсь, и в дрожь бросает! Ну, какой я самоубийца? Анн Каренин, кибенимат…
И тут я понял, что дело швах. Надо что-то делать!
Иначе - кранты.
Повела меня мама-покойница к психотерапевту знакомому, точнее, к психотерапевтке.
Бабушка оказалась старенькой, за восемьдесят. Сидит в кресле, шамкает, очки на носу и челюстями вставными постукивает.
Нихрена себе, думаю.
Но потом смотрю: всё чин-чинарём. Штемпели, визитки, рецепты, лекарства по полочкам.
Опытная бабка, внушающая доверие. К тому же, доцент. Авось, поможет?
И я ей раскололся по-полной!
Всю историю с этой самой Ритой выложил. Не могу, говорю, без неё. А с ней - тем более. Что делать? На верёвку, мол, засматриваюсь. С мыльцем и с табуреткой. Помоги, бабуля! Руки наложу! А неохота. Мозг с сердцем не в ладу, а что делать, не знаю. Сон отшибло напрочь! Сил нет!
Бабуля серьёзная оказалась. По коленкам била молотком, потом приказала следить глазами за молотком, которым водила вверх-вниз, вправо-влево, взад-назад.
Потом говорит:
- Вот тебе рецепт на пилюли, седуксен называется. Как в петлю захочешь - грохни пару штук за день, не только на табуретку лезть не захочешь, а вообще про эту свою любовь забудешь, и спать будешь, как молодой - с вечера до утра, а потом с утра до вечера. И потихоньку дурь-то и выветрится!
- Спасибо, - говорю, - товарищ доцент. Век буду благодарен!
И хрустальную вазочку в руки бабусе передаю.
Это тогда было в моде: врачам хрусталь дарить. Благодарность выразить и признательность за классное лечение.
- Сейчас бы вазочкой не отделался, Дружище! - хохотнул Старик. - Сейчас на лапу берут с центнер таких вазочек. Но неважно, давай дальше. Что дальше было?
- А дальше было веселее. Нажрусь седуксена, как пьяный хожу, и по дому и на работе. Ложусь спать, а моя толстушка в тумане, но появляется регулярно. Каждую ночь. Да ещё лыбится нагло, как трамвай на повороте, как говорили мы, будучи уличной шпаной в розовом детстве. Короче, помогает, но мало.
А забуду схряпать седуксена этого, всё по-новой возвращается: и табуретка, и мыло, ну и верёвка, само собой!
Понял я, что доцентша не очень-то помогла, зря только хрусталю столько из дома перетаскал на её комодик!
Подался я тогда сдаваться в психодиспансер. Потому что понял, что дело принимает тугой оборот, и я могу в запальчивости натворить с собой ерунду. А в здравом, насколько это возможно, уме, допустим, на работе, когда не до любви, понимал я, что всё это - просто наваждение, сон наяву, суета сует и томление духа!
В диспансере попал я к заместительше Главного.
Тоже бабуля, но моложе. Зубы, вроде бы, свои, не чавкает, но зато курит! Как паровоз имени Черепанова. Одну от другой прикуривает! Матка боска! А я к тому времени курить завязал. Здоровье берёг. Ага, для верёвки с табуреткой.
Говорит старушка:
- Если мы тебе откроем дело в нашей конторе, то забудь о продвижении на службе, потому что всё это по закону надобно обнародовать, чтобы ни один псих не пролез в большие начальники, иначе дело - труба! Накроется вся страна одним местом! Нельзя в начальники допускать нездоровые кадры! В психическом плане, разумеется. Я могу, конечно, замять это дело и твою карточку в нашем диспансере прятать вон в тот сейф, чтобы её, кроме нас с тобой, никто не увидел!
Приуныл я, ребята.
Стал вспоминать, какие ещё вазочки в доме остались? А в те времена, если помните, всё было в дефиците! Всё абсолютно! Мясо, молоко, конфеты "Мишка на Севере" и "Белочка", ковры и мебель, одежда и обувь и, само собой, хрусталь и другие изделия, принятые для подношений в обмен на блат!
Времена были тяжёлые, как Райкин по телевизору говорил, тяжёлые времена и мерзопакостные! Ну, кому я это рассказываю, сами не маленькие, знаете!
И стала мне эта начальница выписывать карбонат лития, братцы!
Что это за штука, вы, слава аллаху, не знаете, и это хорошо!
Потому что этот литий помогает и успокаивает, конечно, но разрушает в тебе всю требуху, до того он злобный и ядовитый. Дурь из башки, надо честно признать, выбивает, но почки-печенки с селезёнками постепенно выводит из строя. И вот стал я принимать этот литий. Лет десять пил его, заразу. Поэтому-то не могу я сейчас с вами на грудь принять больше полбанки. Здоровье ослабло. От любви, сами понимаете.
Хорошо хоть, не засунула меня ЗамГлавного в психостационар к Наполеонам и Македонским, и то хлеб!
А отчего, спрашивается, я гробил себя, пил отраву и мучился? Психом патентованным стал. Я вас спрашиваю!
А-а, молчите.
От любви. Хотя, какая это любовь? Психоз один, да и только.
А посему я предлагаю тост именно за любовь!
В хорошем смысле этого слова!
А что такое любовь в хорошем смысле этого слова, нам сейчас расскажет Дока. Он крупный специалист в этом вопросе!
Да, Дока?
Давай, твой выход!