Первая любовь
Если ехать от Нацерета в сторону Хайфы, и завернуть направо в Рамат-Ишай, а потом на развилке свернуть налево, то попадёшь в ресторанчик "Лимузин", где подают замечательного приготовления мясо.
- А всегда ли, Дока, если заворачиваешь налево, попадаешь на приличное мясо? - спросил Друг, тщательно пережёвывая здоровенный кусок телятины, приготовленной именно замечательно, под всякими соусами и подливками.
- Фу, как грубо, - ответил я, не переставая орудовать ножом и вилкой. - Почему ты грязно ругаешься в присутствии самого Старика?
- Ладно, - с набитым ртом откликнулся Старик. - Сегодня я добрый. Пусть грубит. Хотя я бы на его месте рассказал за таким шикарным обедом что-нибудь полезное в сочетании с приятным, а может быть, даже поучительным и где-то с философским уклоном!
- Можешь, Друг? Я ведь знаю, что можешь! Извлеки из анналов…
- Откуда, откуда?
- Ну вот, опять ты пытаешься пошлить… Нет, правда. Давай, двинь нам что-нибудь о чистом и безгрешном. Например, о любви, но без этих твоих заносов и прочих штук, тесезеть… О самой первой твоей любви, к примеру.
- Ладно, - неожиданно быстро сказал Друг. - Подняли бокалы! За первую и абсолютно безгрешную любовь, но с вариациями и уклонами в сторону философических размышлений!
Итак.
Её звали Алей.
А точнее, Алевтиной Алексеевной.
Нам было по четырнадцать-пятнадцать лет, и это был седьмой класс.
И лишь при обращении к ней приходилось звать её уважительно - по имени - отчеству.
Она преподавала русский язык и литературу.
Толстенькая пышечка, полтора метра ростом и под сто, я думаю, кэгэ, она была красавицей.
Так мне казалось.
Даже пышные, мягко говоря, формы, а именно большие арбузные груди, лежащие на толстом животе, и толстенные маленькие руки не обезображивали её.
Главное - это лицо и глаза.
Всё-таки, четырнадцать лет в те стародавние времена, когда ещё не было компьютеров и порно-сайтов в них, были практически чистой и незамутнённой юностью, которую сейчас сложно представить.
Нет, естественно, и тогда этот пубертатный возраст осложнялся и усугублялся половым созреванием с попытками подсмотреть, подглядеть, как оно там, у девочек и женщин, но с Алечкой - совершенно другой случай.
Этот случай называется шарм, обаяние, сочетание великой женственности с материнством и интеллектом.
Что за голос был у неё!
Высокий контральто со звенящими нотами в нужных местах контекста, если так можно выразиться!
Школы в те стародавние времена делились по половому признаку. Да, да.
Наша школа была мужской.
Поэтому нечего удивляться тому, что мы все поголовно были влюблены в учительницу.
Девчонок-то в школе не было. Любовь, так сказать, не рассеивалась на составляющие, а была чётко сконцентрирована на одном предмете - на Алечке.
Класс наш, надо сказать, был далеко не интеллигентского пошиба.
Я бы даже сказал, совсем наоборот.
Пацаны были, в основном, из рабоче-крестьянких семей. Простые, как правда.
Чуть что - в лоб! Или по лбу. Или под зад. Или в ухо.
Правда, один парнишка был из семьи интеллигентов.
Звали его Владик.
Папа то ли прокурор, то ли следователь. А может быть, судья. Не суть важно, как говорится.
Важно то, что Владик был толковым парнишкой. И красавчиком.
Надо отметить, что интерес к девочкам, как таковым, уже был. Он пробудился и воспрял, как водится, во весь рост, как раз к седьмому классу.
Слово "гормоны" мы не учили, а точнее, нам его не преподавали, но мы нутром чувствовали, что они есть! Даже не зная их наименования…
И эти самые гормоны сыграли злую шутку со всем нашим классом и лично с Алевтиной Алексеевной.
Итак.
Умница. Красавица. Наверное, комсомолка. Но не спортсменка, это точно. Судя по фигуре.
А как она преподавала литературу! Мамма мийя!
Она просто завораживала наш слух, читая Лермонтова!
Белеет парус одинокий
В тумане моря голубом…
Голубом…
Ужасная судьба отца и сына
Жить розно, и в разлуке умереть
И жребий чуждого изгнанника иметь
На родине с названьем гражданина…
Гражданина…
Тучки небесные, вечные странники!
Степью лазурною, цепью жемчужною
Мчитесь вы, словно как я же, изгнанники
С милого севера в сторону южную…
Южную…
Кстати, я вам не рассказывал, как отхватил пять баллов именно за это последнее стихотворение? Нет?
Тогда отвлекусь на минутку и расскажу.
Дело было так.
Алечка потрошила наши неокрепшие мозги по поводу причёсок.
- Ну, что это у вас на голове? - красивейшим контральто вопрошала она в перерыве между бабушкой Михалюрьича из Тархан и Печориным со своей Бэлой.
- Ведь самое красивое в человеке - это его лоб! Вам, русским мальчикам, от природы дан лоб красивейшей формы! Высокий, правильной прямоугольной формы. А вы что делаете? Закрываете его нестриженной чёлкой грязных волос!
Как вам не стыдно!
Надо отметить в скобках две вещи.
У самой Алечки лоб был именно такой формы! Высокий и прямоугольный. А русые волосы были красиво зачесаны наверх. И носик у неё правильной формы: ровненький, прямой, без всяких горбинок и провалов. И губки тоже красивые, не губки, а уста! "К поцелуям зовущие", как пелось в одном старинном романсе. А глаза открытые, серо-голубые, ясные и блестящие. И, главное, умные и искрящиеся смехом и энергией, бьющей, как из пистолета.
Я же говорю: красивая женщина. И фигура совсем её не портила. От неё шла и накрывала нас с головой могучая женская, материнская сила!
Может быть, отсюда и всеобщая мальчишеская любовь нас, сорванцов, к ней. Ни одна другая учительница в моей жизни не оказала на меня, да и не только, такого сильного влияния, как эта!
Ото лба она постепенно вернулась к Лермонтову и сказала:
- Вот вы читаете красивые стихи поэта. А вдумываетесь ли вы в то, о чём он пишет, что он хочет сказать своими стихами? Где, в каких словах он прячет свою душу? Или пытается открыть её нам, людям! Вот вам задача. Найдите в стихотворении о тучках небесных одно слово, только одно, которое говорит о безмерной тоске поэта и о любви его к родине! Вдумайтесь в каждое слово стиха и попробуйте найти его!
Ну, конечно, ребята в классе были шустрые и стали один за другим палить все слова подряд, вскидывая правую руку и водя грязными пальцами левой руки по тексту. Гнали наугад.
Алечке это надоело, она сама загорелась, втянулась в игру и пафосно заявила:
- Кто правильно ответит, получит пять баллов!
Я усёк это слово уже давно, но в поднявшемся гвалте не стал торопиться ещё и потому, что в те давние времена был я очень даже скромным и тихим отличником.
Потом вижу, пацаны молотят ерунду, поднял руку и тихо сказал:
- Милого. Милого севера.
Аллочка торжественно поднялась, глазки её заблестели с новой силой, она открыла журнал, поставила оценку и жестом попросила у меня дневник.
Пять! Большим и красивым шрифтом! И расписалась.
Кино закончилось. Всё стало тихо. Все успокоились.
Только Владик фыркнул и прошептал:
- Зато у него лоб не такой, как у нас всех. Да и чёлки нет. Он кудрявый.
И это было верно.
Но вернёмся к повествованию и его главной теме.
Алечка жила недалеко от школы в большом доме. В этом доме жили большие люди. А квартиру получил там её муж-лётчик.
Мы, ребята, приходили туда, в её квартиру, чтобы поиграть с маленьким сыном Алечки, которому было годик-полтора. Придем, полялькаемся с пацанчиком, попьём чайку, да и уходим. Почти семья.
Иногда дома заставали лётчика. Он лежал с нашей любимицей на тахте, поглаживая её руку, и смотрел на нас. Мы всем скопом ревновали её к мужчине и нервничали. Ничего не поделаешь, природа подсказывала, что мы задвинуты на третий план и годимся только для массовки, а на сцене, то есть, на тахте - место только лишь одно, и оно не наше!
Лётчик надменно смотрел с тахты на мелюзгу, то есть, на нас и терпеливо ждал, когда мы, наконец, уберёмся, чтобы ласкать округлости своей жены без свидетелей.
Мы помаленьку сваливали, завистливо глядя на эту практически рембрандтовскую картину.
И в душе каждого из нас теплилась надежда. Вот вырасту, и у меня тоже будет своя Алечка…
- Интересно, интересно, - Старик потянулся за рюмкой. - А где у нас будут уклоны в сторону философических размышлений? Пока что неясно.
- Следите за развитием событий, сэр! Не сразу и кошки рожают. Время должно пройти. Время.
- Я продолжу, с вашего разрешения, господа.
Дока, будь другом, плесни горячительного в этот бокал, а то я и вправду сегодня разговорился, аж во рту пересохло.
- Подростковая романтика, поддерживаемая лирическими убойными Алечкиными примерами из литературы девятнадцатого века, проникала в наши, что там говорить, нежные и ранимые детские души, даже в такие, как у Яшки Никитина и Вовки Будкина.
Они были не то, что хулиганистыми ребятами, а наоборот, примерными учениками.
Яшка волок по математике только так, а Вовка вообще учился хорошо и был хорошим и добрым товарищем.
Вот это доброе и хорошее товарищество и привело наш класс во главе с классным руководителем, которым, сами понимаете, была Алевтина Алексеевна, к катастрофе!
Вообще, частенько бывают в нашей жизни такие моменты, которые при чёткой направленности душевного вектора в положительную сторону гуманности, человеколюбия, дружбы, зиждившихся на школьном воспитании, в частности, на классических образцах из прошлых веков, не учитывают поправки на современность, с её пробелами и провалами, с её нестыковками чёрного с белым и наоборот.
Как в нашем конкретном случае.
Ведь что такое дружба в понимании подростка?
Это готовность отдать жизнь за друга, готовность помочь ему в трудную минуту, в том числе, подсказывать на уроках, подменять листы в дневниках, чтобы мама не расстраивалась, набить морду врагу своего друга или даже отметелить его по полной программе!
А уж если приложиться к рюмочке втихую от родителей, то ваабще! трава не расти: кто тут тянет на моего дружка? Кто, я спрашиваю? На дружбана! Моего!!
Конечно, пробовали крепкие напитки в седьмом классе не все.
Я, например, не пробовал. Потому что дома даже запаха спиртного не было.
А у некоторых был. Запах этот.
Если, к примеру, папа работал токарем или слесарем или даже бухгалтером или инженером.
Тогда, в те незапамятные далёкие времена, практически все мужчины пили. А детишки пубертатного возраста, видя такое дело, начинали пробовать, каково это: хряпнуть по маленькой? Или по большой. Это уж кому как повезёт. Самогон, водка, спирт, денатурат, портвейн, кагор - этого добра в те времена было навалом, пей - не хочу! А если хочешь - тоже пей. Несмотря на возраст. Ну, пожурит мамка, ну, ремешком папка для острастки. Ну, так что? Нельзя вытерпеть, что ли?
Короче.
Яшка и Вовка дружили с Владиком.
Во-первых, он был одет всегда с иголочки. Всегда причёсан. Всегда давал списать домашние задания, если забываешь это сделать. Хороший парень. Друг! За которого пойти в огонь и в воду - всегда готовы! Как пионеры. Хотя все уже были комсомольцами. Согласно возрасту.
Во-вторых.
У Владика была пассия. Девочка жила как раз по соседству с Алевтиной Алексеевной, в том же доме, квартира напротив.
Девочка красивая. Дочка какого-то начальственного бугра, то ли из райисполкома, то ли из горисполкома. Я же говорю, в этом доме только начальство и жило.
А сосед этой девочки и, соответственно, Алечкин, мальчик Витя, нашего примерно возраста, не будь дурак, тоже положил глаз на девочку!
И возник пресловутый треугольник. Практически, Бермудский. Безвыходный такой. Тупиковый.
Девочка, как и положено в её возрасте, то есть, пубертатном, крутила глазами и другими частями тела с Владика на Витю, и наоборот.
Ей такая ситуация нравилась!
Ещё бы! Такие парни! Красавцы. Пушок на щеках. Умоляющие взгляды. И прочее из этого репертуара.
А парни переживали.
Особенно Владик.
Он не привык к таким переделкам. Он вообще надеялся, что с его папой он пройдёт по жизни, смеясь! Ну, если не смеясь, то улыбаясь. Не пачкаясь. Сам не пачкаясь.
И он поделился с Яшей и Вовой мыслями на предмет нейтрализации соперника.
Например, наказать. Или отлупить. Или ещё чего-нибудь. А чего он, в самом деле, к моей девочке лезет? Грязными лапами! Она на меня глаз положила, я на неё, а тут вдруг этот...как его... Витька. Жареная титька. Ату его! Но как? Чтобы отучить засранца. Наказать, чтобы помнил! Собака! Гад!
Яша сказал:
- Мы корефаны? Да? Да. Мы его научим. Правда, Вовка?
Вовка ответил, что правда.
К воскресенью всё было готово.
В классе было втихаря объявлено, что мы идём бить гада. А чего он к нашей девочке лезет? Владикова девочка считалась нашей, потому что дружба - это очень важно в жизни.
Например, Пушкин и этот... как его?... Пущин. Потому что Огарёв и Герцен. А также Онегин и Ленский... Нет, эти вроде не в счёт. Ну, кто там ещё из Литературы? Которую нам Алечка вбила в потроха! А! Орест и Пилат. Кто такие, не помним, но помним, что дружбаны. Ещё кто? Эй, двоечники, кто там ещё? Тьфу, как же мы забыли! Маркс и Энгельс. Ленин-Сталин. Сталин и Мао.
В общем, навалом!
И мы тут с Владиком. А как же!
Ура!
В воскресенье человек пятнадцать одноклассников столпились у забора, окружавшего дом начальства, где жила наша любимица Алечка и её сосед Витька. Этот редиска. Гад и паразит.
Яша попросил всех подождать за забором.
Он сам пойдёт разбираться с врагом нашего друга! Дружбана. Владика! Витька! Поганец! Сука! Да я его! Я щас! Ждите. Я его вытащу из дома!
Видно было, что Яшка поддал. Движения у него были неестественно плавные, глаза, обычно спокойные и тусклые, светились внутренним огнём, как сказала бы Алечка, опираясь на классическую русскую литературу.
Мы и ждали.
Через пять минут, может быть, десять от силы, Яшка, покачиваясь слегка, вышел к нам через калитку и почти спокойно сказал:
- Разбегайтесь, мужики. Я его убил.
И тут мы увидели в его руке нож. Финку. Она была красная.
Кровь!
Эх, как мы дали дёру!
Шпана натуральная.
Через реки, горы и долины, как говорится. Через кусты напролом. По невскопанной грязи, через вскопанный для прокладки труб асфальт.
Быстрее лани. Быстрей чем заяц от орла. Ой. Откуда это? А, Мцыри. Да, да. Алечка красиво рассказывала на уроке. Алечка. А как же она? В её доме. Её соседа. И кто это сделал? Её ученики!
Которым она так много вложила мыслей о дружбе. О преданности. О красивых людях. И о красивых лбах. Об этих лбах, за которыми что? Мозги? Какие такие мозги? Алкоголь. Водяра. Спиртяга.
Кстати, финач достал Яше Вовка, дружбан, дружище. Чтобы наказать врага Владика, дружбана, друга, дружка! И спирт тоже принёс Вова. Для храбрости. Это он сказал на суде. Для храбрости нужен спирт. Или водка. Но спирт лучше. Он прошибает быстрее.
Яше дали восемь лет в детской колонии. Учли возраст. Вовке - всего-то пять лет. За содействие убийству.
Да, да.
Яшка убил.
Ножом в висок. Финка вошла глубоко в мозг.
Потом к нам пришёл другой учитель литературы. И русского языка.
Он говорил сухо. По программе.
Ну, там: Пушкин-шмушкин, Лермонтов-шмермонтов. Стихи знать наизусть! Не знаешь - садись, два. Диктант и изложение - без ошибок. Много ошибок - два! Сочинение "Как я провёл лето" - чтобы всё было правильно, то есть, плавал на речке, читал книжки в библиотеке, помогал маме по хозяйству. Никаких отклонений. Отклонился - два!
Мы не спрашивали, куда девалась Алевтина Алексеевна. Она исчезла. Испарилась. Не попрощавшись.
Кстати, так же таинственно исчез и герой-любовник, то есть, Владик.
Я же говорил, что папа у него был то ли следователь, то ли судья. Исчез Владик вместе с папой-мамой. В другой город исчезли они, вроде бы.
Тучки небесные. Вечные странники.
Цепью лазурною, степью жемчужною…
Ой.
Или наоборот:
Цепью жемчужною, степью лазурною…
Нет. Вроде бы…
Через пять лет я шёл по Красному проспекту. Лёгкой походкой.
Навстречу мужик. С перевязанным лбом. В кепке.
- Яшка! Это ты, что ли?
- Ну, я.
- Что, как, ты где?
- Отсидел пять лет. Выпустили. За хорошее поведение. Я - щипач. Знаешь, что это? Ворую из карманов. Жрать-то надо. Со справкой никуда не берут. А ты где?
- Я студент. Второй курс. Как же это? Ты ведь математик хороший. Может, я смогу чем-то…
- Не надо. Мне ничего не надо. Иди. Увидишь меня издали с перевязанным лбом - не подходи. Я на деле. Всё.
Об Алечке мы не сказали ни слова. Не вспомнили её.
Не до того было.
И вообще обошлись без воспоминаний.
Словно как я же, изгнанники. Да.
С севера.
В сторону южную.
- Надо ли делать выводы, собутыльники мои дорогие?
- Кхе, кхе, - кашлянул Старик. - Выводы выводятся сами. Не каждый умеет их выводить, но мы-то с вами, кхе, кхе…
- Да уж, - подтвердил и я. - Первая твоя любовь, Друг, на этом и увяла, я думаю? Налицо противоречие между теорией и практикой, да? Особенно между художественной литературой и суконной и посконной жизнью, в просторечии называемой житухой. А если точнее, то не противоречие, а полный брох!
- Ты прав, Дока. Потому я и шарахнулся от гуманитарных наук как можно дальше! В сторону техники. И, честно говоря, никогда об этом не пожалел!
А что касаемо первой любви, а особенно к взрослой женщине, то она, как правило, вот так неожиданно и обрывается, как это самое... как серпом по гоголю-моголю.
Ладно, где тут наша крошка-официанточка? Сегодня плачУ я. Как у нас и принято. Прошлый раз ведь ты угощал, Старик?