Рассказ с послесловием.
- Вы только что приехали?
- Да. Две недели. Мы олим хадашим. Новые репатрианты. А вы давно тут?
- Десять лет. Первое время мы жили в Тивоне, это рядом с Хайфой. Тогда как раз война началась с Саддамом, сирены, противогазы и прочее. Жутковато было. Но нас выручало то, что вокруг были люди. Совершенно незнакомые стучали в дверь, спрашивали, что надо и приносили и приносили, и приносили… Кто притащит старый вентилятор, кто электроплитку, кто еду. Здорово было. Приятно. Кстати, мы вот тут новый холодильник купили, а старый вон там в углу стоит. Ему лет двадцать, но он пашет, как молодой! Хотите - забирайте. Вам ещё много расходов предстоит…
- Нет. Не надо. Что это я рухлядь буду брать?
- Оп! Хм. Ну, как скажешь. Тогда я его выброшу, что он будет место занимать?
- Хотите, я помогу его выкинуть? Я крепкий, мне тридцать пять. Вам-то, я вижу, больше.
- Ладно. Помогай.
Валера взвалил на спину холодильник, как заправский грузчик, не дал мне даже помочь, и кряхтя, вышел из дому.
Дошёл до оврага.
Это буквально полста метров от крыльца.
Он поставил груз на самый край бездны.
И толкнул.
Грохот снизу раздался через несколько секунд.
Высота приличная! Метров двадцать, а то и двадцать пять.
Там, внизу, была каменистая почва, в беспорядке валялись крупные глыбы и мелкие острые камни, вероятно сползающие с обрыва, и тут и там кучковались заросли каких-то кустов, валялись обрывки бумаг, тряпки и прочая ерунда.
По ночам отсюда доносился вой шакалов, питающихся огрызками да мелкими грызунами.
Холодильник славно вписался в этот неприглядный пейзаж.
Они приехали из Одессы.
Валера с женой, очень толстой, с несуразно жирной фигурой и заплывшим лицом, молодайкой неопределённого возраста, и два пацана.
Старший, лет девяти, вскоре включился в состав криминогенных коллективов молодых русскоязычных израильтян городка, а младший, лет семи, по заданию родителей каждое утро, в районе шести часов, выгуливал двух псов, начинавших настырно гавкать, гоняясь за кошками, и тут же, под окнами соседних домов гадить, отчаянно и шумно скребя каменистую почву крепкими ногами. Одна псина смахивала на полуовчарку - полунепоймёшь что, а вторая была ярко выраженной беспородной дворнягой.
Через какие-то пару месяцев вся тропинка вдоль обрыва была загажена до безобразия.
Пацан отказывался мешать собачьему естественному процессу и на окрики соседей:
- Убери говно за своими тварями! - изумлённо спрашивал:
- Так они же какают, что же я могу сделать?
- Оттащи их подальше от наших окон! - в бешенстве кричали соседи, - или мы их порешим с тобой вместе и с твоими папой и мамой! Или нажалуемся куда следует, и их у тебя отберут!
- Кого отберут? - пугался мальчик, - собак или папу с мамой?
Он был мал, этот мальчишка и плохо разбирался в обстановке.
А обстановка, между тем, накалялась, помимо собачьего дерьма.
Папа, заняв деньги в банке, купил двухэтажный коттедж, за который надо было отдавать ссуду.
И надо было работать, чтобы отдавать, так как деньги были взяты большие, хотя и в рассрочку на двадцать восемь лет. Но работать было неохота.
Там, в Одессе, Валера был токарем, а его жена торговала на Привозе, чем попало. Барахолила, по её словам.
В Израиль Валера потащил всё семейство, пообещав, что там, в Израиле, всё построено на купле-продаже, так что и жена пристроится, и он сам никакими токарными делами заниматься не намерен, а будет крутить деньги, для чего есть у него полуеврейские мозги от мамы, а там, в Израиле, наверняка есть шахер-махер, барахолки и биржа. Так что, не пропадём! - заверил он жену.
С тем и приехали.
Жена вскоре, через общих одесских знакомых, устроилась продавцом в небольшую лавку.
Валера долго искал шахер-махер, но кормить детей надо было, и он временами токарил там и сям, но долго не задерживался на рабочих местах, потому что частенько опаздывал, ленился и не делал план в соответствии с требованиями начальства, то есть, вовремя и без брака.
Жену его тоже гоняли каждые два месяца. Она была неповоротлива, капризна, плаксива и очень ленива.
Кончилось тем, что через несколько лет таких мыканий женщина оказалась сиделкой у девяностолетнего старичка, на два часа каждый день недели, но и при этом плакалась и жаловалась всем подряд, включая старичка, на судьбу, на дурного мужа, на вредных и непослушных детей, на этот дурацкий Израиль с его неправильными законами, жарким климатом и вредными соседями, знакомыми и сотрудниками.
Ничего хорошего не получалось и у Валеры.
Токарные дела практически заглохли, потому что его отовсюду гоняли. Заработать на шармачка не получалось.
Тогда Валера решил подработать на бирже.
Стал крутить деньгу.
Для чего залез в дикие долги.
Играть на бирже надо уметь, а оказалось, что он не умеет.
Это стало большой проблемой, потому что ничего другого он тоже не умел.
Не учился толком.
А потому и не научился. Ничему.
Потому что и токарил он, честно сказать, тоже плохо.
А тут дети.
Двое. Жена.
Правда, одна, но любящая хорошо покушать.
Денег в доме не стало совсем.
Обувь, одежду донашивали до полного износа. Спортивные костюмы - и те пришли в негодность.
Мебелишку брали практически со свалок.
Гордость - дело хорошее, но она должна быть обоснована личными качествами, как то: умом, образованием, жизненным опытом и многими другими качествами, которыми, увы, не каждый гордый человек владеет.
Дела шли под горку.
Выплаты за квартиру кончились. Нечем стало выплачивать.
Даже собак стало трудно кормить. Не говоря о людях…
И вот тут случилось непредвиденное.
Валера пропал.
Исчез.
Жена - в полицию.
Так и так. Мужик пропал. Позавчера и позапозавчера был, а сегодня нет. А уже вечер!
И денег нет. И дети не кормлены. Да и собаки тоже.
Домыслы были разными.
Последнее место работы хозяина - это маленькая арабская мастерская.
Там говорят:
- А мы вообще его давно уже не видели. Думали, нашёл что-то другое.
Был домысел и такой: надоела ему его толстая неповоротливая баба, нашёл себе другую, пофигуристей, да и исчез с ней в неизвестном направлении!
Может быть даже за границу.
Или ушёл к какой-нибудь арабке, друзке, в общем, к мусульманке, потому что он был высок, статен, с бархатистым голосом и чёрными усами, и живёт себе в арабской хамуле припеваючи.
Но эту идею отмели, поскольку мусульманки стараются не путаться с иноверцами, ибо свои могут прирезать обоих.
Или убили его? А что!
В наших краях это запросто.
На националистической почве или ещё чего! За деньги. Нет, какие деньги? Он же гол, как сокол.
- Ну, тогда не знаем, - сказали в полиции. - Мы тут обыскались, везде поискали, да не нашли.
Пропал человек. Исчез.
Время шло.
Месяц за месяцем.
Нету Валеры.
Банк, в связи с невыплатой ссуды, попросил освободить помещение.
То ли жена, то ли вдова забрала детей и ушла на съёмную квартиру.
Старшенькому, которому уже под шестнадцать, пришлось работать на подхвате где попало, да ещё по десять-двенадцать часов.
Младший выгуливал псов.
А тут как раз на одном из заводов околотка пропал старик.
Слегка за семьдесят лет.
И с палочкой. Пошли разговоры. Что да как. И оказалось, что некто из соседей Валеры работал в одной бригаде с зятем старичка.
О, как бывает!
В одной бригаде фактически два таинственных исчезновения людей, причастных к членам этой самой бригады!
Надо же…
Но бывает, как оказалось.
Промелькнул год.
Практически незаметно.
В наших краях такое случается.
Живёшь себе, живёшь, потом - бах! а год прошёл незаметно.
Мимо тебя.
Не коснувшись своим приятным опахалом, как говорится. Всё в трудах, да заботах. Да.
Но не будем отвлекаться.
Искали старичка по заявке дочери и зятя.
А нашли только палочку!
В том самом овраге, куда Валера скинул старый холодильник, подаренный мною, но гордо не принятый, потому как мы такие! Барахлишко не принимаем в подарок!
В общем, деда не нашли, а только его палочку. Клюку, фактически.
А потом один юноша из полицейских вдруг и говорит:
- А что это там, в кусточке, валяется такое странное и бутылки вокруг разбросаны в художественном беспорядке? Не порядок это! Пойду, гляну.
Глянул.
А там кости. Человечьи.
Тлен, как говорится. Вроде, даже обглоданные слегка.
Ну, я же говорил в начале повествования, что под обрывом у нас шакалы водятся.
И иногда, часа в два ночи, как завоют!
Морозно по коже делается…
Думали, что это старик свалился в яр, разбился, да его шакалы и пообглодали.
Но потом взяли пробу на ДНК, и оказалось, что кости, лежащие тут около года, принадлежат человеку сорока четырёх лет от роду.
То есть, Валере.
Так что все эти домыслы, что он ушёл к арабам, уехал за кордон или женился на стройной красавице, лишены всяческого смысла!
Потом только вдова Валерина вспомнила, что, когда его в последний раз таскали в полицию по подозрению в очередном правонарушении, он гордо сказал служителям Фемиды, что, мол, вы больше меня не увидите! Что, вроде, надоели вы мне со своими притязаниями и со своими дурацкими законами и порядками.
Злые вы! Уйду я от вас!
Вроде, так и сказал.
И вот что из этого всего вышло.
Это был сам рассказ.
А вот послесловие.
Полиция у нас мощная. Всем полициям полиция! Техника, лаборатории и прочее супер-пупер-современное.
И недавно знакомый полицейский за рюмкой чаю обобщил всю картину в целом.
Оказывается, Валера, уйдя из дома, чтобы не навлекать свои грехи на семью, утащил из дома матрас, положил его на краю обрыва, да и жил на нём, как отшельник несколько месяцев!
Скрывался он ото всех, питался неизвестно чем, бомж-бомжом, пока его, по всей видимости, то ли змея укусила, то ли шакалы загрызли.
Наука на этот вопрос затруднилась ответить.
Семья жива-здорова, вдова такая же по габаритам, вес не снижает, пацаны при деле: младший в армии, старший работает на заводе, матери помогает.