Писатель - это кто? И зачем? - 3.
предыдущее здесь: https://artur-s.livejournal.com/6330448.html
Из моей книги "Повести, рассказы, истории"
-
- Погоди, погоди, Дед. А дальше было еще круче!
Кто-то послал книжку на русское радио, которое к тому времени уже было создано.
Это был девяносто пятый год.
И вот звонит мне Фредди бен Натан, ведущий передачи, и записывает интервью со мной, а на завтра выпускает эту запись в эфир!
Минут пятнадцать я трепался, отвечая на вопросы и читая стихи.
Очччень приятно, доложу я вам!
Дело в том, что Фредди сообщил мне, что это дело пойдет в эфир на страны бывшего СССР.
Ну, и что думаете, граждане?
Стал получать я звонки из Израиля, а потом и с Украины и России, где Голос Израиля ловили знакомые и родичи.
Потом, еще лет десять в своей передаче Фредди читал стихи из моего сборника.
Я узнавал об этом из звонков друзей и знакомых из Иерусалима, Тель-Авива, Натании и так далее, потому что сам я очень редко слушаю русское радио.
Потом один композитор написал музыку на десяток моих стихотворений и одну из песен мы записали в студии, потом послали на радио аж на два канала, и там ее крутили!
Здорово!
- Да, Дока, ты тяжко болен. Ты, фактически, уже на грани помешательства. О чем говорит твоя филантропия. То есть, ты поглупел на глазах в моих глазах, извини за тавтологию!
- Чего ты на него напустился, Старый? - вступился Друг. - Чего ты попёр на него буром?
- А как же! Он, чудак на букву М, тратит на свои прихоти семейный бюджет, и я, как друг, не могу пройти мимо его преступлений! Свету жалко. Она бы лучше купила себе всякие цацки!
- Это да. Это есть. Бюджет временами горит огнём. Но жена, в отличие от тебя, Старикашка, понимает, что муж попёр в анналы истории и литературы, и не препятствует! - я оправдывался, как мог. - Но надо отдать мне должное, так сказать, в прямом и переносном смысле. Потом, когда пошли еще книжки, я стал пытаться заткнуть прорехи в бюджете!
- Заткнул?
- Да ты что!
Ты же не можешь слупить с читателя, который тебя уважает и в рот тебе смотрит, хотя бы себестоимость книги, изданной на свои бабки малым тиражом не через крутое издательство! Но все же частично они стали оплачивать мне расходы на тиражирование.
- Погоди, а почему бы тебе не попробовать полазить по этим самым издательствам?
- А когда? У меня есть время для этого? Вот сегодня мы треплемся, потому как выходной день! А в рабочее время я могу отвлечься? Или поехать в Россию и мотаться по издательствам, как цуцык или как знакомые мне пейсательницы? Ладно, подожду, когда посмертно признают гением и за бесплатуху напечатают всего меня мильёнными тиражами, а я сверху уже прослежу, чтобы все было по-честному!
- Ага, ага. Давай, давай. В анналах-то хорошо будет! Да, да. Бедная Света. Достался же ей мудило с нижнеготагило.
- Не груби, Дед!
- Ладно, ладно, не обижайся, Дока, я же не по злобе. Ты скажи лучше, а тему эмиграции-репатриации ты обыгрывал? Уж очень несладко было тут в первое время!
- Ха. Еще как обыгрывал! Тогда, во время интервью с русским радио я прочел свои "Карты". Ты ведь помнишь этот стих?
- Да, нет, призабыл малость, напомни!
- Пожалуйста. Кстати, это попало в Альманах.
Ты вглядись в короля и даму -
Это образ и мой и твой:
Ниже пояса - просто драма!
Те же, только вниз головой!
Эмигрант - как игральная карта.
Пополам перерезана жизнь!
Верх - что начиналось от старта,
Низ - оставшиеся миражи.
Наши мысли, мечты - всё с нами,
Но игрива злая судьба:
Здесь одни из нас вверх ногами,
А другим - вообще труба.
Мы живём как бы в двух стандартах,
И в обоих глаза зашорены.
Симметричны, как половинки карты,
Только смотрим в разные стороны!
- Да, злобненько так…
- А ты вспомни, Старый, это написано примерно в 92-м -93-м годах.
Помнишь, как ломались судьбы некоторых из нас?
Как бывший крупный специалист-электронщик работал дворником в больнице Тель-а-Шомер? Как садили нас на рабскую работу за бесплатно? Я же рассказывал вам, как меня в первой моей израильской фирме держали за лоха: без договора, без отчислений, на малых копейках, пока я не взбрыкнул!
- Да, но я не заметил, чтобы ты сильно озлобился.
- Это да. Потому что довольно быстро понял кое-что и, кстати, отразил это в бессмертном стихе, который и продекламировал с пафосом хороший человек Фредди Бен Натан:
Мир иной здесь и люди другие,
Жизнь течет по законам другим.
Даже если гнетет ностальгия,
Понимаю я - здесь не враги!
Просто - там - я друзей оставил,
Место действия - там - моих снов.
На тех окнах закрыл я ставни
И задвинул покрепче засов.
- Слушай, Дока, а дальше что было? - Друг подал голос. - Ты хоть писателем себя ощущаешь?
- А как же! Сразу классиком себя чувствую. Ты в детстве в классики играл? Знаешь, мелом на асфальте рисуем классики…и прыгаем! Да нет, Друг, какой там писатель! В лучшем случае, графоманом себя чувствую. Знаешь, кто такой графоман?
- Догадываюсь, но точного определения не знаю.
- Классическое определение графомании дано в Википедии. Вот, привожу по памяти, которая, как вам известно, у меня прекрасная.
"Графомания - влечение и пристрастие к усиленному и бесплодному писанию, к многословному и пустому, бесполезному сочинительству. Графоманы стремятся опубликовать свои произведения. Так, не имея литературных способностей, они пытаются (иногда успешно) издать свои художественные произведения, а графоманы, не имеющие научных знаний, стремятся опубликовать свои псевдонаучные трактаты. Графоманические тенденции нередки у шизоидов и сутяжных психопатов."
Ман - это от слова мания.
А граф - это от слова "писать".
Так вот получается, что у меня мания писать!
Нравится мне это.
Душа изливается, что ли, и подспудно чувствую облегчение.
Как пописать сходил - легче становится!
Говорит же Жванецкий, что писАть, как и пИсать, надо, когда уже не можешь сдержаться!
Излиться надо.
Правильно злой Старик говорит: болезнь это! Неизлечимая. Так что я - или шизоид, или сутяжный психопат!...
Вот.
Спрашиваешь, что дальше было?
...Потом как-то случайно написал прозой текст из еврейской пост-египетской истории.
В смысле, о выходе из Египта.
Этот текст поместили в один сборник, в другой, потом в Альманах.
Потом в альманахах появились мои стихи из первой и второй книжек. Альманахи, говорят, есть во всех библиотеках Израиля.
Потом стал писать книгу прозы.
Потом в Интернете стал писать рассказики, собрал их в книжку, издал небольшим тиражом.
Потом… потом суп с котом.
Пишу помаленьку. Графоманю. Имею кайф от этого.
Но всё равно всё это - вторично.
Мне нравится моя научно-инженерная работа.
Та, в которой я профессионал.
Та, которая сделала меня человеком. Независимым и более-менее обеспеченным. Независимым и от редакторов, и от читателей, и от писателей с их Союзами. И это для меня первично!
Кстати, уже поздно, и под занавес расскажу я вам, ребята, как я чуть не стал членом Союза Писателей Израиля.
Это интересно и поучительно.
Дело было так.
Прочитал мою первую книжку некий профессиональный писатель, член Союза Писателей Латвии, член СП СССР и член СП Израиля. Старый такой дед, добряк и умница.
- Я напишу Вам рекомендацию в Союз Писателей Израиля.
Я так и сел, где стоял.
А он продолжает.
- Но нужно две рекомендации от членов СП. Пошлите книгу по вот этому адресу и попросите рекомендацию!
И дает адрес.
Я посылаю.
Через месяц получаю вторую рекомендацию и звоню в СП.
Секретарь этого СП и говорит:
- Посылайте две рекомендации и два экземпляра книжки по такому-то адресу.
Я посылаю.
И жду. Месяц жду. Два жду.
Через три месяца звоню: Как дела?
Он отвечает:
- Члены СП изучают книгу, обсуждают.
Ладно. Пусть, думаю, обсуждают.
Потом еще пара месяцем минула.
Опять звоню.
- А где мой членский билет, мол, в Союзе Писателей?
- Кхе, -- отвечает секретарь, - кхе, кхе. Молодой человек! Я прочел на обложке, что Вы работаете в Израиле по специальности. Это так?
- Так.
- Зарабатываете нормально?
- Можно и так сказать.
- Так зачем Вам этот Союз Писателей? Вы знаете, что это такое? Это фактически профсоюз для старых писателей, которые не могут освоить иврита и продолжают писать на русском языке, зарабатывая в газетах гроши. Они все полуголодные. Они ведь больше ничего не умеют делать. Они не могут приспособиться. Они несчастные. И вот Союз Писателей таким старикам помогает по мере сил. Вы хотите забрать часть этих грошей у стариков?
- Ни в коем случае! Ни божемой!
- Ну. А тогда зачем вам этот Союз?
- Вас понял. Благодарю за разъяснение. Всего хорошего. Отбой.
Вот так и не стал я израильским пейсателем.
А стал писать всякую муть в Интернете.
В Живом Журнале.
Вы, Друг и Старик, как честные и благородные люди, не слышали, конечно, о таком феномене на букву фе.
Ну, и не надо!
Живите спокойно. Работайте.
Кушайте водку и Киндзмараули.
А я пойду домой.
К жене. И к этому чёртовому ЖЖ, будь он вечно жив и здоров!
А себя я давно и не без оснований называю графоманом, в отличие от прыткой молодежи, бьющей себя в грудь копытом и подчеркивающей свою принадлежность к властителям дум - писателям. Эх, молодежь, молодежь… Новое шустрое поколение.… Куда уж нам, графоманам…
- Постой, постой, Дока. Один вопрос под занавес. Ты к чему это привязал своё объяснение по поводу писательства и графоманства к больнице, к болячкам и, главное, к разводу и ко второй жене? Какая связь между этими бытовыми событиями с твоей частной жизнью и высокими понятиями "литература", "графомания", "анналы истории" и "помойка истории"? Ты ничего не перепутал, приятель?
- Отнюдь, - как говорит внук автора "Тимура с его командой", шевеля толстыми губами, - отнюдь!
В том-то и суть, что всё это намертво завязано!
Первая жена, в общем-то, хороший человек была, но сухарь и себялюбивая до чрезвычайности, ей до меня и даже до сына было до фонаря, неохота было ей отвлекаться от своей красоты, тряпок и других столь же важных моментов!
Вот так, полегоньку, и загремел я с такой жинкой в болячки, да по больницам, одна из которых впоследствии и довела меня до стихо-графо-мании.
А Света… - это совсем другое.
Я на неё, мужички, молюсь, как вы давно и правильно заметили!
И, если вы обратили внимание, в обоих стихотворных сборниках и в двух прозаических многостраничных опусах я всё время пишу о ней. И ничего тут не поделаешь - такова любовь!
Так что, всё на свете, как выяснилось, всё абсолютно, на них, на женщинах зиждится, мать честная!
И никуда от этого не отвертеться!
Так что, писатель ты или графоман - это мелочи жизни.
Главное, чтобы жена была хорошая!
Вот за это я и предлагаю последний тост, на посошок!
За них, за наших любимых женщин!
Будем здоровы!
Из моей книги "Повести, рассказы, истории"
-
- Погоди, погоди, Дед. А дальше было еще круче!
Кто-то послал книжку на русское радио, которое к тому времени уже было создано.
Это был девяносто пятый год.
И вот звонит мне Фредди бен Натан, ведущий передачи, и записывает интервью со мной, а на завтра выпускает эту запись в эфир!
Минут пятнадцать я трепался, отвечая на вопросы и читая стихи.
Очччень приятно, доложу я вам!
Дело в том, что Фредди сообщил мне, что это дело пойдет в эфир на страны бывшего СССР.
Ну, и что думаете, граждане?
Стал получать я звонки из Израиля, а потом и с Украины и России, где Голос Израиля ловили знакомые и родичи.
Потом, еще лет десять в своей передаче Фредди читал стихи из моего сборника.
Я узнавал об этом из звонков друзей и знакомых из Иерусалима, Тель-Авива, Натании и так далее, потому что сам я очень редко слушаю русское радио.
Потом один композитор написал музыку на десяток моих стихотворений и одну из песен мы записали в студии, потом послали на радио аж на два канала, и там ее крутили!
Здорово!
- Да, Дока, ты тяжко болен. Ты, фактически, уже на грани помешательства. О чем говорит твоя филантропия. То есть, ты поглупел на глазах в моих глазах, извини за тавтологию!
- Чего ты на него напустился, Старый? - вступился Друг. - Чего ты попёр на него буром?
- А как же! Он, чудак на букву М, тратит на свои прихоти семейный бюджет, и я, как друг, не могу пройти мимо его преступлений! Свету жалко. Она бы лучше купила себе всякие цацки!
- Это да. Это есть. Бюджет временами горит огнём. Но жена, в отличие от тебя, Старикашка, понимает, что муж попёр в анналы истории и литературы, и не препятствует! - я оправдывался, как мог. - Но надо отдать мне должное, так сказать, в прямом и переносном смысле. Потом, когда пошли еще книжки, я стал пытаться заткнуть прорехи в бюджете!
- Заткнул?
- Да ты что!
Ты же не можешь слупить с читателя, который тебя уважает и в рот тебе смотрит, хотя бы себестоимость книги, изданной на свои бабки малым тиражом не через крутое издательство! Но все же частично они стали оплачивать мне расходы на тиражирование.
- Погоди, а почему бы тебе не попробовать полазить по этим самым издательствам?
- А когда? У меня есть время для этого? Вот сегодня мы треплемся, потому как выходной день! А в рабочее время я могу отвлечься? Или поехать в Россию и мотаться по издательствам, как цуцык или как знакомые мне пейсательницы? Ладно, подожду, когда посмертно признают гением и за бесплатуху напечатают всего меня мильёнными тиражами, а я сверху уже прослежу, чтобы все было по-честному!
- Ага, ага. Давай, давай. В анналах-то хорошо будет! Да, да. Бедная Света. Достался же ей мудило с нижнеготагило.
- Не груби, Дед!
- Ладно, ладно, не обижайся, Дока, я же не по злобе. Ты скажи лучше, а тему эмиграции-репатриации ты обыгрывал? Уж очень несладко было тут в первое время!
- Ха. Еще как обыгрывал! Тогда, во время интервью с русским радио я прочел свои "Карты". Ты ведь помнишь этот стих?
- Да, нет, призабыл малость, напомни!
- Пожалуйста. Кстати, это попало в Альманах.
Ты вглядись в короля и даму -
Это образ и мой и твой:
Ниже пояса - просто драма!
Те же, только вниз головой!
Эмигрант - как игральная карта.
Пополам перерезана жизнь!
Верх - что начиналось от старта,
Низ - оставшиеся миражи.
Наши мысли, мечты - всё с нами,
Но игрива злая судьба:
Здесь одни из нас вверх ногами,
А другим - вообще труба.
Мы живём как бы в двух стандартах,
И в обоих глаза зашорены.
Симметричны, как половинки карты,
Только смотрим в разные стороны!
- Да, злобненько так…
- А ты вспомни, Старый, это написано примерно в 92-м -93-м годах.
Помнишь, как ломались судьбы некоторых из нас?
Как бывший крупный специалист-электронщик работал дворником в больнице Тель-а-Шомер? Как садили нас на рабскую работу за бесплатно? Я же рассказывал вам, как меня в первой моей израильской фирме держали за лоха: без договора, без отчислений, на малых копейках, пока я не взбрыкнул!
- Да, но я не заметил, чтобы ты сильно озлобился.
- Это да. Потому что довольно быстро понял кое-что и, кстати, отразил это в бессмертном стихе, который и продекламировал с пафосом хороший человек Фредди Бен Натан:
Мир иной здесь и люди другие,
Жизнь течет по законам другим.
Даже если гнетет ностальгия,
Понимаю я - здесь не враги!
Просто - там - я друзей оставил,
Место действия - там - моих снов.
На тех окнах закрыл я ставни
И задвинул покрепче засов.
- Слушай, Дока, а дальше что было? - Друг подал голос. - Ты хоть писателем себя ощущаешь?
- А как же! Сразу классиком себя чувствую. Ты в детстве в классики играл? Знаешь, мелом на асфальте рисуем классики…и прыгаем! Да нет, Друг, какой там писатель! В лучшем случае, графоманом себя чувствую. Знаешь, кто такой графоман?
- Догадываюсь, но точного определения не знаю.
- Классическое определение графомании дано в Википедии. Вот, привожу по памяти, которая, как вам известно, у меня прекрасная.
"Графомания - влечение и пристрастие к усиленному и бесплодному писанию, к многословному и пустому, бесполезному сочинительству. Графоманы стремятся опубликовать свои произведения. Так, не имея литературных способностей, они пытаются (иногда успешно) издать свои художественные произведения, а графоманы, не имеющие научных знаний, стремятся опубликовать свои псевдонаучные трактаты. Графоманические тенденции нередки у шизоидов и сутяжных психопатов."
Ман - это от слова мания.
А граф - это от слова "писать".
Так вот получается, что у меня мания писать!
Нравится мне это.
Душа изливается, что ли, и подспудно чувствую облегчение.
Как пописать сходил - легче становится!
Говорит же Жванецкий, что писАть, как и пИсать, надо, когда уже не можешь сдержаться!
Излиться надо.
Правильно злой Старик говорит: болезнь это! Неизлечимая. Так что я - или шизоид, или сутяжный психопат!...
Вот.
Спрашиваешь, что дальше было?
...Потом как-то случайно написал прозой текст из еврейской пост-египетской истории.
В смысле, о выходе из Египта.
Этот текст поместили в один сборник, в другой, потом в Альманах.
Потом в альманахах появились мои стихи из первой и второй книжек. Альманахи, говорят, есть во всех библиотеках Израиля.
Потом стал писать книгу прозы.
Потом в Интернете стал писать рассказики, собрал их в книжку, издал небольшим тиражом.
Потом… потом суп с котом.
Пишу помаленьку. Графоманю. Имею кайф от этого.
Но всё равно всё это - вторично.
Мне нравится моя научно-инженерная работа.
Та, в которой я профессионал.
Та, которая сделала меня человеком. Независимым и более-менее обеспеченным. Независимым и от редакторов, и от читателей, и от писателей с их Союзами. И это для меня первично!
Кстати, уже поздно, и под занавес расскажу я вам, ребята, как я чуть не стал членом Союза Писателей Израиля.
Это интересно и поучительно.
Дело было так.
Прочитал мою первую книжку некий профессиональный писатель, член Союза Писателей Латвии, член СП СССР и член СП Израиля. Старый такой дед, добряк и умница.
- Я напишу Вам рекомендацию в Союз Писателей Израиля.
Я так и сел, где стоял.
А он продолжает.
- Но нужно две рекомендации от членов СП. Пошлите книгу по вот этому адресу и попросите рекомендацию!
И дает адрес.
Я посылаю.
Через месяц получаю вторую рекомендацию и звоню в СП.
Секретарь этого СП и говорит:
- Посылайте две рекомендации и два экземпляра книжки по такому-то адресу.
Я посылаю.
И жду. Месяц жду. Два жду.
Через три месяца звоню: Как дела?
Он отвечает:
- Члены СП изучают книгу, обсуждают.
Ладно. Пусть, думаю, обсуждают.
Потом еще пара месяцем минула.
Опять звоню.
- А где мой членский билет, мол, в Союзе Писателей?
- Кхе, -- отвечает секретарь, - кхе, кхе. Молодой человек! Я прочел на обложке, что Вы работаете в Израиле по специальности. Это так?
- Так.
- Зарабатываете нормально?
- Можно и так сказать.
- Так зачем Вам этот Союз Писателей? Вы знаете, что это такое? Это фактически профсоюз для старых писателей, которые не могут освоить иврита и продолжают писать на русском языке, зарабатывая в газетах гроши. Они все полуголодные. Они ведь больше ничего не умеют делать. Они не могут приспособиться. Они несчастные. И вот Союз Писателей таким старикам помогает по мере сил. Вы хотите забрать часть этих грошей у стариков?
- Ни в коем случае! Ни божемой!
- Ну. А тогда зачем вам этот Союз?
- Вас понял. Благодарю за разъяснение. Всего хорошего. Отбой.
Вот так и не стал я израильским пейсателем.
А стал писать всякую муть в Интернете.
В Живом Журнале.
Вы, Друг и Старик, как честные и благородные люди, не слышали, конечно, о таком феномене на букву фе.
Ну, и не надо!
Живите спокойно. Работайте.
Кушайте водку и Киндзмараули.
А я пойду домой.
К жене. И к этому чёртовому ЖЖ, будь он вечно жив и здоров!
А себя я давно и не без оснований называю графоманом, в отличие от прыткой молодежи, бьющей себя в грудь копытом и подчеркивающей свою принадлежность к властителям дум - писателям. Эх, молодежь, молодежь… Новое шустрое поколение.… Куда уж нам, графоманам…
- Постой, постой, Дока. Один вопрос под занавес. Ты к чему это привязал своё объяснение по поводу писательства и графоманства к больнице, к болячкам и, главное, к разводу и ко второй жене? Какая связь между этими бытовыми событиями с твоей частной жизнью и высокими понятиями "литература", "графомания", "анналы истории" и "помойка истории"? Ты ничего не перепутал, приятель?
- Отнюдь, - как говорит внук автора "Тимура с его командой", шевеля толстыми губами, - отнюдь!
В том-то и суть, что всё это намертво завязано!
Первая жена, в общем-то, хороший человек была, но сухарь и себялюбивая до чрезвычайности, ей до меня и даже до сына было до фонаря, неохота было ей отвлекаться от своей красоты, тряпок и других столь же важных моментов!
Вот так, полегоньку, и загремел я с такой жинкой в болячки, да по больницам, одна из которых впоследствии и довела меня до стихо-графо-мании.
А Света… - это совсем другое.
Я на неё, мужички, молюсь, как вы давно и правильно заметили!
И, если вы обратили внимание, в обоих стихотворных сборниках и в двух прозаических многостраничных опусах я всё время пишу о ней. И ничего тут не поделаешь - такова любовь!
Так что, всё на свете, как выяснилось, всё абсолютно, на них, на женщинах зиждится, мать честная!
И никуда от этого не отвертеться!
Так что, писатель ты или графоман - это мелочи жизни.
Главное, чтобы жена была хорошая!
Вот за это я и предлагаю последний тост, на посошок!
За них, за наших любимых женщин!
Будем здоровы!